Догоняю ее, хватаю за руку:
— Tox, are you hurt? How can I help? (Токс, ты ранена? Как тебе помочь?)
Токс смотрит на меня так, что я невольно отшатываюсь. Это чужой взгляд. Она далеко сейчас не отсюда — от меня. Я уже не хочу знать, что она скажет. Но она говорит:
— You’re useless from now on, snaga. Leave me alone. For good. (С этого момента ты бесполезна, снага. Оставь меня в покое. Навсегда.)
Трясу головой:
— That’s not happening! You said you need me! You said it yourself! (Это не по-настоящему! Ты говорила, я нужна тебе, ты сама это говорила!)
— I know what I said! Only snaga can be silly enough to believe that it was for good. You’re out of use now, so I dismiss you. (Я знаю, что я говорила! Только снага может быть так глупа, чтобы поверить, что это было навсегда. Ты теперь бесполезна, так что я отпускаю тебя.)
Хватаю ртом воздух. Английские слова вылетают из головы, и я беспомощно шепчу:
— Это неправда! Ты не настоящая сейчас, она заколдовала тебя, эта высокородная сука! Ты нужна мне!
Токс усмехается — ее лицо сейчас такое знакомое и бесконечно чужое одновременно. Отвечает она на чистейшем русском языке:
— Сейчас это и есть настоящая я. Ты действительно поверила, что друид станет держать снага за друга, а ваших мерзких детенышей — за воспитанников? Вы были средством решить проблему, которая более не актуальна. Ни на что другое вы не годитесь, народ рабов.
Она тянет руку и толкает меня на землю, в грязь. Все боевые навыки сейчас бесполезны, словно их нет — не тот бой, в котором я могу победить.
Без единой мысли оцепенело смотрю, как Токс уходит прочь от меня. В сознание не вмещается одно простое слово — навсегда.
Глава 20Между дьяволом и глубоким синим морем
Ленни отрывается от монитора, что случается не так уж часто:
— Соль, тут такое… лучше бы тебе это увидеть, ага.
Пока я подхожу, он смотрит на меня с сочувствием и тревогой.
— Я в порядке, не переживай так. Чего там у тебя?
— Это с нашей камеры на входе, днем сегодня…
Действительно, на входе в гараж Ленни зачем-то установил камеру. Нравится ему ощущение, что он контролирует пространство. Хорошо хоть внутри камер не напихал: кхазады трепетно относятся к приватности — ну если речь не идет о деньгах, конечно.
— Давай, врубай уже, не тяни резину.
Ленни отчего-то медлит несколько секунд, потом запускает запись. Почти минуту на ней не происходит ничего, только ветер вяло гоняет пустой бумажный пакет. Потом… у меня перехватывает дыхание. К двери гаража спокойным шагом подходит Токс, открывает ее своим ключом, заходит внутрь. Ленни проматывает запись вперед.
— Всего две с половиной минуты.
На втором отрывке Токс так же спокойно выходит, запирает дверь и уходит из поля зрения камеры. На ней та же одежда, что была два дня назад, волосы, как обычно, собраны в хвост, лицо… совсем ничего не выражает.
— Ленни, ты понял, зачем она приходила? Хотела что-то забрать?
— Не знаю… Если только что-то небольшое, сумки-то при ней нет. Деньги — там есть и ее доля — она не брала, их столько же, сколько было утром. Оружие тоже на месте все, включая ее пистолеты. Может, что-то из своей ювелирки или алхимии… в этих завалах Моргот ногу сломит. Или небольшую шмотку, или что-то… ну, ваше, женское.
— А во сколько она приходила?
— В два пятнадцать.
— Ты же в это время по вторникам на мясоторговую базу ездишь?
— Да, всегда. А у тебя в два начинаются занятия со средней группой. Токс знала, что нас точно не будет дома. Соль, ты ведь понимаешь, что это значит?
Ленни робко опускает мне ладонь на плечо, чуть сдавливает его. Это очень для него нетипично — кхазады консервативны и обычно по возможности избегают физического контакта с представителями противоположного пола вне семьи. Судя по запаху пота, Ленни волнуется.
Прячу лицо в ладонях:
— Да я уже ни черта не понимаю…
— Это значит, что ты не виновата ни в чем! Токс не была… под воздействием. Даже если бы была два дня назад, то точно не сегодня. Подавление воли в принципе не может длиться так долго. Скорее всего, его и не было вовсе — с друидами такие штуки невозможны даже для более сильных друидов. Ты не виновата, Соль. Ты ничего не могла сделать. Она просто ушла от нас… как-то так, ага.
— Но почему?.. Ты же говорил, эльдары умеют быть благодарными.
— Иногда. А умеют и не быть. Соль, ты только не плачь пожалуйста…
— Не буду. Мне же к детям завтра, они сразу учуют следы слез по запаху… Все, я спать. Устала.
Какой бы преданной, разбитой и опустошенной я себя не чувствовала, орда малолетних снага каждый день нуждалась в том, чтобы кто-то организовывал их жизнь, разнимал драки, вытирал сопли, орал на них, раздавал затрещины и оставался теперь уже единственным взрослым, который за них в ответе. Хуже всего было, когда они начинали ныть «А когда уже Токс придет, нах? Она обещала дальше рассказать про Куруфина, ска!» Деваться некуда, приходилось как-то отвечать. Я должна была удержать их на плаву — и это удерживало на плаву меня саму.
