ескую историю про уединенный домик на Васильевском острове. Титов присутствовал при этом. Придя домой, он записал рассказ, который затем прочел Пушкину, внес правку и опубликовал в «Северных цветах» Дельвига под псевдонимом Тит Космократов.
Трилунный (Д. Ю. Струйский) (1806–1856)
Два помещика, братья Леонтий и Юрий Струйские, прижили вне брака от дворовых девушек детей. Один из них — сын Леонтия — впоследствии поэт Александр Полежаев, другой — сын Юрия — Дмитрий.
В отличие от Полежаева, Дмитрий сызмальства находился при отце и получил подобающее барскому дитяти воспитание. В 1818 году Юрий Николаевич Струйский узаконил свой брак с матерью Дмитрия, после чего пятнадцатилетний юноша поступил в Московский университет уже в качестве полноправного дворянина. По окончании университета он служил в Архиве иностранной коллегии. Спустя шесть лет, в 1827 году, появились его первые стихи, спустя два года он обрел свое поэтическое имя, опубликовав в «Галатее» перевод байроновского «Гяура» за подписью Трилунный. Происхождение этого псевдонима объясняется тем, что на щите герба его дворянского рода были изображены три луны и три месяца.
Его кумиром был Байрон — и как поэт, и как личность. Байроновские мотивы определяли лирику Трилунного, байроновское неприятие мира и меланхолия были созвучны его душе: «Я нахожу в своем сердце неисчерпаемый источник печали», — признавался он. Романтическое стремление к глобальности и всеохватности входило в его поэзию, сказывалось в жизни. Он был стремителен и порывист в своих увлечениях: то принимался за беллетристику, пробовал писать роман, повесть, то за пьесы, то за журнальные статьи, то обращался к музыке, которой он заплатил дань в качестве музыкального критика, музыканта, композитора. Поэтический хаос, отличавший поэзию Трилунного, в той же степени был свойственен и его музыкальным произведениям: «Мозг его, — вспоминал композитор Арнольд, — не в силах был вынести огромной массы не приведенных в должный порядок разнородных идей и фантазий, в которых часто являлась грандиозность воззрений, перемешанная с мелочностью».
В середине 30-х годов Струйский со свойственным ему пылом заинтересовался живописью и вышел в отставку. «Струйский был небогатый чиновник, — вспоминал князь Вяземский, — поэтическое влечение уносило его в далекие края… Он кое-как бережливостью своею сколотил из скудного жалованья небольшую сумму и отправился путешествовать в буквальном смысле этого глагола, — и едва ли не обходил он пешком всю Европу».
Опьяненный заграничными впечатлениями, Трилунный по возвращении на родину с головой окунается в литературу, музыкальную жизнь, театр, живопись. Деятельность его разнообразна, но малоуспешна, и его чрезмерная экзальтация производила странное впечатление. «Трилунный, — передает один из современников поэта, — отличался какими-то странными манерами, благодаря которым его легко можно было принять за сумасшедшего или, по крайней мере, за исступленного, за меланхолика, вообще за человека вне нормы. Движения его были часто порывисты, он являл примеры странной рассеянности в туалете своем… Вообще он казался молодым стариком».
К концу 40-х годов, как свидетельствует Арнольд, Трилунный «впал в помешательство, для лечения от которого он был вывезен своим братом Сергеем в Париж, в дом умалишенных, где и умер».
В. И. Туманский (1800–1860)
«Славным малым» называл его А. С. Пушкин и в одном из писем писал: «В Туманском много прекрасного, несмотря на некоторые мелочи характера малороссийского».
Василий Иванович Туманский происходил из родовитой дворянской семьи, и, кстати, семейство Туманских было богато литературными дарованиями. В истории русской литературы XIX века известны еще, по крайней мере, трое Туманских.
В. И. Туманский родился и провел детство в Черниговской губернии, в усадьбе деда, генерального писаря Малороссии. Получил домашнее образование, окончил Харьковскую гимназию, Петербургское петропавловское училище, познакомился с петербургскими литераторами: Дельвигом, Рылеевым, Бестужевым, Орестом Сомовым, был принят в Вольное общество любителей российской словесности и активно печатался в «Сыне отечества» и «Благонамеренном», подражая легкой поэзии Парни и Мильвуа.
В 1819 году Туманский отправился в Париж, поступил в Collège de France, где слушал лекции Араго, Кузена и др. Три года спустя вместе с Кюхельбекером Туманский возвратился в Петербург, а в 1823 году, поступив на службу в канцелярию губернатора Новороссийской губернии и наместника Бессарабии графа Воронцова, переехал в Одессу.
