]90-х годов Рюмин так же незаметно ушел из театральной жизни, как бесследно промелькнул в ней.
Граф Е. Салиас-де-Турнемир. Граф Салиас, известный автор нескольких исторических романов, по назначению графа Воронцова и, как надо думать, по протекции своего родственника генерала Гурко, заместил в 1881 году В. П. Бегичева на должности по управлению московскими театрами. Знакомство мое с ним было мимолетное. Виделись мы с ним в Москве всего два раза, тем не менее это знакомство было для него чревато последствиями.
В мае 1882 года, состоя уже управляющим театральной конторой, я, за отъездом Всеволожского за границу, оставлен был его заместителем. Это время захватил самый разгар ревизии инвентаря в Москве. Московские ревизоры доносили мне о непорядках в монтировочной части. В то же время граф Салиас телеграфировал мне о служебных затруднениях в замечаемых беспорядках по хозяйственной части и двукратно просил меня экстренно помочь ему в этом деле. С разрешения министра я тотчас же приехал в Москву. Повидавшись с ревизорами, я узнал от них сущность найденных беспорядков. После того, в первом часу дня, не дождавшись прихода в контору Салиаса, я отправился к нему на квартиру, где застал его еще спящим. Ознакомив его с моими впечатлениями, полученными от ревизоров, я выслушал от графа Салиаса подобные же заключения. После этого я вызвал для объяснений персонал, уличаемый в корыстных поступках. Это были три лица: управляющий конторой Малышев, главный гардеробщик Германович и машинист Большого театра Вальц. После разговора с ними и осмотра книг вещественных доказательств я формулировал выводы и характер обвинений и направил дело к производству формального дознания. Граф Салиас не высказал при этом своих заключений и промолчал. По непонятным причинам на что-то как будто обиделся и после моего отъезда из Москвы, без объяснения причин, подал в отставку. Впоследствии граф Салиас, как шла молва, безуспешно хлопотал через Гурко о назначении его на должность директора театров.
Карьера графа Салиаса является поучительным примером рискованности назначения на ответственную должность по теа тральному делу лица, неопытного в административной области и не подготовленного к такому поприщу, хотя бы и талантливого работника фантазии и пера.
П. М. Пчельников. Павел Михайлович Пчельников, поручик лейб-гвардии Финляндского полка, по рекомендации его приятеля и бывшего товарища по полку В. С. Кривенко был в 1882 году причислен к группе аспирантов службы в Дирекции театров. По просьбе Кривенко он был назначен на занятие должности помощника управляющего Московской театральной конторой. В мае 1882 года, при упомянутой выше поездке моей, я взял с собой Пчельникова для ознакомления с московскими делами. После этого обстоятельства сложились так, что вакансия управляющего конторой в Москве, за уходом в отставку Малышева, очистилась, и Пчельников поступил сразу на место управляющего.
Павел Михайлович был человек с умом и даже не лишенный остроумия. Образование он получил среднее и широким кругозором не отличался. Сметливый в порученных работах, он ставил идеалом в труде наименьшую затрату сил при наибольшем вознаграждении. Никакая профессия его в особенности не манила: он с одинаковым интересом относился к военной службе, как и к работе по вычерчиванию карт, как и к театральной службе и, наконец, как и ко всякой специальности, сопряженной с хорошим окладом.
Искусством Пчельников не интересовался и с театром познакомился лишь в Москве. Прослужив некоторое время в столкновении с артистами, он составил о них, без различия рода сцены, невысокое мнение и оклеймил их общим названием «поганцев». Более всего его интересовала опера. В драме предпочитал комическое. Балет Пчельников признавал лишь дополнением к декоративной обстановке и как сочетание акробатических головоломных трюков, не более.
Надо отметить, что положение управляющего театральной конторой в Москве отличалось от такового же в Петербурге. Дальность расстояния от Петербурга, затруднительность непосредственного руководства со стороны директора ставили Пчельникова близко к распоряжению репертуарной частью, к выбору репертуара и к оценке работы артистов. Удовлетворительно разбираясь в общих хозяйственных вопросах, Пчельников терялся в вопросах художественных и подчинялся посторонним, в особенности режиссерским, влияниям, а отчасти вкусам своей жены. Надо упомянуть, между прочим, что Пчельников участвовал в Турецкой войне 1877 года. В одном из сражений он получил серьезную контузию головы, оставившую след в повременных припадках болезни шеи. Лежа на излечении в госпитале, Пчельников познакомился и близко сошелся с хорошенькой сестрой милосердия – Полиной Петровной. Она была замужем, имела сына и, сойдясь с Пчельниковым, получила развод с мужем. При получении места в Дирекции театров Пчельников женился на Полине Петровне, плодом их брака была хорошенькая девочка. Полина Петровна не получила хорошего воспитания и образования. Она была особа истеричная, не отличалась ни умом, ни высокими нравственными качествами. Ко всему этому она была женщина корыстная и довольно вздорная сплетница. На мужа своего она имела дурное влияние и немало повредила его репутации вообще, а в служебном отношении – в особенности.
