‘возвращайтесь… нужно вернуться. ещё можно. пока можно…’
Вот ведь заладил.
– Да нельзя! – Лексий досадой дёрнул плечом. – Не можем же мы просто взять и повернуть назад! У нас есть приказ. Нам нужно кое-кого найти. Хотя, – он невесело фыркнул, – скорее мы все в итоге останемся здесь в насквозь просоленном виде, благодаря чему хорошо сохранимся на долгие годы в назидание потомкам…
Какое-то время Лунолис молча смотрел на него снизу вверх. У него были удивительные глаза – тёмно-синие, но с золотистыми крапинками в глубине. Если вглядываться в них долго и пристально, начинало казаться, что смотришь на звёзды…
‘очень-очень нужно?’ – наконец спросил он.
Лексий вспомнил его величество Клавдия. Вспомнил Регину Оттийскую, которая ждёт удобного случая начать войну и закричать, что сильване первые начали…
– Очень-очень, – сказал он и не солгал.
Лунный лис опустил голову.
‘тогда слушай птиц. если согласен, что будет… так, как будет… слушай воронов.’
Лексий набрал в грудь воздуха, чтобы – поблагодарить? возразить? рассмеяться? – он, если честно, и сам ещё не решил, но тут сзади окликнули:
– Алексей? У тебя всё хорошо?..
Ах, про́пасть, он ведь говорил вслух, ещё, чего доброго, перебудил половину лагеря… Лексий вздрогнул и обернулся, чтобы увидеть показавшегося из-за дюны Рада, а когда снова бросил взгляд на то место, где только что стоял Лунолис, там было пусто. Мягкий свет погас.
И чего только это странное создание от него хотело?..
– Да, – рассеянно отозвался Лексий. – Я просто… Мне кажется, я что-то услышал, – и, не оборачиваясь, спросил:
– Ты, часом, не знаешь, где в этих краях водятся во́роны?
– Так на Вороньем кряже и водятся! – вмешался голос проводника. А этот-то тут откуда? Должно быть, проснулся и был приведён сюда любопытством – за время их знакомства Лексий успел выяснить, что данный господин частенько лезет туда, куда не просят. Ничего, сейчас это пришлось как раз кстати.
– Тогда вот туда нам и надо, – решительно сказал Лексий.
Рад чуть нахмурился.
– Ты уверен?
– Более чем.
Даже если Лунолис был бредом, Лексий чувствовал, что видение возникло не на пустом месте. В конце концов, господин Стэйнфор ведь сам говорил, что здравый ум иногда способен проглядеть всё на свете…
Рад внимательно посмотрел на него и коротко кивнул.
– Хорошо. Если сможешь убедить своих, то утром я отдам приказ. А сейчас, пропасть побери, иди наконец спать.
Лексий ещё со школы знал, что Рад всегда даёт самые верные советы. Хотя бы это осталось прежним.
Глава пятая: Сумрак
В доме в горах не было календарей, но Царевна не испытывала в них нужды. Ей было очень хорошо в гостях у Чародея, а счастливым, как когда-то сказал поэт, ход часов неведом. Вечнозелёный плющ, затянувший окна первого этажа, не сбрасывал листьев, ёлки, обиталище воронов, тоже были одинаковы круглый год… Наверное, Царевна очнулась бы только тогда, когда снова выпал снег, а до этого знать не знала бы, одна декада прошла или десять. Какая разница? Она написала папе, он пока за ней не присылал – значит, торопиться было некуда.
Дни были похожи один на другой – совсем как дома. Царевна быстро привыкла к их простым и приятным радостям. Она и раньше любила допоздна валяться в постели, но теперь выяснила, что из плена пухового одеяла вообще никак не выбраться раньше полудня, если у тебя под боком мурлычут тёплые клубочки. Кошки приходили спать у неё в ногах, на подушке, а иногда и на груди. Порой она вспоминала, что это всё-таки слуги, и пыталась стать с ними построже, но спящие мордашки и розовые подушечки лапок обезоруживали. Ну вот что ты будешь с ними делать!
После вкусного завтрака она любила почитать. В гостиной было два книжных шкафа; правда, почти все книги там были про рыбалку или охоту, но Царевну это вполне устраивало. Это ведь так интересно! Она, например, никогда не подумала бы, что радужную форель ловят на мышей. А ещё она нашла в ящике стола в своей комнате чей-то дневник. Пожелтевшие траницы стали хрупкими от старости, а чернила выцвели, но разобрать слова было ещё можно. Хозяйка дневника жаловалась на своего мужа Хэмиша, который каждое лето бессердечно волок её в эту ужасную глушь прочь от приличного общества – правда, почему-то иногда называла его Генрихом. Странная какая-то. Неужели ей здесь не нравилось?
