Третий стул – еще минуту назад Нардо на нем сидел – начал потихоньку подкрадываться к Тоби, который после каждого удара крякал и смачно ругался.
«Меня чем-то одурманили, – осенило Марека. – Вот и вижу то, чего нет… Но если так, что здесь происходит на самом деле? И странно, несмотря на это, щит у меня все-таки получается…»
В нескольких шагах от Тоби стул остановился, хищно присел, а потом, прыгнув вперед, поддал палачу под колени. Тот с размаху плюхнулся на сиденье. Накренившись, стул сбросил его на пол, после чего нанес удар полированной ножкой в горло, точно под кадык. Наводящий оторопь хруст. Брызнула кровь. Тоби забился в агонии. Нардо, пока еще живой и невредимый, уставился на эту картинку безумными глазами, перекосив рот в немом крике.
Зритель в плаще шагнул из тени в комнату, откинул капюшон, и Марек увидел тонко вырезанное оливковое лицо повелителя темных эльфов. На этот раз без обруча с сапфиром, черные волосы отброшены назад и собраны в хвост.
– Хочешь умереть так же, как он? – обратился Гилаэртис к Нардо. Тот попытался ответить, не смог, панически замотал головой.
– Ты готов сделать то, что я скажу?
Кивок со слезами на глазах.
Поймавшие Нардо стулья расплели объятия и отпрыгнули в разные стороны – ни дать ни взять хорошо натасканные собаки.
– Встань. Подойди к этому прикованному паршивцу и сними с него все лишнее.
Нардо подчинился.
Это не бред. Только непонятно, хорошо или плохо, что не бред… Опять накатила тяжелая обморочная волна, Марек закусил губу, чтобы не уплыть вместе с ней.
– Я имел в виду обереги, а не штаны, – холодно заметил Гилаэртис.
Нардо покаянно затряс головой и начал расстегивать хитроумные механические замочки браслетов, потом снял медальон, висевший у Марека на шее.
– Отнеси все это вон туда.
Два стула двинулись к Нардо, отрезая путь к двери, оттесняя в дальний угол. Тот пятился от них, с оберегами в охапке, наконец уперся спиной в стенку и сполз на корточки. Можно было расслышать, как его зубы выбивают дробь.
– Где ключ от твоих оков? – поинтересовался эльф, которому теперь ничего не мешало подойти к Мареку.
– Там, – у него тоже стучали зубы, не столько от страха, сколько от дикого перенапряжения. Вместо ключа Гилаэртис взял плетку – обыкновенную, без шипов, – неспешно повернулся, как будто давая Мареку время осознать, что он собирается делать, и хлестнул наискось по груди. Щит… Никакого щита, хоть и приготовился. Обжигающая боль, аж в глазах потемнело.
– Это чтобы не воображал о себе, – отшвырнув плеть, сказал Гилаэртис. – От них ты защищался неплохо, но я, как видишь, могу пробить твой щит без малейших усилий. И не только я, а любой настоящий эльф, любой мало-мальски искушенный колдун, любой из диких обитателей чаролесья, способных к ворожбе, возьмет тебя, даже не заметив так называемого сопротивления.
После этой сентенции он снял с посеребренного гвоздика ключ и отомкнул кандалы, сначала нижние, потом верхние.
Марек первым делом застегнул сползающие штаны, а после чуть не упал. Его усадили на услужливо подскочивший стул. Еще чего не хватало… Он дернулся, но Гилаэртис удержал его, положив руку на плечо.
– Я лучше на полу посижу… – выдавил Марек. – Они живые…
– Не трусь, – темные переливчатые глаза эльфа весело блеснули. – Ничуть не живые. Это я заставляю их двигаться. Нам подвластно все, что сделано из дерева, со временем ты тоже этому научишься. А если бы даже стулья были живыми, что здесь такого страшного?
Попытавшись стянуть Довмонтову повязку, Марек поморщился: присохла, как будто клеем приклеили. Зашипел сквозь зубы, когда Гилаэртис без предупреждения сорвал бинт.
– Это тебе ни к чему. Сейчас запечатаем.
Он обеими руками вцепился в сиденье. На этот раз сумел промолчать. Когда боль утихла, утер залившую глаза кровь. Толку-то от запечатывания, если в рану попала вонючая пакость с повязки.
– Довмонт поделился со мной вашей заразой. Это его бинт.
Чем просить Гилаэртиса о помощи, лучше умереть, но это была именно завуалированная просьба, чего уж там. Хорошо, если голос прозвучал не жалобно… Потому что одно дело – красиво и гордо умереть, и совсем другое – жить с такой же, как у Рофенси, язвой, благоухающей протухшим мясом.
– Это не чесотка и не яд, а порча персонально для Довмонта, – преувеличенно участливый и ласковый тон не позволял усомниться в том, что повелитель темных эльфов его раскусил. – Я плету свои чары с филигранной точностью, и они поражают только тех, для кого предназначены.
Он подошел к затихшему Тоби с развороченным горлом, извлек у него из ножен кинжал.
Настороженно наблюдая за его действиями, Марек встал, сделал на пробу несколько нетвердых шагов. Подобрал с пола разорванную, испачканную кровью рубашку. Ее теперь только выбросить… Сгреб свои вещи в рюкзак.
– Оставь, тебе все это не понадобится. Мы возвращаемся в Сильварию, но сначала – одна последняя мелочь… Держи, – Гилаэртис протянул ему нож Тоби.
– Зачем? – растерялся Марек.
