ом из писем, — то я заберусь в свою горницу и скажу громко: „Жуковский!“ — и всегда станет легче». И поэзия его обладает теми же свойствами:
Его стихов пленительная сладость
Пройдет веков завистливую даль,
И, внемля им, вздохнет о славе младость,
Утешится безмолвная печаль
И резвая задумается радость.
Эти хрестоматийные строки Пушкина — емкая характеристика. Жуковский утешает в страдании, доказывая неизбежность его в мире земном, и предупреждает веселие и радость о недолговечности и хрупкости земного счастья. Он убежден, что открывает человеку горний мир:
Кто слез на хлеб свой не ронял,
Кто близ одра, как близ могилы,
В ночи, бессонный, не рыдал, —
Тот вас не знает, вышни силы!
И здесь Жуковский весьма далек от риторики. Это его личный опыт. Он пережил и несчастную любовь, и смерть возлюбленной: Мария Мойер умерла от родов в 1823 году. Он со смирением и покорностью принимал удары судьбы, но удивителен в Жуковском не его так называемый мистицизм, а нравственный ригоризм, пафос учителя. Туман и невыразимость в стихах отнюдь не означали «тумана в голове сочинителя» (как выразился Кюхельбекер в одной из своих статей). Он «строил» себя и свою жизнь. «Надобно решиться сделать план своей жизни, план верный и постоянный», — записывает он в дневнике. И надо сказать, он вырабатывает план, стремится совершенствоваться сам и призывает к этому других: не просто утешает и помогает, но воспитывает. Воспитывает сестер Протасовых, наставляет А. П. Елагину, отечески журит Пушкина и даже, повстречав как-то в Сандуновских банях одного книгопродавца, долго уговаривает его не продавать дурных книг.
С этой точки зрения, одно из самых показательных его писем — письмо Кюхельбекеру: «По какому праву браните вы жизнь и почитаете себе позволенным с нею расстаться! — пишет Жуковский. — Составьте себе характер, составьте себе твердые правила, понятия ясные; если вы несчастны, боритесь твердо с несчастьем, не падайте — вот в чем достоинство человека! Сделать из себя кусок мертвечины… весьма легко: первый дурной слесарь даст вам на это средство, продав вам дурной пистолет… Как ваш духовный отец требую, чтоб вы покаялись и перестали находить высокое в унизительном… Вы богаты прекрасным дарованием, имеете прекрасное сердце. Это — материалы если не для счастья, то для хорошей жизни».
И, пожалуй, вполне закономерно, что именно Жуковский стал наставником великого князя Александра Николаевича — будущего императора Александра II. Да и поэтическая и переводческая деятельность его носит явно просветительский характер и подчинена вполне определенной нравственной мысли: «Не надобно думать, что поэзия только забава воображения!.. — писал он А. И. Тургеневу. — Она должна иметь влияние на душу всего народа, и она будет иметь это благотворное влияние, если поэт обратит дар свой к этой цели. Поэзия принадлежит к народному воспитанию. И дай Бог в течение жизни сделать хоть шаг к этой прекрасной цели».
Д. И. Завалишин (1804–1892)
«Ум, познания и свободный образ мыслей» находил Рылеев в Дмитрии Иринарховиче Завалишине. «Бойкая особа, но с чересчур заносчивым воображением», — отзывался о нем Александр Бестужев. «Дмитрия Иринарховича, — писал Николай Бестужев, — надобно узнать ближе, чтоб он перестал нравиться».
Личность Завалишина и его знаменитые «Записки декабриста», которые, кстати сказать, Л. Н. Толстой назвал самыми важными из всех воспоминаний декабристов, позволили Ю. М. Лотману сравнить Дмитрия Иринарховича с гоголевским Хлестаковым — уж слишком откровенное самовосхваление демонстрирует Завалишин, слишком часто его заносчивое воображение превращает рассказ в явную ложь. Однако и отличие его от Хлестакова разительно. Он придумывал и сочинял о себе и себя не от бедности, а от полноты фантазии. Он даже не был романтиком. Более точным в его определении будет гумилевское словечко — «пассионарий».
Дмитрий Иринархович Завалишин родился в семье генерал-майора, шефа Астраханского гарнизона Иринарха Ивановича Завалишина. Он получил домашнее образование, затем воспитывался в Морском кадетском корпусе, участвовал в учебном плавании по Балтийскому морю. Шестнадцати лет был определен офицером и преподавателем высшей математики и астрономии в Морской кадетский корпус. В 1822–1824 годы совершил кругосветное плавание под началом Лазарева, посетил Данию, Англию, Бразилию, Австралию, Калифорнию, Аляску. По возвращении в Россию Завалишин сочинил и подал императору Александру проект организации полумистического, полуполитического международного общества «Вселенского Ордена Восстановления», целью которого явилось бы восстановление законных властей в Европе. Главным местопребыванием Ордена Завалишин избрал Калифорнию. Ознакомившись с проектом, Александр попросил передать Завалишину, что «составление такого общества находит весьма трудным». По рекомендации адмирала Мордвинова, Завалишин принимал участие в деятельности Российско-американской компании, познакомился с Рылеевым, перед которым выставлял себя командором якобы уже организованного Вселенского Ордена Восстановления, пытаясь одновременно стать членом Северного общества. К уставу Ордена Восстановления и похвальному листу, утверждающему командорство Завалишина (и то и другое было сочинено им самим) декабристы отнеслись с большим подозрением. В Общество его так и не приняли. Тем не менее в 1826 году Завалишин был осужден на каторжные работы и отбывал каторгу в Чите и Петровском заводе. Он стал одним из самых активных участников «каторжной академии», преподавал высшую математику, астрономию, испанский язык, латынь и греческий; он сам, как свидетельствует барон Розен, «научился писать и выражаться на 13 языках. Переводил Библию с древне-еврейского и греческого, занимался исследованием Сибири и составил карту Забайкалья».