Если чтение надоедало, всегда можно было посмотреть в окно. Царевна часами наблюдала за птицами: вороны строили в елях гнёзда, выводили там птенцов, и всё это было ужасно интересно. На улице уже стало совсем тепло, и, чтобы ей было удобнее, Чародей распорядился вынести на балкон одно из кресел. Ясным вечером можно было завернуться в плед и смотреть на звёзды…
Иногда Чародей просил разрешения к ней присоединиться. Ещё бы она не разрешала! Царевна сама не заметила, с каких пор каждая минутка с ним стала для неё драгоценной. Ей нравилось гулять с ним по горным тропинкам – они были такими узкими, что двоим волей-неволей приходилось идти близко-близко друг к другу. Крутые подъёмы и шаткие камни дарили Царевне предлог коснуться его руки, протянутой ей в помощь, и когда он бережно сжимал её пальцы, её бросало то в жар, то в холод…
За обедом, сидя за столом, Чародей мог вдруг задуматься о чём-то своём, словно вовсе забыв о гостье. Поступи так кто угодно другой, Царевна запустила бы в него тарелкой. Но это был Чародей, и она умолкала на полуслове и просто любовалась им – его точёным профилем, светлыми глазами, изящным разворотом плеч…
Они каждый день обедали вместе. Вот завтракал Чародей один, когда она ещё спала. Однажды Царевна спросила, чем он занимается по утрам, и он ответил, что ему нужно закончить некую работу. Любая работа интересовала Царевну крайне мало, и поначалу она не придавала ей особого значения – до тех пор, пока загадочные труды Чародея не стали отнимать его у неё по вечерам.
Нет уж! Она и так была по горло сыта неведомыми и совершенно безразличными ей папиными «делами», из-за которых она в последние годы видела его добро если раз в декаду! Нет, папа был не виноват, он же не нарочно родился царём, но, в самом деле, Чародей ведь не мог не понимать, что поступает невежливо, бросая её одну! Она и так всю жизнь была одна –только вот, странное дело, до Чародея одиночество почему-то не было ей в тягость…
Несколько дней Царевна мужественно сносила обиду, давая ему возможность исправиться, но любому терпению приходит конец. Очередным одиноким вечером она не выдержала и пошла стучаться к Чародею в дверь.
Его комната была разом спальней и кабинетом: кровать стояла в глубине комнаты, напротив двери располагался письменный стол, а между ними горел камин. Царевна никогда здесь не бывала. Она с любопытством заглянула внутрь, и Чародею, вставшему на пороге, пришлось посторониться, чтобы дать ей войти.
– Простите меня, – сказала Царевна. – Вы очень заняты?
– Самую малость, – Чародей ответил так, как ответил бы на его месте любой воспитанный человек. – Ничего страшного.
– Покажите мне, над чем вы работаете, – попросила Царевна. – Должна же я знать, ради чего вы мной пренебрегаете!
Она направилась было к заваленному бумагой столу поближе взглянуть на раскрытые на нём книги, но Чародей как будто случайно оказался у неё на пути.
– Магия – ужасно скучная штука, – возразил он. – Вам будет неинтересно.
Так он ещё и прячется от неё!
Царевна гордо вскинула голову:
– Раз она так скучна, то почему вы предпочитаете её моему обществу?
– Есть вещи, которые необходимо сделать, – примирительно сказал Чародей, касаясь её руки.
Царевна смягчилась. На самом деле ей не хотелось ссориться. Только не с ним.
– Побудьте со мной, – сказала она. – Я сегодня почти вас не видела.
– Я выйду к вам через час.
Ну что за наказание!
Царевна свято верила, что стоит ей попросить – и он подчинится. До сих пор все люди вокруг неё поступали именно так, даже папа, хотя и не сразу. О, если его медвежонок чего-то хотела, она умела этого добиться. Достаточно было заплакать – она ещё в детстве выяснила, что непреклонный волевой царь совершенно беззащитен против её слёз…
Но нет, лить слёзы она не станет.
Царевна гневно отняла у Чародея руку и порывисто отвернулась.
– Я вижу, что отвлекаю вас от важных занятий, – холодно проговорила она, едва не дрожа от злости. – Я прошу прощения и не стану больше докучать вам своей назойливой компанией. Спасибо за гостеприимство. Будьте добры сегодня же отвести меня домой.
Она ждала, что он рассыплется в извинениях. Ждала, что он примется уговаривать её остаться – не сразу и нехотя, она, так уж и быть, поддалась бы на уговоры. Но вместо этого Чародей склонился над столом, опираясь на него одной рукой, и, поправляя брошенные в беспорядке бумаги, негромко и очень спокойно сказал:
– Боюсь, пока я не могу на это пойти.
Царевне показалось, что она ослышалась.
– Что?! – выдохнула она.
– Я хочу, чтобы вы остались, и вы останетесь. Дальше посмотрим.
Это было не предложение и уж точно не просьба. Это был звук, с каким ключ поворачивается в замке – снаружи.
И вот тут ей вдруг стало очень страшно, так страшно, как не было ещё никогда в жизни. Они были одни в доме – и в этих горах. Вокруг не было ни души, кроме бестолковых безгласых кошек. Неожиданно Царевна поняла, что, если ей понадобится помощь, ждать её будет неоткуда.
– М-мой отец знает, где я, – выговорила она, сама толком себя не слыша. – Рано или поздно он-…
– Знает? – Чародей взглянул на неё с непониманием, потом, кажется, вспомнил и вполголоса рассмеялся. – Айду! Конечно, нет! Извините меня, вы ведь на самом деле не думаете, что я настолько глуп?
Царевна задохнулась, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо.
– Вы меня похитили!..
Чародей взял в руки стопку листов и выровнял их.
– Получается, что так, – бесстрастно сказал он. – И нечего так бледнеть! Глупая вы девчонка, неужели вы никак не поймёте, что если бы я желал вам зла, то давно бы его причинил?