– Идет.
– Поддержите вы меня среди влиятельных лиц округа?
– Поддержу.
– И…
– И…
– И я… Но вы подпишетесь на «Земной шар»?
– «Земной шар» – газета хорошая, пожизненная газета.
– Пожизненная, сударь? Ах да, вы правы, она полна жизни, силы, сведений, можно сказать, напичкана сведениями, великолепно составлена, четкий шрифт, хорошие краски, прекрасная бумага. Это вам не дрянной товар, не бульварная газетка, от нее не «рябит» в глазах, это не дешевый шелк, который расползается от одного взгляда. Это газета добротная, над ее рассуждениями стоит призадуматься, она очень скрашивает досуг в деревенской глуши.
– Все это мне подходит, – сказал сумасшедший.
– «Земной шар» стоит пустяки, всего двадцать четыре франка.
– А это уже мне не подходит, – возразил Маргаритис.
– Сударь, я уверен, вы имеете внуков.
– Еще бы! – ответил Маргаритис, не расслышав реплики.
– Отлично! «Журнал для детей» – семь франков в год.
– Купите у меня две бочки вина, и я подпишусь на журнал для детей. Это мне подходит, прекрасная мысль. Умственная эксплуатация ребенка, разве не означает она эксплуатацию человека человеком? А?
– Вы все поняли, сударь, – ответил Годиссар.
– Я понял.
– Значит, вы согласны поддержать меня в округе?
– Да, в округе.
– Могу я ссылаться на ваше согласие?
– Можете.
– Итак, сударь, я покупаю у вас ваши две бочки вина за сто франков.
– Э, нет! За сто десять.
– Ну, хорошо, сударь, пусть будет за сто десять, но это для столпов учения, а для меня сто. Я устраиваю вам продажу вина, а вы мне за это даете комиссионные. Идет?
– А вы поставьте им сто двадцать. Большой вины не будет, если от продажи вина вы получите невинную прибыль.
– Прекрасный каламбур, не только складный, но и остроумный.
– Он и острый и умный, сударь.
– Что ни слово – острота, как у Николе[70].
– Да уж я таков, – ответил сумасшедший. – Хотите взглянуть на мой виноградник?
– С большим удовольствием, – ответил Годиссар. – Ваше вино прямо в голову ударяет.
И прославленный Годиссар вышел с Маргаритисом, который водил его по винограднику от отводка к отводку, от лозы к лозе. А три дамы и господин Вернье могли тем временем вдоволь натешиться, наблюдая издали, как вояжер и сумасшедший спорили, жестикулировали, останавливались, вновь принимались ходить и оживленно о чем-то рассуждали.
– И зачем это наш старик увел его туда? – недоумевал Вернье.
Наконец Маргаритис и коммивояжер повернули и быстро пошли обратно, словно торопясь закончить какую-то сделку.
– Наш старик, видимо, здорово обработал парижанина, – сказал господин Вернье.
Действительно, к великой радости Маргаритиса, прославленный Годиссар, усевшись у края ломберного стола, написал заказ на две бочки вика. Прочитав обязательство коммивояжера, господин Маргаритис уплатил семь франков за подписку на «Журнал для детей».
– Итак, до завтра, сударь, – сказал прославленный Годиссар, играя ключиком от часов, – завтра я буду иметь честь прийти за вами. Вино же вы можете отправить в Париж по указанному адресу, и вам тотчас же будет уплачено за него.
Годиссар был нормандец и потому любил обоюдные обязательства. Он потребовал обязательства с господина Маргаритиса, а тот, довольный, как всякий сумасшедший, которому удалось осуществить свою навязчивую идею, подписал, предварительно прочитав его, обязательство выдать Годиссару две бочки вина из подвала Маргаритиса. И прославленный Годиссар, приплясывая и напевая «Король морей, греби сильней!», отправился в харчевню «Золотое солнце», где в ожидании обеда натурально вступил в беседу с хозяином. Митуфле был прост и лукав, как большинство крестьян, но он никогда не смеялся шуткам, ибо был отставным солдатом, привыкшим шутить под грохот пушек и свист пуль.
– Какие у вас здесь живут дельные люди, – сказал Годиссар, прислонясь к косяку двери и закуривая сигару от трубки Митуфле.
– А вы кого имеете в виду? – спросил Митуфле.
– Конечно, людей, основательно подкованных в политических и финансовых вопросах.
– У кого же это вы были, если это не нескромный вопрос? – простодушно спросил трактирщик, ловко сплевывая сквозь зубы, как это время от времени обычно делают курильщики.
– У тонкой бестии, у некоего Маргаритиса.
Митуфле иронически и холодно взглянул на постояльца.
– Правильно, это человек тонкий и очень знающий, такого не всякий поймет.
– Еще бы! Он прекрасно разбирается в самых сложных финансовых вопросах.
– Да, – ответил трактирщик, – я всегда очень сожалел, что он сумасшедший.
– Как сумасшедший?
– Да так, сумасшедший, какими бывают все сумасшедшие, когда они сходят с ума, – ответил Митуфле. – Только он не опасен, и жена держит его дома. Так вы с ним поладили? – хладнокровно спросил безжалостный трактирщик. – Забавно.
– Забавно? – воскликнул Годиссар. – Как так «забавно»? Что же это? Выходит, ваш господин Вернье подшутил надо мной?