В 1839 году Завалишин вышел на поселение в Читу, женился, с увлечением занялся сельским хозяйством, разводя неизвестные в Сибири овощи и фрукты, восстановил казачью и крестьянскую школы, в которых сам учительствовал, разрабатывал проекты дальнейшего развития Восточной Сибири. В 60-е годы он отстаивал собственный проект освоения Амурского края, поссорился с администрацией и был выслан из Сибири в Европейскую Россию — беспрецедентный случай в русской истории! С 1863 года и до конца жизни Завалишин живет в Москве: обучает, организует, попечительствует, печатается в периодических изданиях. В 67 лет он женился во второй раз и имел 6 детей. Он дожил до 88 лет, пережив всех декабристов, оставив огромное мемуарное наследие — книги, десятки статей, рукописи. Жизненная энергия в нем била через край, и, не удовлетворяясь действительностью, прожитым и пережитым, он дополнял реальность мифом, разрывая тесные рамки обыденности…
М. Н. Загоскин (1789–1852)
Действительный тайный советник, действительный камергер императорского двора, директор московских театров, директор Московской оружейной палаты, член Российской академии наук, человек, известный и в свете и в литературных кругах, — Михаил Николаевич Загоскин отнюдь не казался знаменитостью, и в людях, не знавших его коротко, при первом знакомстве рождал скорее неприязнь, нежели симпатию. «Я, — писал Ф. Ф. Вигель, — не имел довольно опытности, чтобы уметь достойным образом оценить качества его души и ума: в глазах моих всякий гостинный эмабельный дурак стоял выше его». Бесцеремонность и простота в обращении М. Н. Загоскина противоречили светскому этикету и в лучшем случае вызывали недоумение, а комические черты характера не способствовали его славе литератора. «В Загоскине, — вспоминал И. С. Тургенев, в юности знавший Михаила Николаевича, — не проявлялось ничего величественного, ничего фатального, ничего такого, что действует на юное воображение; говоря правду, он был даже довольно комичен, а редкое его добродушие не могло быть надлежащим образом оценено мною: это качество не имеет значения в глазах легкомысленной молодежи. Самая фигура Загоскина, его странная, словно сплюснутая голова, четырехугольное лицо, выпученные глаза под вечными очками, близорукий и тупой взгляд, необычайные движения бровей, губ, носа, когда он удивлялся или даже просто говорил, внезапные восклицания, взмахи рук, глубокая впадина, разделявшая надвое его короткий подбородок, — все в нем мне казалось чудаковатым, неуклюжим, забавным».
М. Н. Загоскин родился в 1789 году в селе Рамзае Пензенской губернии. Отец его, Николай Михайлович Загоскин, принадлежал к старинному дворянскому роду, который происходил от татарина Шевкала Затора, выехавшего из Золотой Орды в 1472 году в Москву и получившего от Иоанна III вотчины в Новгородской области. В юности Николай Михайлович служил в Измайловском полку, был человеком страстным, жизнь вел разгульную и беспорядочную и являлся достаточно известной фигурой в кругу петербургских кутил того времени. Однако в один прекрасный день он решил покончить с прежней жизнью и посвятить себя покаянию и молитве. Он отправился в Саровскую пустынь и целый год провел в одной келье с преподобным Серафимом Саровским. Но молодость взяла свое, Загоскин оставил монастырь и вскоре женился на Наталье Михайловне Мартыновой. Первым ребенком от этого брака и был М. Н. Загоскин. Он не получил основательного образования, но в нем рано проявились страсть к чтению и сочинительский талант. Одиннадцати лет он написал рассказ под названием «Пустынник», и многие из тех, кому отец Загоскина давал читать эту вещь, не хотели верить, что она была написана Мишей, как звали будущего писателя родные и близкие знакомые. В 1802 году Загоскин отправляется в Петербург на службу по финансовому ведомству. «До 12 года, — писал Вигель, — оставался он мирным канцелярским чиновником, казалось, что он не имеет ничего общего с военным ремеслом, как вдруг любовь к отчизне вызвала его на поле брани, он вступил в Петербургское ополчение и храбро дрался под Полоцком и под Данцигом».