Спрашиваю:
— Ленни, где у них огнетушитель?
— Щас… ближайший в коридоре справа, ага.
Нахожу красный баллон — вот уже что стандартно во всех мирах — и заливаю желтоватой пеной сперва занавески, потом — мерзко воняющий клубок пластика в сейфе. Так, вот теперь точно пора валить — вряд ли те, кого я сейчас спасла, оценят широту моей снажьей души.
Прыгаю наконец в окно. Второй перелаз через забор дается куда тяжелее — обдираю бедро о колючку. Едва добегаю до дороги — слышу мотор. Сил на тень уже нет, тупо падаю в кусты.
— Соль, сюда, скорее!
Знакомый голос, знакомый запах… Это та беловолосая девица, ассистентка Мясника. Выбираюсь из мокрых кустов и заскакиваю на заднее сидение ее мотоцикла.
— Ты достала это? — спрашивает девушка.
А что, если не достала, она меня тут и бросит?
— Да.
Девушка резко газует с места. Мчим по пустым ночным дорогам. Снимаю наконец осточертевшую маску и подставляю лицо ветру, чувствуя влагу, растворенную в воздухе.
Ленни в наушнике сообщает, что все записи камер в доме Парамонова за сегодня стер, а копию сбросил мне. Надо же, совсем об этом не подумала… О чем еще я не подумала?.. Наверно, скоро узнаю.
Ворота базы Мясника распахиваются сами — никто не задает вопросов.
Девушка требовательно протягивает руку. Отдаю ей пакет с кассетой. Она кивает:
— Жди здесь.
Под пристальными взглядами автоматчиков почти падаю на брошенный у ворот пустой ящик. Серьезных ранений нет — тут синяк, там царапина — но чувствую себя так, словно меня от души прокрутили в стиральной машине, да еще в режиме для самых старых и грязных тряпок. Но ведь вроде драка на сегодня закончена? Всё хорошо? Мясник получил чего хотел?
Вот только… Хотел-то он не только кассету, но и меня. Фу, как пошло звучит… меня в качестве сотрудника… хотя если называть вещи их именами — раба. И что, сейчас он за здорово живешь позволит мне уйти на все четыре стороны?
Быть может, настоящий бой этой ночи еще впереди.
Глава 18Любовь к судьбе
— Мясник ждет тебя, — сообщает беловолосая. Для человека она двигается на удивление тихо.
С усилием поднимаюсь с ящика и тащусь за ней в уже знакомый ангар. Пахнет сырым мясом и кровью — последнее более отчетливо, чем в прошлый раз.
Мясник извлекает из видеомагнитофона до боли знакомую мне кассету. На экране мерцают серые точки, из динамика идет тихое шипение.
— Как же мы тогда были молоды, — говорит Мясник с какой-то странной интонацией… смесь удивления, сожаления и мечтательности.
Да он ведь и теперь не стар… Твердые мышцы неспешно перекатываются — майка-алкоголичка, зараза, ничего толком не прикрывает. Вежливо пережидаю минуту ностальгии. Мясник кивает на диван напротив, но я остаюсь на ногах:
— Мы с тобой в расчете?
— Не вполне.
Мясник тянется к выдвижному ящику. Группируюсь для прыжка или удара — уставшие мышцы отзываются болью. Но Мясник достает не оружие — мешочек.
— Пятнадцать тысяч денег для твоих сироток. И вот что еще. Я позвоню на базу, где вы берете мясо. У вас будет постоянная скидка, двадцать пять процентов. И станут отгружать только лучшие туши, повторную заморозку вам подсунуть не посмеют.
Неожиданно. И как нельзя кстати — мясо маленькие снага жрут как не в себя. Но с чего вдруг такая щедрость?
— А вроде бы ты говорил, что благотворительность в число твоих увлечений не входит.
— Она и не входит. Ты получишь это все, если выслушаешь то, что я сейчас скажу, — Мясник подбрасывает на ладони мешочек — черт, какой же приятный звук! — Никаких других требований. Отвечать не обязательно и даже не нужно. Просто выслушай. Может, присядешь все-таки?
А, ладно, чего я тут строю из себя… Деньги-то нужны. Что бы Мясник ни сказал — это будут всего лишь слова. Плюхаюсь на продавленный диван. Мясник достает из облезлого холодильника две банки пива, одну бросает мне.
— Знаешь, Соль, ты сегодня принесла мне намного больше прибыли, чем я потерял на долгах и этих небольших подарках. И все равно я продешевил. Хотя ты беспечна, это минус. В этот раз беспокоиться не о чем, это дело между Бароном и мной. Я начну переговоры, и иммунитет исполнителя будет одним из условий; я всегда прикрываю тех, кто на меня работает. На будущее, будь осторожнее. Надо было поручить тебе достать Луну с неба — и тогда бы ты делала для меня то же, что сегодня, на постоянной основе… Да ну перестань ты подбираться для драки, это так видно по тебе каждый раз! Я слово свое держу, на этом все строится.
А пиво-то — индийский бледный эль, мой любимый глубокий горьковатый вкус…
— Знаешь, у меня был учитель, который говорил вот что: «Ум — это оружие, которое никто у тебя не сможет отобрать», — Мясник салютует мне банкой и вскрывает ее. — Я за тобой понаблюдал. Ты больше, чем просто акробатка. И ты водишься с друидкой с Инис Мона… у эльфиек огромные, задорно торчащие сиськи, поэтому многие склонны недооценивать их как противников. И напрасно. Полагаю, на тебе какая-то друидская магия. Ты не убиваешь — это похоже на гейс. Ты пользуешься силой из неизвестного источника — детекторы эфирных следов его не засекают.
