Единственный из них четверых, он рассказал всю поэму до конца с первой попытки. Лексий помнил, как слушал его голос, не разбирая слов, и переживал, не споткнётся ли он, сильнее, чем некогда за себя…
Он всё ещё помнил эти стихи наизусть. Стоило только позвать – и они приходили. Знакомые строфы из шести строк, вьющаяся узором рифма…
– Снаружи, за лязгом мечей и за громом лир, – сколько раз на этом самом месте Халогаланд убивал его в учебных поединках! – за дверью в огромный, холодный открытый мир ждёт великое зло…
– Судьба всего мира лежит на моих плечах, – так странно, сегодня в голосе Тарни не было ни капельки волнения, – но их обнимает мех твоего плаща… – Жеребёнок поднял голову и улыбнулся Лексию своей особой улыбкой, разом и печальной, и светлой. – … и мне так тепло.
Они постояли, слушая, как стихи растворяются в ночной тишине.
– Але́ксий… – начал Тарни. – Нет, стой, подожди, я скажу… – он выдохнул, вдохнул и почти твёрдо выговорил, – Алексей. Ведь так? Так тебя на самом деле зовут? Айду, не хочу думать, каково это, когда все вокруг называют тебя чужим именем…
Жеребёнок устало провёл рукой по лицу.
– Тебе, наверное, было так одиноко. Мой дом в двух днях пути от столицы, и я… не был там очень счастлив, но мне и то бывает…
Лексий посмотрел на низкие тучи, на марево дождя, растворяющее мир в туманной дымке.
– Только не с вами, – честно сказал он.
Жеребёнок ответил ему улыбкой, но она быстро погасла.
– Так, значит, и твой Рад тоже оттуда? – спросил он. – С… вашей Земли?
Мой Рад. Ваша Земля. Смешно.
– Да, – не глядя на него, кивнул Лексий. – Но, знаешь, он… всё равно не планировал возвращаться.
Кажется, Тарни хотел сказать что-то, но не сказал. Он просто положил руку Лексию на плечо, и тот вдруг почувствовал, что никакие слова сочувствия, утешения и поддержки не помогли бы так, как бережное касание этой маленькой, лёгкой руки…
Он повернул голову, встретился с Тарни взглядом и отстранённо подумал: как же он вырос. Айду, и куда подевался неуклюжий застенчивый мальчик, который пришёл в их школу четвёртым одной далёкой весной? Кто тогда мог подумать, что «этот ягнёнок» не дрогнет перед испытаниями, стерпит любую усталость и будет готов, не колеблясь, отдать свою жизнь, лишь бы спасти чужие?..
Лексий вдруг понял, что уменьшительные имена теперь будут здесь неуместны.
– Танирэ… – начал он.
– Серьёзно? Почему тогда уж сразу не «господин Уту»? – рассмеялся Тарни. – Перестань, это ведь всего лишь я…
– Ты не «всего лишь», – твёрдо сказал Лексий. – Ты слышишь? Обещай мне больше так о себе не говорить.
Тарни закусил губу и кивнул. Минуту он казался погружённым в свои мысли, а потом окликнул:
– Алексей?
– Да?
– Спасибо.
– За что? – искренне не понял Лексий.
– За то, что подал мне руку… тогда, в мой первый день. Веришь или нет, до этого я ни разу не покидал свою деревню, и… Урсул напугал меня до ужаса. Такой большой, все куда-то спешат, и никому до меня нет дела. Никогда больше не чувствовал себя таким потерянным. И потом, в школе, когда вы начали смеяться… я подумал: дурак, как же глупо было надеяться. Я всё равно ни на что не гожусь.
Тарни повёл плечами, плотнее запахнул полы плаща.
– Знаешь, мне до сих пор иногда не верится, что всё это правда, – сказал он. – Что я делаю то, что делаю, и стал тем, кем стал. Клянусь, когда-то я и мечтать не смел о том, чтобы стать волшебником. Сражаться на войне… спасать жизнь царя. Звучит как что-то из «Знамения власти», правда?
Он улыбнулся, но тут же снова стал очень серьёзным.
– Я ненавижу войну, и мне сейчас очень страшно. За вас. За себя. За мою страну. Но как же хорошо встречать этот страх не с пустыми руками. Всё, чего я когда-то хотел – найти место, где я смогу принести пользу. Это место здесь.
Он говорил, и у Лексия была одна отчётливая мысль: ты точно больше не Жеребёнок. Ты очень взрослый – и очень храбрый, но, честное слово, в этом я и так не сомневался…
– Я не ожидал, что выдержу, – признался Тарни. – Хочешь посмеяться? Эта зима – первая на моей памяти, когда ко мне не прицепился даже какой-нибудь жалкий насморк. Не хочу думать, чего это будет мне стоить. Я читал про то, что бывает, когда тело разом использует все запасы сил, какие есть. Потом, когда снова можно остановиться и не бежать дальше, приходится платить с процентами…
В окрестностях соляной пустыни растут такие цветы – морянки. Они очень хрупкие на вид, но выживают там, где засыхают могучие деревья…
– Может быть, ты просто сильнее, чем тебе кажется, – предположил Лексий.
Они услышали шаги Ларса одновременно. Не подходя близко, Халогаланд остановился, чтобы дать им договорить.
– Опять смена партнёров, – улыбнулся Тарни. – Как в танце… Ты хотел сказать что-нибудь ещё?
Нет. Да. Наверное. Забавно, в такие моменты тебе вдруг начинает казаться, что тебе нужно сказать ещё тысячу ужасно важных вещей… вот только ты не можешь ухватить ни одной из них.
