— А вентиль ты проверял? Шланг разматывал?
— Ну!
Возвращаюсь, ложусь на кровать. В голове легкость.
Интересно все-таки — окна это под потолком или нет? Была б магия — сразу бы понял.
Еще через час дверь со скрежетом открывается.
На пороге — в сопровождении угрюмых Цыпкина с Соколовым — возникает кхазад, но не Кляушвиц. Какой-то местный, сизошный. Майор.
Не пришел, стало быть, дядя Борхес.
Ну ладно.
— Господин Немцов. Приготовьтесь к оглашению приговора.
— А как готовиться?
— Э… Встать с кровати!
— Зачем?
Майор — одновременно с негодованием и отвращением — зыркает и на меня, и на убогую камеру, и на подчиненных. «Господи, да почему ж моя смена сегодня», — написано на усатом лице. Впрочем, у Соколова с Цыпкиным выражения примерно схожие.
— Ладно, ладно, — говорю я, — я все понимаю. Зачем мне вам день портить, к чему это? Всем тяжело. Не чай с баранками пьем.
Встаю с кровати.
Майор с рядовыми охранниками тоже стоят.
Чего-то ждут. Молча.
Ситуация все глупее с каждой минутой.
— Он тебе что сказал? — наконец нарушает тишину майор.
— Сказал, придет в восемь, — отвечает ему Соколов.
— Точно?
— Э… Ну, он сказал в восемь ноль пять. Но я, это самое, округлил… И мы там заранее все подготовили…
— Дебилизм, — говорит майор.
— Я пока посижу, — говорю им я. — Мне все-таки стоять тяжело… Ладно?
В этот момент в коридоре раздаются шаги Усольцева. Молодой опричник возникает в дверях, вопросительно смотрит на майора, на рядовых:
— Слово и дело Государево… Вы зачем шланг размотали, господа? Я чуть не запнулся.
Майор моргает, Соколов и Цыпкин таращатся в стену. На этой стене, если постараться, можно различить рыцаря, побеждающего дракона.
— Ну… Так… Положено? — выдавливает из-под усов майор.
— Смотайте шланг и повесьте обратно. Оставьте меня с подсудимым наедине.
Хотя, очевидно, это против местных правил — майор, Соколов и Цыпкин ретируются.
В руках у Усольцева — два листа бумаги с гербовыми печатями.
— Макар Ильич, сядьте на кровать, — со вздохом говорит он.
Чувствуя себя не меньшим кретином, чем те трое, выполняю просьбу. «Сядьте, встаньте…» С другой стороны, что они со мной еще могут сделать? В камере не разгуляешься.
— Суд состоялся, — говорит Усольцев, — у меня в руках два… разных документа.
Вздыхает.
— По правилам, начинать нужно с первого. Его прочтение должно сопровождаться… театральным представлением. Вон, местные сотрудники уже начали, хотя приказа не было. Наш ротмистр это называл «ненужная импровизация».
Молча глядим друг на друга: я на кровати, Усольцев садится на табурет.
— Я, Макар Ильич, театр не очень понимаю, так что обойдемся. Надеюсь, за это, — он усмехается, — мой начальник меня простит, даже если узнает. Всегда же есть выбор, как относиться к свой работе, правильно? Короче, вот приговор. Прочесть его вы должны. Но помните, что у меня в руках есть и вторая бумага.
Беру плотный лист с двуглавым орлом, буквы складываются в слова.
…za narushenie usloviy rejima ssyilki…
…za sovershenie ubiystva…
…za napadenie na gosudarevyih lyudey…
…prigovarivaetsya k smertnoy kazni cherez rasstrel. Prigovor privesti v ispolnenie v den oglasheniya.
— Готовы прочесть вторую бумагу?
— Да.
…vvidu osobennyih obstoyatelstv i uchityivaya raskayanie — zamenit prigovor na lishenie svobodyi srokom 8 let s otbyivaniem onogo sroka v Tarskoy ispravitelnoy magicheskoy kolonii…
Возвращаю бумаги:
— Спасибо, что без театральщины, Андрей Филиппович.
— В Твери нас всем классом в театр водили, в добровольно-принудительном. Мне не очень нравилось.
— Еще один вопрос. Эта колония — это же…
— Да, это та самая. Для несовершеннолетних преступников-пустоцветов.
— Но я же…
— Вы будете там работать в должности педагога, Макар Ильич. Но это уже другая история. А еще вам привет от Пожарского.
— Вы знакомы⁈
— Да. Моя основная работа — в Хтони, с его группой. Там, — Андрей усмехается, — пожалуй, действительно будет полегче. И тут был прав наш ротмистр. Но это тоже другая история. Сейчас же вы должны проехать со мной. Перед тем, как отправитесь отбывать наказание, требуется завершить кое-какие дела.
— Какие еще дела? Куда отправиться?
— На маяк. С вами хочет поговорить… одна наша общая знакомая. Хотя я не уверен, что это слово подходит.
— Какое слово? «Знакомая»?
— Нет. «Поговорить».
Моя очередь усмехаться.
— Мне собираться недолго, Андрей Филиппович. Едемте.
ЭпилогЧип. На мгновение позже
— Здесь нет камер? Или жучков?
— Что вы, господин подпоручик! Конечно, нету.
Опричник стоит посреди коротышек-гномов у низенького, разлапистого стола, уставленного тяжелыми блюдами. На блюдах — горы закусок.
Во-первых, копченая нерка в листьях белокопытника. Во-вторых, оленина с грибами. В-третьих, печеночный торт… Так.
Опять на жратву отвлекаюсь. Как говорят те же опричные — отставить!
Вместо этого гляжу на людей на экране.
Подпоручик-опричник — крепкий стриженый пацан моего возраста. Старый знакомый. Синюю спортивную куртку сменил на мундир, сам хмурый, спокойный. Похож на Ларга, моего брата старшего. С ним рядом — хозяева этого места.
Во-первых, старейшина айну — длиннобородый, широкоплечий гном в старинном пиджаке. Как его, сюртук? Еще длиннее, чем борода, а пуговицы размером с медную деньгу. Во-вторых, жена его: добрая толстая тетка в белом чепчике. Это она все, что на столе, приготовила, я-то знаю. В-третьих, сыновья, такой почетный караул. Здоровые кабанчики: патлы длинные у обоих, а лоб выбрит почти до макушки. Тоже в сюртуках, притом с винтовками и тесаками. В-четвертых, дочка старейшины, которую Сергеем зовут. Полная дичь, но вот так вышло. Нормальная, на самом деле, девчонка. Нарядилась в какое-то старинное платье… Ну и в-пятых, Ленни. Нестриженый, но причесанный, от пота весь мокрый.
На самом деле, Ленни тут всех нас и собрал. Он пока не член ихней гномской семьи, потому что свадьбы у них с Сергей еще не было. Но будет, это точно. А если молодой Кляушвиц справится с проведением переговоров — то бишь если выгорит то, для чего мы все приехали к айну, — то Ленни вообще станет уважаемый гном. Хотя год назад считался задротом-лошарой. Многое изменилось за год!
Между тем два будущих шурина Ленни косятся на стол с закусками, ишь.
— Никаких камер, — уверяет опричника будущий Леннин тесть, — никто вас не видит и не увидит. Мы со всеми понятиями…
— Конечно, никто не видит, ять! — глумливо бормочет Еж, вместе с которым мы смотрим все это на экране ноута Ленни из соседней комнаты. — Псина сутулая… Помнишь его, Чип? Когда махались с опричными на Дворянской, он как раз там был…
— Помню.
По честноку, сутулым государева пса никак не назвать. Это скорее Еж сгорбился, впился в монитор злобным взглядом.
— Ну хорошо, — опричник глядит прямо в камеру, будто чувствует, что мы тут сидим и глядим. — Тогда, может, перейдем к делу? Мы договаривались на полдень, и он наступил.
«ДОН-Н-Н!» — раздается у меня за спиной, так что подпрыгиваю чуть ли не до потолка, они тут у гномов низкие.
Часы с боем, блин!
— Конечно-конечно! — кивает в ответ бородач. — Садите… э… присаживайтесь, Андрей Филиппович! Сейчас мы приведем… э… переговорщика с той стороны. Отведайте пока киселя из черемухи!
— Жду, — говорит государев, не спеша садиться и пробовать кисель. — Жду, Атеруй Утарович.
Это надо же, без запинки выговорил. А я вот не с первого раза смог!
— Давай, Чипелло, — говорит Еж, пихая меня в бок кулаком. — Иди. Или все-таки…
— Эй-эй! Куда! — вскакиваю я. — Договорились же! Сиди тут.
Мы с Ленни потратили кучу времени, чтобы отговорить Ежа лично встречаться с опричником. Во-первых, тот маг. Второй ступени причем, козлина! Во-вторых… Мы так и не поняли, что конкретно там у них произошло с Соль, но он ее точно подставил тогда, полгода назад. Веры ему мало.
А вождь снага-хай… Слабоват пока Еж против мага второй ступени, честно. Тот чего-нибудь наколдует — и р-раз! — нету больше вождя у снага, очень удобно. Проблема для властей решена.
Поэтому мы решили, что пойду я. Кубика бы еще взял, конечно, но того увез Макар, а потом где-то спрятала Токс. Может, ему больше всех из нас повезло. Пока непонятно.
Когда погиб Коста, беспилотники расстреляли кучу народу, а дело выставили так, что это мы, снага-хай, озверели и всех убиваем — Еж сначала и вправду психанул. Объявил общий поход… непонятно куда. Навстречу опричникам, которые — снага из города сообщили — готовились штурмовать наш лагерь.
После этого меня такая тоска взяла. Вот прямо… не злость, а тоска. Собираюсь на войну — вождь приказал! — а внутри себя понимаю, что не надо нам это. Лично мне оно точно не надо — а надо совсем другое. К родителям плыть! Братец Ян — который смартфон Макар Ильича в лаборатории «Панацеи» этой пронес — он мне рассказал, что баба и мама живы. И они там, в Тумани остались. Только вот охотники за рабами деревню сожгли. И кучу народу увезли в плен, не только меня. И это значит, надо домой возвращаться, помогать родителям, дом строить и защищать… У нас же там племена, государства нет. Одно племя ослабло — соседи тут как тут. Короче, там я нужен, не здесь. И желательно не один, а с подмогой.
…А я здесь. На войну собрался.
И так меня эта тоска заела, что… остановился я рядом с главным столом, где у Ежа карта была, и наорал на него. В смысле, на Ежа, не на стол.
Приказы его выполняю, а сам ору.
И его проняло.
И он зачехлился, попустился немного. И отдал приказ, наоборот, сваливать. Обратно в холмы, в болота. Не подставляться под опричные заклинания, а уходить.
Ну мы и ушли, лагерь бросили. На доске — на дереве там висела — написали им матерные слова про собак. Ловушки повсюду оставили — ну и загадили все, конечно. Хотя гадить приказа не было. Это пацаны от себя.