– Так это он вас туда направил? – спросил Митуфле.
– Он.
– Жена, послушай-ка! – кликнул трактирщик. – И как это только Вернье пришло в голову направить господина Годиссара к Маргаритису!
– О чем же вы говорили с ним, уважаемый? – спросила трактирщица. – Ведь он сумасшедший!
– Он продал мне две бочки вина.
– И вы их купили?
– Купил.
– Так ведь на этом-то он и помешан: он продает вино, которого у него нет.
– Хорошо же! – воскликнул вояжер. – Прежде всего надо отблагодарить господина Вернье.
И, кипя негодованием, Годиссар поспешил к бывшему красильщику, которого застал в столовой потешающимся вместе с соседями над своей проделкой.
– Сударь, – закричал король коммивояжеров, испепеляя его взглядом, – вы шут и невежа, и если вы не хотите, чтобы я почитал вас ниже последнего тюремщика, а для меня эти люди хуже каторжников, то вы дадите мне удовлетворение, ибо вы оскорбили меня, сведя с заведомо сумасшедшим человеком. Слышите ли вы, что я вам говорю, господин красильщик Вернье!
Такова была обвинительная речь Годиссара, которую он подготовил, как трагик подготовляет свой выход на сцену.
– Как! – возразил Вернье, возбужденный присутствием соседей. – Вы воображаете, что мы не вправе подшутить над хлыщом, который приезжает к нам в Вувре, задирает нос и выманивает у нас наши денежки под тем предлогом, что мы якобы великие люди, художники, рифмоплеты, и тем самым он приобщает нас к людям, не имеющим ни гроша за душой, к темным личностям, к тем, у кого ни кола ни двора. А чем мы это заслужили? Мы – почтенные отцы семейств. Является какой-то проходимец и предлагает подписаться на «Земной шар», на газету, первая заповедь которой, видите ли, не наследовать отцу с матерью. Ей-богу же, дядюшка Маргаритис говорит куда разумнее. Впрочем, на что вы, сударь, жалуетесь? Вы ведь прекрасно договорились. Присутствующие могут подтвердить, что ни с одним другим жителем нашего округа вы не договорились бы лучше.
– Может быть, все это и прекрасно, но я, сударь, почитаю себя оскорбленным, и вы дадите мне удовлетворение.
– Если вам так угодно, сударь, то я тоже готов считать вас оскорбленным, но драться с вами не буду, потому что не вижу во всем этом деле достаточного основания для поединка. Ну и шутник же вы!
Услышав эти слова, Годиссар кинулся на красильщика, намереваясь дать ему пощечину, но бдительные вуврейцы бросились между ними, и Годиссар только замахнулся и сдернул с красильщика парик, который сел на голову девицы Клары Вернье.
– Если вы не удовлетворены, сударь, то можете найти меня в гостинице «Золотое солнце», где я пробуду до завтрашнего утра, и я готов объяснить вам, что значит удовлетворение за обиду. Я, сударь, дрался в Июле.
– Ну и прекрасно, а теперь вы будете драться в Вувре, и как бы вам не загоститься здесь на более долгий срок, нежели вы предполагали.
Годиссар удалился, размышляя над последними словами, показавшимися ему дурным предзнаменованием. Впервые в жизни вояжер пообедал без удовольствия.
Ссора Годиссара и господина Вернье взбудоражила весь городок. В этом благословенном уголке никогда и помина не было о дуэлях.
– Господин Митуфле, завтра я дерусь на дуэли с господином Вернье, у меня здесь нет знакомых, не согласитесь ли вы быть моим секундантом? – спросил Годиссар своего хозяина.
– Охотно, – ответил трактирщик.
Не успел Годиссар пообедать, как в гостиницу «Золотое солнце» пришли госпожа Фонтанье и помощник мэра, отвели к сторонке Митуфле и растолковали ему, как неприятно будет для всего округа, если кто-нибудь погибнет у них насильственной смертью; они обрисовали ему ужасное положение несчастной госпожи Вернье и заклинали Митуфле уладить дело так, чтобы спасти честь их городка.
– Я все улажу, – ответил лукавый трактирщик.
Вечером Митуфле принес Годиссару перо, чернила и бумагу.
– Что это вы мне принесли? – спросил Годиссар.
– Да вы же завтра деретесь, – ответил Митуфле, – я полагал, что вы пожелаете оставить какое-либо распоряжение или написать письмо; ведь у каждого из нас есть привязанности. О, не беспокойтесь, от этого не умирают. Ведь вы хорошо владеете оружием? Не хотите ли слегка потренироваться? У меня есть две рапиры.
– Что ж, пожалуй.
Митуфле принес рапиры и две маски.
– Итак, начнем.
Хозяин и постоялец стали в позицию.
Митуфле, когда-то обучавший молодых гренадеров владеть шпагой, сделал шестьдесят восемь выпадов, загнав Годиссара и прижав его к стене.
– Черт возьми! Вы здорово деретесь! – воскликнул запыхавшийся Годиссар.
– Господин Вернье дерется еще лучше.
– Черт возьми! В таком случае я буду драться на пистолетах.
– И правильно сделаете. Видите ли, если вы возьмете огромные седельные пистолеты и зарядите их до самого дула, то вы ничем не рискуете: получится отдача, вы промажете и разойдетесь с честью. Хотите, я все это вам устрою? А? Ей-