Держу покерфейс. Мясник слишком глубоко влез в мои дела — от этого становится неуютно. Его выводы ошибочны, но сам ход мысли… А считается, будто снага-хай не особо умны.
Мясник шумно отхлебывает пиво:
— Не рассказывать никому — еще один гейс? Друиды любят такие штуки… Соль, я не знаю, что эта женщина тебе говорит, чем тебя покупает, но вижу, что ты к ней чрезвычайно лояльна. Не знаю, для чего она тебя использует, но ты, похоже, не понимаешь того, что лежит на поверхности. Соль, она — друид, эльдар, уроженка Авалона. Для них значение имеют только такие, как они сами. Прочие — расходный материал. Знаешь, как в авалонских газетах пишут о происшествиях? «No real persons involved» — «никто значимый не вовлечен»; это значит, среди эльдаров жертв нет. Тебе, должно быть, внушают, что ты особенная, но для них ты — не настоящая персона, Соль. Как и я, как и множество представителей низших рас. Да, эльдары так больше не говорят. Но по сути ничего не изменилось.
Очень хочется поспорить с ним, но давлю этот порыв. Нет смысла. Мясник верит в то, что говорит. Наверно, таков его жизненный опыт. Спрашиваю ровным тоном:
— Зачем ты мне это рассказываешь, да еще платишь, чтобы я выслушала?
Хрустит жесть — Мясник сдавливает в руке банку:
— Потому что слишком много видел таких историй! Нет, именно с друидкой ты первая, авалонскую аристократию вообще редко заносит в наши перди. Но моя кодла — единственная на Кочке, в которой снага-хай играют ключевые роли. Обычно наши — мясо для людей или кхазадов. Тот же Барон охотно использует снага, хотя брезгует даже впускать нас в свой пафосный дом. Чуть какой кровавый замес — наших бросают в расход первыми. Нам внушают, что мы тупы, что мы прирожденные рабы, что должны жить и умирать ради каких-нибудь сраных вождей! И тут ты — умненькая, одаренная, образованная — служишь друидке!
— Да никому я не служу! Мы просто…
Осекаюсь. Не собиралась же оправдываться перед этим бандитом.
— Все хуже, чем я полагал… Но я не намерен тебя переубеждать, это было бы глупой тратой слов.
— Зачем тогда платишь? Чтобы выговориться?
— Потому что знаю, чем все закончится, — Мясник тяжело ухмыляется. — И когда твоя друидка выкинет тебя, как использованную бумажную салфетку… если останешься в живых, вспомнишь, кто тебя предупреждал. У нас тут довольно сурово, и тебе придется отказаться от многих розовых иллюзий. Зато ты будешь среди своих, Соль. И мы с тобой сможем найти… точки соприкосновения.
Почти физически ощущаю его заинтересованный взгляд на своих плечах и коленках. Ну да, сегодня-то я не в закрытой городской одежде, а в сшитой специально для работы с тенью — обтягивающей и открывающей максимум кожи. Вообще забавно, конечно, быть снага: у нас не бывает любовных драм, потому что в отношениях полов нет никакой интриги. Я по запаху чувствую, как у мужчины напротив все восстает в штанах, а он так же понимает, насколько я наготове… Странно, от усталости желание не гаснет, а напротив, усиливается. Естественная реакция на сильного и властного самца, в ней нет ничего постыдного; постыдно, когда такие вещи влияют на решения и поступки.
Не буду я перед ним оправдываться, лучше перейду в атаку.
— Ты так трогательно переживаешь за судьбы снага-хай… Отчего же тебе не жмет загонять их на занюханное дно жизни?
— Это естественный отбор, Соль. Нас рождается так много именно для того, чтобы выплывали самые приспособленные.
— Только не в мою смену.
— Вольному воля… Но ты ведь уже понимаешь, сколько денег постоянно требует твой проект? Куда больше, чем ты поднимаешь на муниципальных заказах. Просто хочу, чтобы ты знала: у меня всегда найдется для тебя работа. Убивать не придется… на такое исполнителей хватает. Не надо сейчас с негодованием отвергать… Придет время, когда ты сама поймешь, насколько можешь позволить себе красивые жесты.
— Я тебя услышала, — салютую банкой. — Хорошее пиво.
— Я кому говорил, врот, на пол, ска, не плевать⁈ — орет кому-то Еж за две комнаты от меня.
— Всегда плевали и будем плевать, нах!
— А ну, ска, пшел за тряпкой, ять, и все тут вытер!
— Ну почему-у?
— Потому что Соль не любит, когда заплевано, вот почему, ска. Бего-ом!
Господи, милота-то какая! У меня теперь нет более верного рыцаря, чем Еж. Он рьяно строит всех вести себя хорошо… уж как он это понимает. Например, не разбрасывать грязные шмотки по спальне, а поглубже запихивать их под койки — а то вдруг я увижу и расстроюсь.
Больше полусотни маленьких снага — это, конечно, ад. Три наших правила худо-бедно работали, до совсем уж беспредела не доходило. Но кое-чего мы в спешке не учли, и теперь это со страшной силой аукалось. Например, воспитанники не видели ничего плохого в том, чтобы уйти тусить к друзьям или на природу на день, на два, на пять — в общем, пока вконец не оголодают. Впервые недосчитавшись детей перед отбоем, я чуть не поседела от ужаса; но потом пришлось смириться с этой реальностью, и в итоге мы запретили самовольные отлучки только младшей группе, остальных просили хотя бы предупреждать. Что поделать