Такие невеселые размышления занимали его всю дорогу. Спустя, наверное, час добрели до стойбища паромобилей. Вовремя, потому что руки понемногу начинали неметь – носилки тяжелые. Глаз ощутимо заплыл. Дафна спотыкалась, придерживала порванную юбку. Одна Шельн выглядела так же, как в начале их прогулки по Кайне.
Навстречу попались двое в пестрых деревенских нарядах, спешившие туда, где продолжалось веселье.
– Глянь, как знатно люди повеселились! – с завистью заметил мужчина, пихнув в бок свою спутницу. – И мы так могли бы… А ты, Стефа, пока собиралась, пока свою красоту зазря наводила, все хорошее пропустили.
– Успеем еще, дурохлеб, – проворчала коренастая женщина в белой кофте с вышитыми рукавами. – Чай, до утра далеко… Чем рот разевать, потяпали!
Они прибавили шагу.
Уже около машины Марек спохватился: как же поедем, если Фрешта не в состоянии сесть за руль?
– Я сяду, – бросила Шельн. – А его надо устроить на заднем сиденье.
– Вы умеете управлять паромобилем?
– Я умею все.
Залить воды, развести пары… Наконец давление в котле поднялось до нужного уровня, и рыдван тронулся; осторожно петляя между своими неподвижными собратьями, выполз на темную дорогу. Марек и Дафна вдвоем втиснулись на сиденье рядом с водительским, Фрешта полулежал позади, с рукой на перевязи, вытянув на кожаном диванчике закованную в лубки ногу. Как объяснила Дафна, лекарь влил ему в рот несколько глотков обезболивающего дурманного питья – видимо, зелье было сильнодействующим, потому что он до сих пор не очнулся. Оно и к лучшему.
Марек долго собирался с духом, прежде чем хмуро произнести:
– Жалко, что так вышло… Я не хотел испортить вам праздник. Извините.
– Все уже позади, – натянуто-вежливым тоном отозвалась Дафна.
– Фрешта заслуживал взбучки, – сказала Шельн. – Плохо другое: ты ухайдакал парня из «Ювентраэмона», и если у нас вдруг выезд – а это, между прочим, всегда бывает вдруг, – я не знаю, кто его заменит. Раймут тебе спасибо не скажет, да и я не скажу.
– А что, Фрешта такой незаменимый? – виновато спросил Марек, глядя на белесую пыльную дорогу, стелющуюся перед машиной в сиротливом свете подвесных фонарей.
– Не то чтобы… Но здесь, на юге, практически невозможно найти желающих работать на «Ювентраэмонстрах», никто из местных не захочет ссориться с темными эльфами. Придется делать запрос в столичное управление, чтобы прислали человека, но это отнимет неизвестно сколько времени. Фрешта хорош тем, что за деньги готов на все.
«Жадный ублюдок!»
– Потому что у него на шее мать с целым выводком младших братишек и сестренок. Никогда не интересовалась, сколько их… Четверо или пятеро. Он один кормит все семейство.
«Я же не знал… Это я мерзавец, а не он…»
– Я слышала, Фрешта ведет себя с ними совершенно по-свински. Выдрючивается, как может, и в ответ пикнуть никто не смей – он же кормилец и благодетель!
«Ну, тогда я все-таки прав, и он получил свое».
– Но это их частное дело, каждый живет, как умеет, а мне придется завтра с утра пораньше расклеить по всей Халеде объявления: «Требуется герой, готовый ради полного кошеля денег бросить вызов повелителю кошмаров Гилаэртису», – и пусть меня тролли всей толпой поимеют, если хоть один дурак откликнется! Понял, что натворил?
– Я не нарочно, – подавленно отозвался Марек.
Несколько раз пришлось останавливаться, чтобы залить в котел воды, и до Халеды добрались, когда начало светать. Сначала доставили домой Фрешту. Дом у него был глинобитный, ветхий, пласты побелки местами отслоились, и прорехи щетинились колючими кончиками сухих соломинок, перемешанных с окаменевшей глиной. Мареку пришлось зайти внутрь, чтобы помочь своему недругу, к концу путешествия очнувшемуся, дотащиться до лежанки. Тесные коридорчики, застоявшийся запах чеснока, рыбы и старых половиков. Сердитая заспанная женщина – мать Фрешты. Хотелось выскочить оттуда сломя голову, но Марек пересилил себя, даже не огрызнулся, когда хозяйка дома в сердцах обругала его «мордой разбойничьей».
В Халеде праздничное гулянье уже закончилось. Кое-кто уснул прямо на улице – или на пыльном тротуаре возле стены, или свернувшись калачиком на чужом крыльце, или на мягкой траве под забором, по соседству с дремлющей бездомной собакой. Вспомнив о происшествии с коровой, которую неведомый упырь затащил на крышу двухэтажного дома, Марек с опаской посмотрел на светлеющее небо, но там не было ни упырей, ни птиц – никого. Зыбкий синий сумрак постепенно отступал, как вода при отливе.
Дафну дожидался около гостиницы экипаж, покрытый пурпурным лаком, с перламутровыми инкрустациями и золочеными коронами на дверцах. Анимобиль. Таких машин, приводимых в движение плененными духами, всего несколько экземпляров, и скорость у них невероятная, даже сравнивать не с чем. Этот – королевский. Юноша в ливрее вручил Дафне конверт из золотой бумаги. Пробежав глазами письмо, девушка ушла к себе в номер, за пять минут переоделась, попрощалась, и анимобиль умчался, мелькнув в конце улицы пурпурной молнией.
– Хорошая у тебя девочка, – заметила Шельн. – Никому ее не уступай.
– Вы красивей, – смущаясь, возразил Марек.
– Кто бы сомневался, – усмехнулась Лунная Мгла. – В веселых кварталах полно красоток, любую купишь на ночь, дело недолгое, а жениться надо на этой. Но ты еще маленький, чтобы понимать такие вещи.
Он не нашелся, что ответить, и тоже усмехнулся в ответ.
– У нее есть то, чего ни за какие за деньги не получишь, – добавила Шельн. – Поверь моему немереному жизненному опыту.
Пологая булыжная улочка вывела к морю, на пустой пляж с дощатым павильоном под вывеской «СТРАХ». По сырому песку бродили чайки, что-то деловито склевывали.
– Марек, убирайся к себе в столицу. Лучше завтра же, понял?
– Почему?
– Потому что нарвешься. Дружки Фрешты тебя поколотят. Да еще Гил обратил на тебя внимание, тоже хорошего мало. Опять встретитесь – опять поиздевается.
Над спокойным утренним морем висел туман, как в начале времен. В куче остро пахнущих водорослей копошилась забытая отливом морская звезда, ржаво-красная, колючая. Все вокруг выглядело дремотным и неопасным.
– Я не из тех, кого крадут темные эльфы. И хозяйка, у которой я снимаю комнату, говорила, что приезжих здесь не трогают, потому что прибыль.
– Мало ли, что тебе говорили. Здесь может произойти все что угодно. Послушай меня, уезжай. Синяки по дороге залечишь.
Лунная Мгла неспешно поднялась на веранду и скрылась в павильоне, притворив за собой скрипучую дверь.
Марек еще постоял, посмотрел на море, которое постепенно покрывалось розовыми бликами и все сильнее блестело, потом побрел вдоль берега.
Уехать? В самом деле, материала по учебному заданию он набрал достаточно, что ему дальше здесь делать… Но не завтра, чтобы это не смахивало на бегство, а через два-три дня.
Остановившись, вытащил из кармана бутылку. Темное имбирное, пивоварня братьев Кнуге. Эту бутылку вручил ему какой-то здоровенный парень после драки с Фрештой: «Держи, победитель!» Честно заработанный приз.
Не хотелось ему сейчас пива, но он в несколько приемов, не сводя глаз с моря, выпил все до капли – ради того, чтобы снова почувствовать себя победителем.
Ощущение было мимолетным, если оно вообще было. Зато море, облитое поднявшимся солнцем, вдруг засверкало в полную силу, и от неожиданности Марек зажмурился.
Торжества продолжались уже третий день. Граф норг Парлут, консорт королевы Элшериер, отныне и на целый год – истинный правитель этой страны (ибо что такое королева?), понемногу осваивался со своим новым положением.
Восьмизубая корона на голове. Немного натирает лоб возле правой залысины. Это ничего: говорят, через месяц-другой образуется мозоль, и тогда никаких неприятных ощущений.
Поздравления: более или менее искренние – от сотоварищей по партии Дубовых Листьев, которая в лице Парлута вновь одержала победу, с ощутимым кисловатым привкусом – от представителей остальных партий, проигравших эту баталию.
Подарки с намеком на перспективное сотрудничество. Прошения и кляузы, к исходу третьего дня их уже столько набралось, что хоть стены в деревенском домике оклеивай. Какой-то тип с горящими глазами и всклокоченной шевелюрой, неизвестно как прорвавшийся во дворец, всучил пухлую папку с проектом по разведению съедобных амфибий в городской канализации. Сказал, труд всей его жизни, и дюжину жабосвинок он уже вырастил, но на дальнейшее нужна государственная дотация.
Реверансы и поклоны, а самому кланяться не надо, сие весьма приятно. Торжественные речи иностранных послов. Прекрасная владычица светлых эльфов Эгленирэль оперлась своей лилейной ручкой о его руку, поднимаясь с кресла. Старая царица горных троллей из Осурраха – то же самое своей когтистой лапищей с огромными перстнями, чуть не упал, сколько же в ней весу… Дамы и барышни обворожительно улыбаются. Маги дают понять, что, ежели он не оставит их своими милостями, они ему тоже будут в немалой степени полезны.
Тревожит лишь одно: неотвратимо приближается затмение снов, и ежели кто-нибудь догадается… Но с чего бы им догадаться, если Анемподист умудрился разменять седьмой десяток, ничем себя не выдав? И тайник уже приготовлен, прямо здесь, во дворце, отлично обустроенный, надежно замаскированный. Ситуация под контролем, до сих пор обходилось, и на этот раз обойдется. А все же нет-нет, да и кольнет, хуже прострела в пояснице.
Парлут перевел взгляд на свою венценосную супругу, которая сидела на возвышении, закутанная в расшитую золотом и серебром мантию из эльфийского жемчужного шелка, и от сердца отлегло. Это великолепие отныне принадлежит ему, так о чем беспокоиться? И выглядит ее величество лучше, чем вчера, бледное личико оживилось, голосок звучит бодро. Его, Парлута, личная заслуга. После первой брачной ночи Элшериер занемогла, и тогда Анемподист, не мешкая, послал за своей племянницей, накануне укатившей на юг. Они с шестилетнего возраста закадычные подружки. Расчет оказался верен: стоило Дафне вернуться – и королева ожила, как увядающий комнатный цветок после поливки.