Лишь бы не вспоминала, что её ждут дома.
Она была нужна ему – нужна живой, здоровой и лучше всего счастливой. Он ненавидел саму мысль о том, чтобы кого-то удерживать силой, и был намерен сделать всё, чтобы до этого не дошло. Вот только…
Про́пасть, про́пасть, про́пасть, когда он искал источник силы, которой так жаждал, мог ли он знать, что найдёт его в царской дочери! Насколько проще всё было бы, окажись он какой-нибудь судомойкой или престарелым лавочником, которых никто не хватится… Чародей, стоящий у окна, толком ничего за ним не видя, закусил губу. Девчонке нравится дом? Ну и славно, ведь заклинание, которое снова вернуло ветхой развалюхе её былой блеск, подпитывается от её же собственной персоны. Равно как и защитные чары, которые он первым же делом наложил и на куклу, и на себя. Ничего. От неё не убудет – Чародей не смог бы вот так навскидку сказать, что же такое он должен наколдовать, чтобы от неё убыло. Но о чём же он думал?..
Ах да. Дом.
Интересно, она начнёт брыкаться, когда им придётся его покинуть? «Когда», не «если» – Чародей с самого начала знал, что они не смогут остаться здесь надолго. Даже горы посреди ничего – плохое убежище, если речь об особе царских кровей… Которую к тому же прекрасно слышно. Про́пасть, почему жизнь так несправедлива? Он вынужден был искать её столько лет, а магам её папаши, скорее всего, понадобятся считанные декады. Пичуга была надёжно спрятана, пока не колдовала. Теперь, когда её сила творит чудеса, пусть даже такие глупые, её слышно хоть в Урсуле, хоть ещё дальше…
Единственное, что они могут с этим сделать сделать – оставить между собой и теми, кто станет её искать, как можно больше расстояния. И воды́ – да, воды, за водой их сложнее будет расслышать… Чародей в тысячный раз перебирал вдоль и поперёк обдуманные варианты: заморский Пантей? Оттийские колонии в Лидии? Сдавленный льдами холодный Бирг?.. Насколько далеко от дома царевна согласится забраться по доброй воле?..
Мудрее всего было бы попытаться как можно скорее сделать то, зачем он вообще всё это начал, и вернуть девчонку отцу. Просто так, не требуя ни выкупа, ни тем более руки и сердца, хотя какой-нибудь король-ворон из её сказки, чего доброго, так бы и поступил… Но он так и не нашёл нужное заклинание – не нашёл и пока не создал.
А ещё он ловил себя на том, что он не знает, сможет ли отказаться от того, что оказалось у него в руках.
Отпустить её. Получить то, чего он хочет, и отпустить. Это было бы честно: она вернётся домой, а он…
Останется без магии. Навсегда.
Чары, позволявшие Чародею забирать чужую силу себе, не работали на дочери Клавдия Иллеша. Без неё он был просто человеком. Волшебником, который умрёт, если произнесёт одно-единственное заклинание. От этой мысли его пробирала дрожь. К магии привыкаешь.
Он не хотел быть никем.
Чародей заставил себя сдержать рвущийся наружу вздох и устало провёл рукой по глазам. Девчонка, наверное, проспит до вечера. Кто бы знал, как ему хотелось прямо сейчас спуститься в винный погреб и запереться там до тех самых пор, пока она не проснётся.
Глупая кукла.
Отсюда, из гостиной, было слышно, как в столовой убирают со стола. Он даже не ожидал, что из кошек получатся такие толковые слуги. Последний хозяин этого дома, должно быть, привёз парочку, чтобы они боролись с мышиным племенем в кладовых; эти-то прародители, предоставленные сами себе, и положили начало разросшемуся на свободе семейству… В последние несколько десятилетий кошки были здесь единственными жильцами. Они успели одичать, но капелька волшебства, простите за невольный каламбур, творит чудеса…
Он мог бы привезти сюда пару девиц из какой-нибудь ближайшей деревни. Возможно, это было бы проще, но на кошек точно можно положиться в одном, самом главном – они не станут болтать. Единственное – на них теперь нельзя было смотреть, пока они делали человеческие вещи. Просто потому, что можно было невесть что увидеть: в полноценных людей он их не превращал, кошками они в такие моменты тоже не были, а чем были – да про́пасть их разберёт. Боги с ним, не то чтобы Чародей горел желанием подглядывать за пушистыми дворецкими и камеристками. Его и так каждый раз передёргивало, когда он представлял себе, как на кухне, за готовкой, они по старой кошачьей привычке украдкой жуют обрезки сырого мяса…
День был чист и звонок; над верхушками елей там, поодаль, тёмной стаей носились вороны. Чародей мог бы навсегда прогнать их, но не стал: когда мимо их гнёзд проходил чужой, они поднимали такой грай, что пробраться к дому незамеченным той дорогой было невозможно.
Не то чтобы сюда не было других путей.
Знать бы, сколько времени у них в запасе…
Чёрная кошка с белой манишкой вопросительно мурлыкнула и, ласкаясь, потёрлась об его штанину. Первым порывом Чародея было грубо оттолкнуть её ногой, но он вовремя осадил себя. Будь с прислугой спокоен и вежлив – терять самообладание значит выставлять себя самого в невыгодном свете. Надо же, наверное, эту истину вдалбливали ему в голову с изрядным упорством, раз уж он запомнил…
Он всё-таки вздохнул и наклонился погладить новую горничную её высочества Амалии Сильванской.
– Будь добра, сообщи мне, когда она проснётся, – попросил он.
Кошка не ответила: посуду мыть она умела, а разговаривать – нет. Идеальная прислуга. Такую не стыдно нанять в приличный дом.
Глава четвёртая: Горечь и соль
Уже на следующий день Лексий успел пожалеть, что вообще рот открыл.
Наутро, выспавшись, он первым делом решил, что вёл себя как дурак. Нет, это ж надо – придумать, будто ты услышал что-то за чёртову тысячу километров отсюда!.. Каково же было его удивление, когда его слова начали подтверждаться: его более опытным старшим коллегам, ничего не знающим о вчерашних беседах, дали карты, и после вдумчивого прослушивания они независимо друг от друга указали примерно на одно и то же место.
Господин Стэйнфор сухо посоветовал ученику не спешить начинать считать себя самым умным. Замутнённое сознание, объяснил он, само по себе бывает более восприимчивым, чем здоровое и ясное. Другое дело, что сосредотачиваться и отделять нужное от ненужного у него получается куда хуже, так что в подпитии, в полусне или в бреду иногда чего только не услышишь…
Да ладно, Лексий и сам не был склонен преувеличивать свои заслуги. Он бы не расстроился, если бы Клавдию вовсе не раскрывали имя изначального автора версии о том, где сейчас его чадо. Но его величеству, конечно же, сообщили, и – разумеется! – тот немедленно повелел, чтобы следопыт-самоучка непременно вошёл в поисковый отряд. Только этого Лексию и не хватало – за считанные декады до свадьбы!..
Ладно, предположим, он так и так должен был принести присягу уже в конце этой весны, вместе с Элиасом и Ларсом, делающими это в свой законный срок. Бран боялся зря, никто его не заставлял – Лексий просил об этом сам, потому что не видел смысла оставаться в школе без этих двоих, и ему не терпелось наконец получить свободу продолжать свои поиски. Он осмелился обратиться к господину Стэйнфору с просьбой; его экзаменовали и нашли готовым.
