Болото хоть и плоское, но не гладкое: всюду заросли камыша, и даже хтонический вдох оказался им нипочем. Если мы доберемся до центра — от пуль укроемся. А через котлован за нами противники не полезут. Корня нет.
И если предположить, что дети договорятся с Младшими — а я уверен, что так и будет! У Хтони свое, безумное чувство юмора, своя логика мифа — и такое вполне в ее духе!
Так вот, когда Еж договорится с аномалией, техническая проблема, мешающая покинуть позицию, будет только одна.
Топко!
Но это уже по моей части. Поэтому…
Поэтому, Макар — дыши. Вдох, выдох. Концентрация. И…
Тянусь.
Давлю.
Грязь — узкая полоса от нас к центру — с тихим, каким-то шипящим хлюпаньем, со скрипом… уплотняется. Вода выжимается наверх, булькает, как в котелке. Еще раз. Еще. По болоту расходится полоса чуть более темного ила — там, где я выдавил воду.
— Спускайтесь, — торжественным голосом говорит Еж снизу.
А я говорю:
— Дайсон, можно… можно пройти к насосной. Продеремся… я думаю.
— Желтый! Ты прикрываешь, — распоряжается Дайсон. — Все остальные — по одному — пошли!
Некогда проверять не ошибся ли кто — Еж или господин маг. Надо действовать. В скорости и доверии — наш единственный шанс.
Бойцы соскальзывают вниз, в ил, и сам Дайсон идет одним из последних.
Вот только никто из них, кажется, не понимает, что господин маг… он всё.
Я потратил последние силы, чтобы создать тропу, и откат пришел. Блин, да они меня бросят тут, что ли?
— Шик-блеск. Как-то иначе я себе представляла дорогу из желтого кирпича. Слышь, Гудвин, ты совсем поплыл? Давай, хоть как-то за меня держись… На вот, хлебни из фляжки… У нас тут дубайский аквапарк с горкой! И контактный зоопарк…
Болтая, Соль тащит меня к краю фундамента, страхует, придерживая, — и мы оба съезжаем вниз.
Взваливает мою руку к себе на плечо.
— Кубик, ну-ка! Помоги мне. Дядя Гудвин немножко раскис. Но мы его вытащим. Он — даже со своей вечно похоронной мордой — нам еще пригодится.
…Идем.
Все было удивительным в этом выходе в аномалию, но самое удивительное — наше шествие по тропе.
Воды где-то по колено, а где-то по пояс. Это и хорошо: камыш скрывает от выстрелов.
Меня поддерживает с одной стороны круглое плечо Кубика, с другой — острое плечо Соль. Мотаюсь меж ними как… камыш. Все силы уходят на то, чтобы выдирать ноги из ила.
Идем.
Впереди — Еж, этакий Моисей. Они с подростками продолжают уже даже не петь, а гудеть, ритмично завывать. Примитивный, варварский мотив.
Но работает.
Слева и справа — вал Младших. Слизни сопровождают нас, скользят вдоль маршрута, громоздятся друг на друга — но границ невидимого коридора не нарушают.
В голове точно палкой возят, вороша память, желания, страхи. Образы прошлого и прошлого несостоявшегося, и черт знает чего — чья это память вообще? — сами всплывают перед глазами.
«Сегодня я расскажу вам легенду о Лютиэнь. Кто там за дверью прячется? Заходи и ты».
«Прости. Я не должен был применять власть. Только не к тебе».
«Ведут себя так, чтоб мы верили, нах: взрослые здесь они, и они всегда будут нас защищать. На деле и себя-то защитить не могут, ять».
'Ohgreat,lookwhograceduswithhispresence!Yo,guys,snagaEinsteinoverhere'sgotusallbeat' («Гляньте-ка, кто почтил нас своим присутствием! Парни,даэтотснагаумнеевсехнас,Эйнштейндолбаный»).
«Я сказал, ты дома будешь сидеть! Что"Тимур"? Дома, ска! Сидеть, поняла? Или еще раз получить хочешь?»
«Кто тут воняет, слышь, ты! Псина в мундире! Сюда иди, быстро!»
«У меня завтра экзамен по интегралам».
«Шаг в тень — это необратимо. У тебя будет другая жизнь. — Не слишком-то оно отличается от смерти, как по мне!»
Мотаю головой, гоню все лишнее прочь.
Идти. Держаться.
Снага тащатся за Ежом между горами Младших неровной цепочкой. Безостановочно матерятся; Крот, кажется, перемежая со сталкерскими молитвами.
Наконец — насосная.
Несколько бетонных площадок в зарослях, в центре — труба. Колодец диаметром в добрых полтора метра, или в два. Через него эту площадь и осушали, как я понимаю.
Слизни наконец отстают, выбираемся на бетон.
Становится чуть-чуть лучше. Даже, кажется, сумерки начали отступать.
— Успели! — говорит Крот, глядя на Ежа, как на пророка.
У самого рожа такая радостная, точно его слизень оседлал. Просветлился дед. Ух, навидался я таких… просветленных.
— Что «успели», Крот?
Снага щерится мне в лицо сломанными клыками, блаженно:
— До выдоха мы успели, Макар Ильич. Спас нас этот малой, значится.
— Что-о? До выдоха?
— Ну а то ж! Где вдох, там и выдох, значится. Хтонь-матушка дышит, и надобно с ней заодно дышать. Чужакам, которые то не знают — погибель… нах.
Хватаю сталкера за грудки:
— А ты это раньше не мог сказать?