– Я подумаю, – пообещал Лексий. – До утра. А пока, пожалуй, пойду погреюсь…
– Айду, ты же не одет! – похоже, Тарни осознал это только сейчас. – Хочешь свой плащ назад?
Лексий фыркнул.
– Вот ещё!
Он не закончил важные разговоры. Оставался ещё кое-кто.
Элиас сидел у костра, один, и его угловатые плечи были устало опущены. Когда Лексий подошёл и остановился в шаге позади, Элиас, не оборачиваясь, произнёс:
– И как мне теперь тебя называть? Ты ведь определённо не ки-Рин.
Лексий сел рядом с ним на другой конец бревна.
– Вообще-то, я уже три года как отзываюсь на «Лексия».
– Звать тебя по имени?! – фыркнул Элиас. – Серьёзно? Может, ещё и обнимемся?
Лексий не ответил, и минуту они сидели молча. А потом Элиас негромко сказал:
– Так, значит, мы всё-таки не братья.
– Не значит, – твёрдо возразил Лексий. – Ерунда. Мы братья, и это не изменится, слышишь?
Элиас подтянул колени к груди и обхватил их руками.
– А толку? – зло бросил он. – Зуб даю, ты ведь всё равно сбежишь обратно в свой мир…
И снова молчание. Запрокинув голову, Лексий рассматривал небо. То даже не потрудилось взглянуть на него в ответ.
– Я не знаю, – сказал он наконец. – Элиас, я честно не знаю.
Братец искоса взглянул на него своими узкими, кошачьими глазами.
– У тебя там кто-нибудь есть? Семья?
Лексий пожал плечами.
– Только мама. Но мы с ней давно не ладили…
И, может быть, причина была в тебе и больше ни в ком.
«Ты всегда ждал чего-то от людей и злился, когда не получал того, что хочешь…» Был ли он паршивым сыном? Делал ли ей больно? Лексий привык думать, что матери всё равно – так было проще не чувствовать себя виноватым…
– Знаешь, – признался он, – я так и не смог решить, что хуже: мысль о том, что никто там, на Земле, и не заметил, что я исчез… или о том, что меня искали и плакали.
– Она не могла не заметить, – сказал Элиас. – Айду, это же мама.
Они сидели здесь словно каждый сам по себе, строя мостики из слов через тёмную воду. Элиас никогда не подпускал к себе слишком близко, но Лексий вдруг подумал: может быть, он сам просто старался недостаточно сильно…
Другой ки-Рин вдруг рассмеялся.
– Нет, но это ж надо! – сказал он в пустоту. – Пришелец из другого мира! Подумать только!.. Честно, я был готов ко всему, кроме этого. Ждал признания, что ты шпионишь на Оттию или что-нибудь в этом роде… – он пристально поглядел на Лексия. – И знаешь, что самое нелепое? Я внезапно понял, что, даже будь это правдой… мне было бы всё равно. Оттийский шпион, чужак неизвестно откуда – неважно… если речь идёт о тебе. Потому что ты – это ты.
Он усмехнулся.
– Как думаешь, это и есть та самая дружба, о которой столько говорят? Я просто не разбираюсь.
Лексий всё ещё созерцал небо. В крошечном разрыве между туч робко блестела единственная звезда.
– Не исключено, – отозвался он. – Симптомы похожи.
Они помолчали ещё минуту, думая каждый о своём, а потом Лексий сказал:
– Элиас… Спасибо.
Тот вскинул брови.
– За что?
– За всё.
Элиас улыбнулся.
– Брось. Если я когда-то и делал тебе что-то хорошее, то только по чистой случайности.
Лексий посмотрел на него. Они встретились глазами и какое-то время друг друга не отпускали.
– Не верю, – сказал Лексий.
Элиас подбросил в костёр подсохшую у огня ветку и сделал вид, что ничего не слышал.
– Ки-Рин, – вдруг сказал он, – когда вся эта ерунда закончится, хочешь поехать со мной в Гелльс?
Это было так неожиданно, что Лексий не сразу осознал всю суть момента.
– Ты это серьёзно? – уточнил он.
Элиас пожал плечами.
– Ну да. Нужно же тебе хоть разок… побывать на родине. Хотя бы научишься получше о ней врать, – он пошевелил палкой угли в костре. – Я бы показал тебе лучшие портовые кабаки. Может, познакомил бы тебя с мамой, если, конечно, тебе интересны необразованные постаревшие горничные…
Лексий не верил своим ушам. Ты правда зовёшь меня к себе домой? В свой обожаемый Гелльс, знакомиться с матерью, которую, я знаю, любишь как никого? Ох, Айду, ну и странная же сегодня ночь!..
– Сто лет её не видел, – задумчиво сказал Элиас. – Надеюсь, она хорошо примет новость, что тоже переезжает в столицу…
– Стой, – удивился Лексий, – разве ты не хотел после учёбы вернуться в Гелльс?
Другой ки-Рин передёрнул плечами.
– Планы меняются, – хмыкнул он. – Так уж получилось, что у меня появились причины остаться.
Лексий взглянул на него с любопытством.
– Какие же?
Элиас сокрушённо тряхнул головой.
– Луиза. До встречи с ней ни за что не поверил бы, что со мной может происходить такое – из-за женщины! Честно, я и помыслить не мог, что… это всё всерьёз. Что у меня вообще хоть с кем-то всё может быть всерьёз. Я думал… мне всё это не нужно. Вся эта любовь и прочая чушь из романчиков на дрянной бумаге. Какое там, я ведь всё это время был занят куда более важными вещами вроде попыток смыть клеймо папенькиного имени… А потом в один прекрасный день вдруг понял, что любая фамилия покажется мне самой прекрасной на свете… лишь бы Луиза Руо согласилась её носить.