Никто из магов Урсула, похоже, слишком этому не удивился: от парней, с которыми Бран занимался лично, готовы были ждать всяких чудес. Настоящим сюрпризом стал Тарни: он тоже пожелал пройти проверку – и выдержал её. Нет, он, конечно, работал как проклятый и сидел над книжками в часы, когда остальные махали шпагами во дворе, но всё равно не каждый день видишь, как «бракованный жеребёнок» из глухой деревни кончает школу волшебства в два раза быстрее, чем прочие…
Нет, Лексий не боялся, что не справится с задачей: он без ложной скромности сознавал, что звёзд с неба не хватает, но всё-таки ничем не хуже других выпускников. Но как, скажите на милость, он должен был сообщить об этом Ладе?
Поиски могли затянуться, дату, которой они ждали всеми силами сердца, возможно, пришлось бы перенести неизвестно на сколько, а одна только мысль об отсрочке была заранее мучительна для них обоих. Лада – та уже сейчас не находила себе места от предвкушения: сияющая, как китайский фонарик, ездила к портнихе на примерки свадебного платья и по-детски ревностно следила, чтобы жених не увидел его раньше срока… Будь это чья-нибудь чужая невеста, Лексий, наверное, втайне покрутил бы пальцем у виска, глядя, как эта смешная девушка ссорится с матерью по поводу каких-нибудь оборок или кружев, тайком плачет из-за того, что подол ей сделали на два пальца длиннее, чем она хотела, или объезжает все магазины в городе в поисках идеальных перчаток. Но Лада была Ладой. Она была его, и если бы выяснилось, что эти перчатки охраняет злой дракон, Лексий без колебаний отправился бы точить свой меч…
В последний раз, когда Лексий был приглашён в их дом к обеду, Лада, как раз вернувшаяся с очередной примерки, с порога бросилась ему на шею, разом смеясь и едва не плача, выдохнула:
– Чудо!.. Лексий, это чудо! Тебе точно понравится!..
На что он честно ответил:
– Ты была бы лучше всех на свете, даже если бы вышла ко мне в мешке из-под картошки.
Она со смехом спрятала лицо у него на груди, и Лексий, который всю жизнь посмеивался над героями дамских романов, то и дело с наслаждением «вдыхающими запах Её волос», обнял невесту, уткнувшись носом ей в макушку, и мысленно попросил у них прощения.
И вот теперь старый сильванский медведь хотел, чтобы Лексий бросил всё и помчался спасать его глупую дочь. Блеск!
Рассказывая Ладе о непредвиденных обстоятельствах, Лексий клятвенно обещал ей вернуться совсем скоро, к тому же не меньше чем национальным героем и почётным спасителем дам в беде. В тот момент он пообещал бы ей хоть перо Огнептицы, лишь бы не видеть, как она кусает губы, пытаясь улыбаться сквозь закипающие у неё на глазах слёзы. Боги, приятель, каким вообще надо быть злодеем, чтобы своими руками разбить девушке, которую любишь, мечты об идеальной свадьбе?..
Но куда было деться? Нынешние настроения Клавдия ясно давали понять, что торг сейчас неуместен. Лексию и всей Сильване оставалось только радоваться, что их монарх способен сдерживать себя и думать в перспективе: другой на его месте давно объявил бы Оттии войну – хотя бы за одно волокитство её дипломатической службы. Немедленно начатые переговоры о том, чтобы отряду сильван разрешили искать Амалию в чужой стране, безбожно затянулись, и даже мгновенное магическое сообщение – такие дела не делаются по обычной почте – не могло их ускорить. Лексий подозревал, что Регина нарочно тормозит процесс, предельно уточняя условия и цепляясь к мелочам – просто чтобы позлить брата по королевской крови. «А откуда вы знаете, что её высочество Амалия находится в оттийских землях? А не намекаете ли вы часом, что мы её похитили? А вдруг это предлог для того, чтобы заслать к нам шпионов?» – и так далее, и так далее, и так далее. Клавдий скрипел зубами так громко, что наверняка было слышно в Рутье, если только не в Гелльсе, но, слава разным несовершеннолетним богам, держал себя в руках – потому, что здраво оценивал свои силы. Сильвана уж точно не была самоубийцей. Приходилось терпеть.