Туманский, Фебу и Фемиде
Полезно посвящая дни,
Дозором ездит по Тавриде
И проповедует Парни, —
писал А. С. Пушкин. «Здесь Туманский, — сообщал он брату в Петербург, — он добрый малый, да иногда врет». Довольно благосклонно относясь к поэтическому таланту Туманского, Пушкин впоследствии в «Путешествии Онегина» обличал его в неточности:
Одессу звучными стихами
Наш друг Туманский описал,
Но он пристрастными глазами
В то время на нее взирал.
Приехав, он прямым поэтом
Пошел бродить с своим лорнетом
Один над морем — и потом
Очаровательным пером
Сады одесские прославил.
Все хорошо, да дело в том,
Что степь нагая там кругом.
Впрочем, «прямым поэтом» Туманский вовсе не был. Во всяком случае «поэтическое» восприятие действительности отнюдь не заслоняло обыденную прозу весьма не поэтического быта. «Я совершенно ознакомился с Одессой, — писал он в одном из писем, — но это знакомство может быть очень вредно для меня, потому что я, более, нежели кто другой, принимаю тон и привычки места и общества, в которых живу и бываю. В Одессе — тон, вообще, дурной. Одесса соединяет всю надутость и безнравственность столиц со всеми мелкими заботами и невежественными сплетнями уездных городов».
Кстати, Пушкин не без проницательности видел в Туманском это противоречие между бытом и творчеством. «Сделай милость, — писал он Туманскому, — не забывай своего таланта, боюсь, чтоб проза жизни твоей не одолела поэзии души».
И нельзя сказать, что Туманский не прислушался к этому совету. Служба его продолжалась: он состоял переводчиком в Государственной коллегии иностранных дел, затем вторым секретарем русского посланника в Константинополе, служил в Государственном Совете и лишь в 1844 году вышел в отставку и поселился в своем имении в Полтавской губернии. Однако именно к 30–40-м годам относится лучшая часть его поэтического наследия, в целом медитативно-элегического, но в ряде стихотворений — не без тонкости и изящества. Ну вот, например, одно из них, особенно ценимое Пушкиным, «Девушка влюбленному поэту»:
Поверьте мне, — души своей
Не разгадали вы доселе:
Вам хочется любить сильней,
Чем любите вы в самом деле.
Вы очень милы, вы поэт;
Творенья ваши всем отрада;
Но я должна, хоть и не рада,
Сказать, что в вас чего-то нет.
Когда с боязнью потаенной
Встречаю вас наедине,
Без робости, непринужденно
Вы приближаетесь ко мне.
Со мной ведете ль разговоры,
Вам замечательней всего
Ошибки слога моего.
Без выраженья ваши взоры!
В словах нет чувства, только ум.
И если б в беззаботной доле
Была я памятлива боле, —
То, затвердив из модных дум
Сто раз печатанные слезы,
Желанья, сетованья, грусть, —
В стихах я знала б наизусть
Все изъясненья вашей прозы.
Простите мне язык простой:
Нет не хочу судьбы такой!
С душой, надеждою согретой,
Хочу, в дни лучшие мои,
Любимой быть я — для любви,
А не затем, чтоб быть воспетой.
Митрополит Филарет (1783–1867)
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе серафима
В священном трепете поэт.
Чаще всего именно в связи с этим стихотворением Пушкина вспоминают имя митрополита Московского Филарета, поскольку пушкинские стихи явились ответом на стихотворное послание митрополита Александру Сергеевичу:
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога нам дана.
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена, —
написанное, в свою очередь, в ответ на стихотворение Пушкина «Дар напрасный, дар случайный».
Пушкин был весьма далек от лести, когда писал о «чистом елее благоуханных речей» митрополита, имея в виду, конечно, не его поэтический талант, но необыкновенный дар проповедника и оратора, который почти единодушно признавали современники. По воспоминаниям А. О. Смирновой-Россет, прозой Филарета восхищались славянофилы; «владел мастерством русского языка, удачно вводя в него церковно-славянский», — писал о нем Герцен, и, несмотря на резко отрицательные отзывы некоторых мемуаристов (историка С. М. Соловьева в частности), митрополит Филарет остается одной из самых значительных и светлых фигур русской религиозной жизни XIX столетия.
Митрополит московский Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) родился 26 декабря 1783 года в городе Коломне Московской губернии. Первоначальное воспитание он получил дома и в семье деда, священника Богоявленской церкви, а затем был отдан в Коломенскую семинарию, в которой учили по латинским книгам. В 1800 году он перешел в философский класс Троицкой семинарии, где докончил свое школьное обучение. Из него Филарет вынес блестящее знание древних языков (латыни, греческого, древнееврейского) и основательную стилистически-филологическую подготовку, хотя в целом к дореформенной школе, в которой господствовал дух схоластики, относился отрицательно.