Пчельников был человек общительный. Случай привел в число его сослуживцев несколько его товарищей по гвардии. По установившемуся в Москве обычаю все семьи чиновников конторы познакомились с семьей Пчельникова. Под дирижерской палочкой Полины Петровны образовался прочный очаг сплетней. Он охватил и служебные, и личные отношения. В него вошли и чиновники, и некоторые артисты, и даже прислуга. Постепенно слагался и развивался ряд легенд около большинства членов московской театральной семьи. Легенды были по преимуществу морального свойства, искажали действительность и влияли на взаимоотношения служащих. Само собой разумеется, что отклики таких искажений достигали Петербурга и создавали неверные репутации деятелям театра. Полина Петровна не ограничивалась в проведении лицеприятия и своекорыстия в отношении к сослуживцам мужа. Она проявляла его в прямом непотизме[134], в проведении на обеспеченные места своих родственников. Таким образом, по ее настоянию, вопреки мнению компетентных лиц, она заставила Павла Михайловича принять ее родную сестру с ничтожным голосом на место певицы в русскую оперу в Москве. Другую сестру свою Полина Петровна пристроила на фиктивную в сущности должность начальницы фактически не существующего в Москве главного гардероба. Ко всему Пчельникова в унисон с мужем проявляла большую фанаберию[135] и честолюбие. Она заставила мужа не вполне легально пользоваться для разъездов с женой казенной коляской. Так же своевольно супруги Пчельниковы бесплатно занимали на спектаклях ложу нижнего яруса.
Недостатки Павла Михайловича не ограничивались пребыванием под башмаком жены. Во-первых, он был ленив, на деле скучал и от всяких привходящих служебных нагрузок всячески отлынивал или исполнял их спустя рукава. Во-вторых, он был мнителен, подозрителен и обидчив. Вообще, не будучи пессимистом, он любил жаловаться, в особенности начальству, на свои служебные обиды, как материальные, так и нравственные. В этих обидах он многое преувеличивал. Всеволожской написал очень остроумную карикатуру на Пчельникова. Павел Михайлович изображен на ней со страдальческим лицом, с нимбом вокруг головы и с миртовой ветвью в руках. На карикатуре надпись: «Великомученик Павел».
В вопросах ведения репертуара и в оценке достоинств артистов Пчельников не был самостоятелен и не проявлял своей индивидуальности. Он представлял собою эхо режиссуры в опере Барцала и Альтани, в драме гл[авного] режиссера Черневского. В монтировочной части он прислушивался к мнениям ее заправил и, между прочим, и жениной родни. В общем хозяйстве он был более самостоятелен и проявлял распорядительность и здравый смысл. Что касается школы, как драматической, так и в особенности балетной, то в ней Пчельников заботился о том, чтобы была «тишь да гладь», чтобы избегались всякие осложнения и неприятности.
В паутине женских сплетен Павел Михайлович часто ссорился с сослуживцами и быстро развенчивал лиц, признаваемых им ранее достойными похвалы. В столкновениях с сослуживцами проявлял зачастую вспыльчивость и не всегда оказывался корректным. Был, например, такой случай. Помощником Пчельникова состоял Н. А. Петров, пожилой гвардейский офицер, немудрый, но хороший человек, женатый на почтенной, скромной и хорошо воспитанной женщине. По какому-то поводу Петрова вызвала неудовольствие Полины Петровны и стала предметом ее преследования. Под впечатлением неудовольствия жены Пчельников позволил себе в присутствии служащих громко произнести грубые ругательства по адресу жены Петрова. Возмущенный таким поступком Н. А. Петров явился в кабинет Пчельникова и, объяснив начальнику свою обиду, назвал его негодяем. Пчельников тотчас же написал жалобу по начальству. В результате Н. А. Петров принужден был подать в отставку, хотя и получил пенсию за долголетнюю службу. Когда уже отставка Петрова состоялась, Пчельников догадался прислать к Петрову двух секундантов с вызовом на дуэль и получил от Н. А. Петрова отказ с прибавлением ответа «поздно».
Приведя здесь целый перечень недостатков Пчельникова, я далек от мысли очернить этого по существу недурного человека, даже бывшего моим приятелем. Это был человек безусловно честный и благодушный и в большинстве случаев там, где его не придавливала ножка супруги, человек разумный. К сожалению, избыток самолюбия и мнительности портили ему жизнь. В случаях служебных осложнений и неожиданных перемен он выходил из равновесия и терял самообладание. Таких случаев я знаю два. Первый был в конце [18]80-х годов при назначении заправилами московских театров Майкова и Островского, а второй – в конце [18]90-х годов, с учреждением должности управляющего делами Дирекции и с моим назначением на эту должность. В первом случае он совершенно опустил руки, держался вдали от нового начальства и только писал жалобные письма Всеволожскому и мне. Во втором случае Пчельников счел себя обиженным назначением бывшего сослуживца прямым его начальником и необдуманно подал в отставку, получив изрядную пенсию. В отставке жаловался на скудные средства, постоянно просил о пособиях. Позднее он выдал дочь замуж, овдовел и вскоре потерял зрение. После этого он второй раз женился и вскоре же скончался.