На другой стороне, кажется, намечается сеанс местной магии. Толпа юных снага волочет из палатки еще одного орка — помятого, пожилого и очень несчастного.
— Приказ вождя! — восклицает нетерпеливо парень в кожаной жилетке на голое тело. — Татухи топоров всему отряду Ливера, понял, врот? То-по-ров!
— Ну щаз, нах! — оспаривает другой, в камуфляже разных расцветов и дачной панамке — тоже камуфляжной. — Мы со вчера в очереди! Нам звериные бей, Коляныч! Топоры — фуфло! Не работают!
— Я не могу, пацаны, — стонет Коляныч (судя по всему, это он). — Я не могу стока пить! Мне еще поспать надо…
— Приказ вождя! — заявляют одновременно кожаный и камуфляжный. — Опохмелить тебя и чтоб колол!
— Коляныч, смотри, я пива тебе принес. Давай с топоров начнем, врот?
— Коляныч, давай сразу с беленькой, ять! И волчий клык на руку мне… Как у Кубика!
Поговорить с этим Колянычем, свежеиспеченным «резчиком», которого Еж и компания нашли где-то в поронайском бараке и наколки которого, кажется, выручили нас в аномалии, было бы сверхинтересно. Но некогда. Конвоир ненавязчиво подталкивает меня к центру лагеря.
Здесь — самое здоровенное кострище, на котором стоит половина цистерны, подпертая чем-то похожим на противотанковые ежи. Толстая зеленокожая тетка мешает варево и с вертящимся рядом хлопцем ведет диалог, что добавлять вот эти грибы в кашу — плохая идея, а крапиву — хорошая.
К очередному столбу приколочена здоровенная дверь, на которой потекшей краской выведено: OBYAVLENIYA KAMANDAVANIYA — но никаких объявлений нет.
Сидящие рядом орки и издают какофонию, слышную за версту, потому что не в лад лупят по барабанам, изготовленным черт знает из чего — как минимум один инструмент из ведра, например, — и еще подвывают.
Вспоминаю рассказы Кубика, как эльфийка Токс читала им древние авалонские сказания. Тут, ничего не скажешь, другой коленкор.
Притом в обустройстве лагеря и в поведении орков ощущается… какая-то внутренняя гармония, что ли? Видно, что каждый тут на своем месте и полностью погружен… в то, чем он занимается. Словом «дело» язык не всегда поворачивается назвать. Хотя лагерь большой — снага тут точно несколько сотен.
Когда Еж после шокирующего выступления убрался с площади, задерживать его не стали. Кому нужно побоище в центре города? Просто прямой эфир прервался в тот самый момент, когда пацан добрался до микрофона. Кто-то чего-то снял, но как-то эти ролики не взорвали сеть. А скорее всего, и не попали туда. Ну а толпа людей, гоблинов и кхазадов на площади… они как-то очень быстро отошли от шока. Переключились со сплетен об инциденте на обсуждение самой длинной лавочки и уместности отмечать День Кочки. А там и вечерний салют. Мощные мужики — Рюриковичи, даже пустоцветы.
Ежу тоже хватило ума уйти, а не устраивать в Поронайске погромы. А может, дело было не в мудрости — а лишь в том, что вскоре после инициации почти всегда наступает слабость. Но, так или иначе, он ушел.
С Ежом сразу же утекло за город сотни полторы снага, потому что лавочка — лавочкой, а мощи воздействия свежеиспеченного вождя конкретно на их психику никто не отменял. И потом они продолжали стремиться туда — не все, конечно, но за несколько последующих дней после Дня Кочки мужчин-снага на улицах Поронайска стало заметно меньше.
Потом выяснилось, что к Ежу примкнул Коста, который выполз со своим маленьким отрядом из болот.
Потом я принял решение, что отправлюсь туда с ними поговорить.
И вот… я тут, в лагере. Ощущение воли, дикая радость от крутости, настоящести этой жизни — пьянит, даже я это чувствую. Наше дело правое, мы им всем покажем. Им — это людишкам, жалким гоблинам… Всем! Всем, кто не снага-хай. Мы тут хозяева, мы тут сила!.. И они это еще узнают. Скоро.
…Если даже меня пробирает — что уж говорить о пацанах-снага? Эти ребята словно в сказку попали. В сказание о богатырях. И богатыри — они сами!
Такие сказки в реальности плохо заканчиваются. Только вот объяснить это юным богатырям — нереально.
Но я все же попробую.
Бойцы Косты — я их тут насчитал пару десятков, но это явно не все — чувствуют себя в лагере неуютно, держатся особняком. На лицах орков — восторг, праздничное выражение. Люди — хмурые и сосредоточенные.
Мой провожатый ведет меня к армейской палатке-шестерке, у входа в которую штыками в землю воткнуты два «татарина». Интересно, магазины там пустые или нет? Рядом с палаткой, на открытом месте, сооружение — этакий трон из автомобильных покрышек и автомобильного же кресла, установленного на них. Ну хоть тут не из собачьих черепов, и на том спасибо. А отдельное спасибо, что вождь принимает меня не сидя на троне, а в палатке.
Боец, который меня привел, мнется: заводить без доклада нельзя, оставлять без присмотра — тоже. Да, братец, бардак. Понимаю.
— Да иди уже доложи, — говорю я ему со вздохом, — я тут постою. Ты ж меня знаешь. Хотел бы чего устроить — уже устроил бы. Я же маг, блин!
Боец только качает головой — не положено. Находит другого азиата, оставляет его меня караулить. Сам, расправив плечи, входит в палатку.
Через минуту заводят и меня.
Бардак и тут — потому что заводят посреди совещания. Вернее, в финале этого совещания. Впрочем, мне все было слышно и снаружи.
В палатке стоят друг против друга Еж и Коста. Азиат коротко мне кивает, а Еж, глядя на него в упор, говорит:
— Командир нового ополчения — я. Значит, я это и решаю. Я решил и отдал приказ. Выполняй — или мы каждый сам за себя, нах!
Коста, сжав губы, снова коротко не то кивает, не то кланяется. Разворачивается кругом и выходит.
Еж играет желваками. За спиной у него — глаза в пол — стоит тенью Чип, плечо у парня по-прежнему забинтовано. Больше в палатке никого нет.
Я в замешательстве бросаю взгляд на стол в центре. Там, как и ожидается, карта. Склеенная скотчем из страниц, выдранных из дорожного атласа. Рассыпанные патроны, пара раций, калькулятор, карандаш и тетрадь. Не много тут поймешь.
— Привет, Макар Ильич.
Надо же, снова по отчеству стал величать.
— Привет, парни. Еж. Я тебе обещал, что поговорим. Поэтому и приехал.
Еж кивает:
— Ценю. Только времени у меня мало, нах. Поговорить можно вот о чем: остаешься ты с нами и воюешь — или гребешь обратно. Остальное будет левый трындеж. Что скажешь?
По отчеству, но на ты. Понятно.
Собираю мысли в кучу. Нет смысла ему говорить, что он неправ. Надо предметно показать где. Тогда есть шанс.
— Еж. Ты знаешь, почему вас не штурмуют?
— Боятся, нах?
— Ты так думаешь? Под Южно-Сахалинском здоровенный опричный гарнизон, да и тут вроде бы есть свой. За Костой по всему острову раньше гонялись — а теперь вдруг перестали?
Еж кривится:
— Ну ты ж понимаешь, Макар Ильич.
— Раньше у снага-хай не было вождя, — неожиданно произносит Чип, и Еж дергает подбородком: вот, мол, глас народа.
— Твоя власть над снага — это конечно, мощно… — медленно говорю я. — Но…
— Что «но»⁈
— Но вы по-прежнему слабо вооружены. Против опричников — мясо… Да выслушай ты меня!
— Слушаю, — бурчит Еж.
Чип подходит к столу и начинает стремительными аккуратными движениями перекладывать патроны — из кучки в кучку. На меня также не глядит.
— Вас не трогают, потому что вы пока ничего не сделали. У тебя тут куча молодняка. В том числе подростков. Вчерашние мирные жители, которые — все это знают — просто ушли в твой лагерь из города. Штурмовать вас сейчас — нельзя, понимаешь? С политической точки зрения. Пиар-отдел не велит. Пока еще нельзя, Еж.
Тот фыркает:
— Вертел я этот отде…
Потом сбивается. Берет с карты карандаш, крутит между пальцев — как нож.
— Допустим, ты прав. То есть не так. Наверно, ты прав. И чо? К чему ведешь-то? Прогнуться? Как ты — и эта? Нет, нах. Не будет такого. Снага-хай не гнется.
— Снага-хай не гнется! — синхронно ему рявкает несколько глоток снаружи, и Чип, кажется, шепчет то же самое.
— Либо победим, либо сдохнем, — говорит Еж, глядя в упор, и Чип тоже поднимает голову. — Вот так, нах! Понял? Теперь я второй раз спрашиваю: с нами ты или нет?
Дергаю бороду.
Это тебе, Макар, не канашку прочистить. Мозги юного бунтаря, который получил власть, прочистить намного сложнее. И давление не поможет.
— Имеешь право так выбрать, — говорю я, пытаясь не закипать. — Но ты ж выбираешь за всех. За всех них, на ком используешь власть! Еще раз: из них половина вчера были мирными. А завтра сюда к ним придет опричный спецназ. Ты думаешь, эти татушки помогут против реальной магии? Черта с два!
Еж ломает карандаш, кровит руку.
— Да хрен ты чо понимаешь, волшебник, нах! Мы — снага-хай! Таков наш путь! Наша суть! Мы — стая!
У костра, вторя его словам, воют так, что палатка трясется.
— Вожак — это часть стаи, без него нельзя. Но он только тогда вожак, когда ведет… куда надо. Куда велят кровь и долг, ска!
— Ауф, — говорю я, криво усмехаясь.
— Чо?
В земщине сетевых приколов не знают.
— Ничо. Как князь заговорил, только на свой лад. Сплотимся в День Кочки, путь и суть, кровь и долг. Самая длинная лавочка будет нам наградой.
Еж, надо отдать ему должное, не психует. Не по чину теперь психовать-то.
— В третий раз предлагаю: остаться тут под моим командованием. Маг нам нужен, — и не удерживается: — Может, и сдохнешь тут, да. Как и все. Зато — не сыпать песком в офисе у Сугроба. Или на маяке не пердеть в теплице. Решай?
— В офисе у Сугроба от меня будет больше пользы, — слышу свой голос со стороны.
— Ты сказал, ять. Чип, проводи его. А ты запомни, Макар Ильич: сюда больше не приезжай. Встретим тебя с корпоратами или опричниками — убьем.
Чип с каменным лицом подходит ко мне.
— Идемте, Макар Ильич, — шепотом говорит он.
И мы идем прочь, обратно.