Потому что в редкие минуты праздности накатывала ненависть. Не к Токс — к себе самой. Я же клялась, что не повторю ошибок прошлой жизни! А тогда меня тоже предупреждали… как и теперь.
Безликий из тени сказал: «Слово „снага“ означает раб. Они будут говорить тебе, что времена изменились. Вот только природа разумных — она не меняется».
Мясник, которого я тогда держала за главное зло, говорил, что для эльдаров низшие расы — расходный материал. Я думала тогда — ничего-то он не понимает. Но, похоже, это я оказалась тем, кто ничего не понимал.
Да даже, как это ни странно, и сама Токс предупреждала: «Эльдар к западу от Суэца не отвечает за то, что делает эльдар к востоку от Суэца». А мы сейчас к востоку не только от Суэца, но и от всего, то есть от всего вообще.
А я не слушала никого, никого… Токс была буквально первым, кого я увидела в этом мире — и я привязалась к ней, как неразумный утенок. Поверила, что она поможет мне связаться с домом… хотя она даже не обещала этого. Не задумывалась, что когда мы делали что-то вместе, весь риск, все травмы падали на меня, а Токс… просто делала снаряжение — оснащала своего рабочего юнита. Токс приручила меня, как дикое животное — и выкинула на обочину, едва во мне отпала надобность. Почему отпала? Возможно, эта Ирендис каким-то образом сняла с нее браслет. Ленни говорил, это невозможно, ну так то для него… Зачем Ирендис сделала это, если явилась, наоборот, мстить за сына? Да кто их вообще разберет, этих друидов с их непомерно богатым внутренним миром.
Но ведь преступление Токс состояло в том, что она повела эльфов в бой ради защиты представителей другой — низшей — расы… Хотя — ну откуда я это знаю? От Токс. А, вроде приговор был опубликован в газетах — так то авалонские газеты. Что вообще правда, кому можно верить?
Может, лучше просто перестать на этом циклиться?
Ленни выглядел довольно спокойным, он замкнулся, ушел в себя. Честно говоря, не знаю, как развивались его отношения с Сергей, было ли там вообще чему развиваться. Однажды я случайно вышла во двор без шапочки — недобрососедское поведение для снага с нашими чуткими ушами! — и услышала кусочек его разговора с мадам Кляушвиц:
— Мам, ну хорош уже выдумывать! У тебя собственная свадьба на носу, а ты мою планируешь? У нас… не выйдет ничего. Сама посуди, кто она — и кто я… Она такая сильная, крутая… красивая. А я — никто, пустое место, ага. Она ведь и не замечает меня.
Пожимаю плечами. Ленни загоняется — милая айну Сергей его очень даже замечает, он сам ведет себя как тюфяк. Впрочем, какое мое дело… А, пожалуй, такое, что теперь, когда я больше не компаньонка высокородной друидки, мне, незамужней девице, не слишком-то прилично жить в этом доме. Кхазады очень щепетильны в таких вопросах, хотя мы с Ленни и спим под разными крышами — он в доме, я в мастерской. Но, если честно, Ленни нередко засыпает за работой, прямо в компьютерном кресле, наполняя мастерскую немелодичным храпом. Наверно, это не считается.
Да и зачем мне оставаться здесь, если вдуматься? Мадам Кляушвиц все равно уже готовит в Доме, и там есть бельевая кладовка, куда вполне можно втиснуть койку. А здесь повсюду разбросаны вещи Токс, у меня совершенно нет сил их убрать… Даже ее спальный коврик так и лежит расстеленный, и каждое утро я осознаю заново, что теперь он пуст. Недоделанная ювелирка до сих пор валяется разбросанная по столам; поверх кучи деталей — копия браслета. Я так и не смогла понять, что Токс все-таки забрала из мастерской, зачем возвращалась. Да и не все ли равно… Надо собраться с духом, упаковать свое барахло и съехать в Дом. Вот только времени на это все нет.
В самые черные моменты я уже почти жалела, что достала для Мясника ту кассету. Тогда служба у него казалась концом жизни… Но ведь он никогда не кинул бы меня вот так, без видимой причины, мимоходом, даже не удосужившись потратить пару минут на объяснения!
Ко всем этим проблемам добавилась еще одна, которая чем дальше, тем больше их усугубляла. Раньше я не осознавала, насколько это значимо — первое время еще плохо чувствовала новое тело, а потом у меня был Алик… Да, секс для снага — потребность куда более весомая, чем для людей; пренебрежение ею вызывало легкое, но непроходящее раздражение, и быстрая самопомощь в ванной делала в итоге только хуже. Я стала избегать попадания в плотную толпу, потому что от запаха и случайных прикосновений посторонних мужчин меня дергало. Хорошо хоть в Доме все постоянные работники, кроме Ленни, были женщинами.
Казалось бы, проблема имела простое решение. Поронайск — портовый город, здесь хватает баров, при которых сдаются комнаты с почасовой оплатой. Мужчины и женщины всех рас, возрастов и типажей наводняют их каждый вечер — напитки покрепче, слова покороче… Есть, наверно, своя прелесть в том, чтобы от души потрахаться с кем-нибудь, не зная его имени — и не собираясь узнавать. Я же свобо