— Дык я только понял, Макар Ильич! Я понял, а этот малой — почувствовал…
Под нами зарождается нечто. Мощь, давление, дрожь.
Не знаю, как это устроено. Где именно дно котлована проваливается глубже — в портал, который ведет в какой-нибудь улей Младших или черт знает куда. И не хочу знать!
Но оттуда и впрямь начинает тянуть, тащить, нести ил, воду, круглые тела Младших.
Нарастает гул.
— Да здесь будет спокойно где-нибудь или нет? — орет Дайсон.
— Да! — заявляет Еж. — Будет!
— Так точно, командир! — соглашается с Ежом Крот. — Именно здесь и будет! Тута «глаз бури», поняли, снага-хай? Нам ничего не станет! Спаслися! А вот пришлым…
— Твои слова богу в уши, — ворчит Дайсон, — только знаешь что? Давай, ять, пока что без таких заявлений. Примета плохая. Вот когда выберемся…
Противнику действительно не позавидуешь. Многие вражеские бойцы спустились за вал, к котловану — и сейчас на них идет… тоже вал. Из болотной воды, грязи и существ класса Y7 вперемешку. И мне что-то подсказывает, аномалия бедолагам не даст просто так драпануть обратно.
Гляжу на часы, очистив их от болотной грязи. Удивительно, мы здесь всего несколько часов, а кажется… Понятно, что кажется.
Но пока еще есть время выйти, если получится. А если получится, то этот визит в аномалию будет у меня на втором месте среди самых жутких. А впрочем, что это я! Он уже прочно на втором месте. Даже если не выберемся.
И…
— Ложись! — орет Дайсон, роняя Соль.
Партизаны падают, закрывая затылки ладонями, кто куда — под бетонную балку, под кучу щебня, под торчащую шейку колодца. Подростки медлят, я тоже.
Через рев аномалии слышно жужжание — точно шмель летит. Очень жирный шмель.
…Меня валит Еж.
Снаряд разрывается где-то в болоте — всего лишь в десятке метров от края нашей плиты, но… возможно, гораздо глубже, чем дно котлована.
Бетон содрогается.
— Ну ять! — орет Дайсон. — Починили гранатомет, ска! Ну что это за непруха? А?
— Второй раз не смогут шмальнуть, — фаталистично говорит Крот. — Не ори, командир.
— Ять, да неужели?
Из колодца извергается вверх фонтан.
Аномалия стонет.
Десятки и сотни, килограммы и центнеры слизней взлетают вверх — и по дуге падают: в болото, к отвалам и дальше… за периметр. Давление, что я чуял все это время, стравлено. И чувствую это не только я.
Соль, цепляясь за плечо Дайсона, бормочет:
— Видела я прорывы Хтони. Но такого…
А Крот, стащив с головы вязаную шапку с дырками для ушей, радостно улыбается:
— Просралась, матушка…
С симфоническим «чпок» вылетает последний слизень. Медленно утихает гул.
Слышно, что там, на берегу, орут. Истошно.
Дайсон сплевывает:
— Ну что, дадим нашим пиявкам полчаса. Потом пойдем аккуратно.
Крот тоже сплевывает в болото:
— Десяти минут хватит, командир.
…Идем. Под предводительством Ежа — назад по тропе. Потом под предводительством Дайсона — через перешеек за периметр.
Сначала разведка из трех человек, потом основной отряд, потом группа Ежа… и я.
Выживших пришлых — кто пришел сюда с «Панацеей» за тягой — кажется, не осталось. Слизнюки расползлись по болоту и… чем-то занимаются.
Бойцы с огнестрелом иногда жмут на спуск — когда видно, что из-под туши слизня виднеется голова какого-нибудь бедолаги. А иногда и проходят мимо.
— Все, — наконец заявляет Крот. — Выбрались, считай. Теперь если только в засаду влетим… а из Хтони вышли.
— Типун тебе на язык, врот, — бормочет Дайсон.
— А я, командир, ить не суеверный, когда не там.
— Ладно, — говорит Дайсон. — Идем еще час. Потом привал.
Плетусь в нестройной колонне. Партизаны шныряют по кустам, ротируют высланные вперед патрули.
У меня уже нет никаких сил. Отряд Дайсона потерял, кажется, двоих разумных, плюс пара бойцов с переломами. Противник потерял полсотни.
Только стоила ли эта победа… такого? С нами двенадцать подростков, все выжили, однако каждый из них увидел… то, что не должен был видеть никогда в жизни.
Стоила, Макар?
Еж идет впереди: как и Дайсон, пытается руководить патрулями. Чип — рядом с Соль: она, плюнув на разведку, помогает парню беречь руку.
Ко мне пристраивается Кубик.
Перед глазами черные мушки, однако поговорить с парнем — надо.
— Валяй, спрашивай.
Юный снага мнется:
— Я просто думаю, ну… Ведь мы там убитых бросили. Даже не попытались никого вытащить, чтобы нормально похоронить.
— У сталкеров такое правило, Кубик: кто погиб в Хтони — остается там. Одна из самых главных их традиций.
— Это потому, что там особая магия?
— Это потому, что в коллективах эволюционно закрепляются ритуалы, способствующие выживанию коллективов. Понял?
— Не очень.
— Если б живые сталкеры не устаканили правило, что мертвых из Хтони можно не выносить и драпать — живых сталкеров не осталось бы.
— А, — он хмурит брови, передергивает плечами. — Но ведь это… неправильно, что такое вообще на свете есть. Эти слизни… они мне теперь всю жизнь сниться будут! Наверно.