– Убей его, – эльф кивнул на второго лакея, который так и сидел в углу, под охраной двух пританцовывающих стульев.
– Нет, вы же сказали… – у Нардо вдруг прорезался голос. – Я же все сделал, как вы велели, снял с него обереги… Вы не смогли бы забрать его с оберегами! За что меня убивать?
– За нападение на одного из моих эльфов, – ровным, без признаков гнева голосом произнес Гилаэртис. – Вы собирались подвергнуть его пыткам и потом прикончить, за это полагается смерть.
– Он же еще не ваш, не инициированный! – взмолился Нардо. – Вы обещали…
– Ты запамятовал, я ничего не обещал. Раз ты служишь у Рофенси, должен бы знать, что несовершеннолетние темные эльфы, которые еще не прошли инициацию и живут среди людей, тоже находятся под моей защитой.
– Прошу вас, господин, я буду вашим рабом…
Голос пропал, и дальше Нардо разевал рот беззвучно, как рыба. Видимо, опять начало действовать заклятье молчания.
– Почему я должен его убивать? – хрипло спросил Марек.
– Хочу посмотреть, как ты это сделаешь.
– Я сейчас не в состоянии драться. Вы же видите.
– Это не требуется. Просто убей.
Что-то мелькнуло в воздухе, и Нардо обмяк, выронив звякнувшие обереги, мешком привалился к стене.
– Лезвие, смазанное парализующим снадобьем, – пояснил Гилаэртис, в его темных глазах, отливающих то зеленью, то золотом, то синевой, сквозила усмешка. – Подойди и перережь ему горло. Он бы тебя убил по приказу Довмонта не раздумывая.
Нардо беззвучно плакал, по его трясущимся щекам катились слезы.
– Я так не могу.
– Жалко?
– Я согласен убивать в драке, в бою, – все больше злясь, процедил Марек. – И вы… Вы мне не указ, я подданный королевы Траэмонской! Он сейчас не может защищаться.
– Из тебя много чего придется выколачивать, – заметил Гилаэртис – без раздражения, в своей обычной мягкой манере. – Он то, что он есть, и какая разница, в который из моментов ты его убьешь?
– Я не буду убивать по вашей указке.
– Ладно, отложим на будущее…
Примирительный тон человека, не желающего ссоры. Хотя какого там человека – темного эльфа. Марек едва заметил, как Гилаэртис шевельнул кистью. Нож со свистом рассек воздух и вонзился по самую рукоятку Нардо в грудь. Агонизировал тот недолго. Точно в сердце, через всю комнату… Спрашивается, от такого противника реально сбежать или даже пробовать бесполезно?
– Видите, из меня не получится темного эльфа. Я не такой, как вам нужно.
– Не обольщайся, ты не самый тяжелый случай. Мне приходилось работать и с более изнеженным материалом – и, знаешь ли, теперь с этими ребятами мало кто может сравниться. Пошли.
Напоследок Марек оглянулся: пятна крови на белом мраморе, два трупа, беспорядочно расставленные стулья, как будто не имеющие никакого отношения к разыгравшейся здесь драме. На полу валяются плетки, обереги, окровавленное тряпье, школярский парусиновый рюкзак. Попробуй, догадайся, что случилось в этой комнате. Рюкзак Марек поднял за лямку, незачем его тут оставлять.
Сводчатый коридор с лестницей и лакированными перилами, уходящих вверх ступеней слишком много, и кажется, что они колышутся, как морская вода. К горлу подкатила тошнота. Испугавшись, что его сейчас вырвет прямо Гилаэртису на плащ, он отвернулся к стене, вцепился в перила. Сразу все окружающее превратилось в зыбкую кашу. Потом он почувствовал, что его куда-то несут, и перестал цепляться за уплывающую реальность.
Прохладное прикосновение к лицу. Когда перед глазами прояснилось, Марек обнаружил себя на широком ложе под балдахином, напоминающим гигантскую медузу, столько там было складок, фестонов, полупрозрачной розоватой бахромы, шевелящейся от дуновения сквозняка.
Гилаэртис обтирал ему лицо мокрым полотенцем, сбоку стоял на табурете серебряный таз. Скосив глаза в другую сторону, Марек увидел рядом с собой лежащую навзничь Эрну.
– Ее вы тоже убили?
Язык еле ворочается. Привкус рвоты.
– Усыпил, как и всю здешнюю челядь. Не тащить же тебя на улицу в таком непотребном виде.
– А далеко до вашего портала? Этот вопрос остался без ответа. – Дальше я умоюсь сам.
Так и тянуло добавить, что в услугах камердинера он больше не нуждается, но Марек подумал, что за это можно схлопотать по физиономии, которую только что с такой заботой отмывали, и благоразумно промолчал.
Повелитель темных эльфов смерил его ироническим взглядом, но вслух ничего не сказал. Бросил в таз покрасневшее от крови полотенце и удалился в соседнюю комнату, а Марек запоздало вспомнил объяснения Шельн насчет того, что чужую мысль, плавающую на поверхности, кто-нибудь вроде Гилаэртиса прочитает без труда.
Смыв остатки запекшейся крови, он подошел к зеркалу. На груди косой багровый рубец, ухо распухло, зато запечатанный порез на лбу превратился в тонкую, как волос, царапину. Выбить окно – и наружу? Гилаэртис услышит звон стекла. Надо выбраться отсюда потихоньку. Отодвинув морщинистую кремовую портьеру, он взялся за фигурный шпингалет – и услыхал позади: