Ворота дома, из которого я выпрыгнула, с противным скрежетом приоткрываются. Только сейчас понимаю, что на самом деле это гараж с надстроенным вторым этажом. Из ворот выходит курчавый бородатый паренек в махровом халате поверх байковой пижамы. У него мохнатые уши, заостренные кверху, но на фоне прочего это уже не особо удивляет. Своевременное появление защитника, ничего не скажешь.
— Ага, не надо нам тут никого убивать, — ворчливо говорит он. — Дядя Борхес мокруху не любит, а то пачку бумаги на одни только протоколы придется извести. Опять же, труповозка будет до утра громыхать под окнами, а значит, мама проснется. Ты мою маму еще не знаешь, но ты не хочешь, чтобы она просыпалась, я тебя уверяю.
Пожимаю плечами. Как скажешь, мол. Верю на слово.
— Ты не помнишь, наверно, а меня Ленни зовут.
Да-да, Ленни, который тазик держал. Лучше и правда сделать вид, будто я не помню.
— Ну что, так и будешь до утра тут голой жопой сверкать? — продолжает бурчать Ленни. — Или поможешь мне дотащить высокую госпожу Токториэль до сортира?
Про голую жопу — это художественное преувеличение, конечно. Футболка явно с чужого плеча и доходит мне до колен.
— А эти, они не будут, ну я не знаю, как-нибудь мстить?
Киваю на валяющиеся на асфальте тела.
— Ага, за что бы? — фыркает Ленни. — За то, что сами по пьяной лавочке нарушили все возможные протоколы и напали на высокородную подданную королевства Авалон? Это лишение прав состояния и лет десять каторжных работ, не меньше. Я все заснял на смартфон, — Ленни хлопает себя по карману халата, — и как раз собирался им об этом сообщить, когда ты напрыгнула со своим дрыгоножеством и рукомашеством. Ладно, хорош лясы точить. Пора кантовать нашу спящую красавицу.
Ленни подходит к эльфийке, трясет ее за плечо, спрашивает без особой надежды в голосе:
— Эй, высокая госпожа, ты как? Идти можешь?
Эльфийка только вяло взмахивает спутанными волосами того самого оттенка спелой пшеницы, которого я в прошлой жизни годами пыталась добиться в элитных салонах красоты. Ленни тяжко вздыхает, поднимает безвольное тело и закидывает себе на плечо — ноги эльфийки свешиваются с одной стороны, голова — с другой. Он ненамного выше меня, хотя в плечах шире раза в два, но все равно ему непросто приходится. Однако, судя по сноровке, он проделывает это уже не в первый раз.
— Слышь, как тебя… Соль, верно? Ты башку ее придерживай, ага? А то я в прошлый раз, когда в дверь мастерской протискивался, не рассчитал малость и об косяк ее приложил.
Ладно, придержу, не проблема… И что дальше делать, тоже понятно в общих чертах — на студенческих пьянках не раз и не два доводилось приводить в чувство перебравших подружек. Вряд ли эльфийки в этом плане так уж отличаются от обычных девиц. Она держала мои волосы, значит, и я подержу ее волосы.
Ленни тащит эльфийку через просторный гараж, где стоит непривычных очертаний машина, по шаткой жестяной лестнице на второй этаж. Поднимаюсь следом за ним. Наверху мастерская. Густо пахнет машинным маслом, нагретой пластмассой, металлической стружкой. Здесь куча каких-то станков, но взгляд зацепляется за стол, заставленный устаревшего вида компьютерной техникой. Системные блоки со снятыми крышками, громоздкий выпуклый монитор, россыпь разномастных деталей… Когда я была маленькой, папа обожал возиться со всем этим железом, но теперь-то все давно уже перешли на ноутбуки.
В глубине — отгороженная фанерным шкафом спальная зона, где я и пришла в себя четверть часа назад. Вот окно, в которое я выпрыгнула, и диван, на котором валялась до этого. Диван застелен ситцевым бельем в цветочек. Да уж, миленько у них тут.
Санузел за пластиковой дверью оказывается скромным, но вполне обычным: душ, унитаз, раковина в потеках ржавчины. А дальше все происходит как на студенческих пьянках. Эльфийки действительно ничем в этом плане не отличаются. А что я заладила — эльфийка да эльфийка? Вроде я слышала ее имя, правда, какое-то оно странное. Дожидаюсь, пока красотка оторвется от унитаза, и спрашиваю:
— Как тебя звать?
— Т-токс.
— Сама вижу, что токс. Но имя-то у тебя есть?
Эльфийка смотрит на меня своими чудесными лучистыми глазами и неожиданно отчетливо произносит:
— Токториэль Кёленлассе, мастер-друид Инис Мона.
И тут же снова склоняется к унитазу.
Ладно, не буду ломать язык — пускай будет Токс. Странное она создание, как бы ее ни звали. Лица такие я видела разве что на рекламе салонов пластической хирургии, причем реальные результаты их работы всегда выглядели куда менее впечатляюще. У фотомоделей некоторых бывают такие точеные черты, высокие скулы, огромные миндалевидные глаза с аристократически опущенными книзу уголками; но у них-то это результат многочасовой работы команды стилистов, а у Токс все свое. Грудь высокая и одновременно пышная, нахально опровергающая бессердечные законы физики. Ноги бесконечные, как режиссерская версия «Властелина колец». А поверх всего этого великолепия — застиранный спортивный костюм размеров на десять больше нужного, стоптанные кеды и самое странное — массивный металлический браслет вокруг немыслимо изящной лодыжки. Сто пудов не украшение. Что-то похожее я видела в криминальных триллерах — такие носят преступники под домашним арестом.
Что же ты натворила, мастер-друид или как тебя там?
С грехом пополам умываю Токс и дотаскиваю до дивана, однако она упорно укладывается на полу — на коврике вроде тех, что используются для йоги. Ладно, может, у высокородных эльфов так принято. Мама любит поговорку «у советских собственная гордость»; у авалонских тоже, наверное, собственная. Надо бы поскорее свалить от этой аристократки-дегенератки; но не вот прямо сейчас все-таки. Ночь холодная — спать на улице мне не улыбается, если честно.
Потягиваюсь, с удовольствием исследуя возможности нового тела — да, я больше не я, так что посмотрим правде в лицо. Я и прежде тренировалась, могла, например, сесть на поперечный шпагат после разминки, но это не идет ни в какое сравнение с нынешними возможностями. Я без усилий касаюсь пола позади себя даже не пальцами, а локтями. Сальто вперед и назад, кульбиты, твисты и еще множество фигур, названий которых я не знаю, получаются теперь сами собой — особенно если перестать думать, возможно это или нет.
Да она что, из цирка сбежала, эта Соль… или как ее на самом деле звали? Из интересного такого цирка, где учат не только акробатическим трюкам, но и на рефлексах перерезать людям глотки, да еще так, чтобы не запачкаться кровью.
Восприятие изменилось: звуки и запахи стали яркими и содержат кучу информации, которую я пока не понимаю. А вот зрение, наоборот, просело… или здесь просто темновато? Ладно, решим пока более простой вопрос, а то прикосновения к лицу вызывают нехорошие подозрения. В санузле я краем глаза приметила небольшое щербатое зеркало. Протирая его от брызг, уже примерно представляю себе, что там увижу. И да, предчувствия не солгали.
Та я, которая проводила часы в салонах красоты и больше смерти боялась выйти на люди без косметики, умерла бы от отвращения, если б увидела свое нынешнее лицо. Но ведь так получилось, что та я уже умерла, причем по совершенно обратной причине. Не от недостатка красоты, а от ее избытка.
Отражение в зеркальце страшно, как смертный грех. Выдающаяся вперед нижняя челюсть, непропорционально большой рот, по-звериному приплюснутый нос, глазищи-блюдца. Кожа ровного оливкового оттенка. Волосы жесткие, как мочалка из натурального материала, торчат в разные стороны и не скрывают изогнутых длинных ушей. Снага, что бы это ни значило.
Медленно, со смаком улыбаюсь своему отражению, обнажая мелкие острые зубки. Есть все-таки что-то в этой рожице: упрямство, энергия, веселое любопытство. Меня теперь не назовешь красоткой, и все же я скорее забавна, чем уродлива. Что же, будем знакомы, Соль. Будем, собственно говоря, одним. Жаль, что ты, по всей видимости, умерла — да еще по такой нелепой причине, как аллергия на арахис. И спасибо тебе за тело, которое ты оставила мне в наследство. Это прекрасное тело. На свой манер — прекрасное.
Надо срочно позвонить маме, сказать, что я хоть и изменилась, но жива. Надеюсь, прошло не так много времени, ей еще не успели… сообщить. У этого чудика Ленни есть смартфон. Надо только джинсы натянуть, а то чего он там бухтел про мою якобы голую жопу…
Глава 2У всех случаются плохие дни
Ленни в огромных наушниках сидит перед монитором, по которому бегут строки кода. Рядом — кружка с надписью «IT-boss», из нее свисает незнакомого вида чайная этикетка. Паренек полностью поглощен своей работой, в чем бы она ни состояла. Трогаю его за плечо. Он вскидывается:
— Ага, мама, я уже практически ушел спать!.. А, это ты? Как там Токс, заснула?
— Да…
— Ты, эта, уж извини… — Ленни вздыхает. — Она вообще нормальная, Токс, хоть и высокая госпожа с Инис Мона. Жизнь вон тебе спасла, да и не только тебе. Если бы еще не богодулила…
— Что?
— А, забыл, ты же материканка. Богодул — это алкаш, так говорят у нас на Кочке.
Видимо, выражение недоумения с моей физиономии не сходит, потому что Ленни ухмыляется и поясняет:
— Кочка — это Сахалин, но ты не вздумай так его называть, это только местным можно. Такая вот реапроприация.
Однако, Сахалин — край географии какой-то. Но раз компьютеры работают, то авось и самолеты летают.
— Ладно, не бери в голову, — Ленни чуть улыбается. Когда он сидит, явственно видно немаленькое пузико. — Жрать хочешь? У меня там чайник, рамэн быстрорастворимый есть, чипсы и печеньки — прочитай только состав, чтобы точно без арахиса. И при маме моей смотри не брякни, что я тут хомячу втихую, Эру-Илюватаром тебя заклинаю…
Коротко трясу головой. Сложно тут у них — запуталась уже, чего при ком нельзя говорить.
— Не, жрать не хочу, — как-то мне до сих пор нехорошо при одной мысли о еде. — Мне бы позвонить…
Ленни молча разблокирует свой смартфон и придвигает ко мне. Нахожу среди множества незнакомых иконок интуитивно понятную — с телефонной трубкой, хотя оранжевой, а не зеленой. Набираю мамин мобильный. «Номер не существует», отвечает механический голос. Не обращая внимания на слабость в коленях, набираю отца, подругу Ленку, домашний — все, что помню наизусть. То же самое.