такого не всякий додумается! А ведь это так просто!
— Да, это очень просто, — подтвердила Сильвия из вежливости. — Ну что, твоему коту уже достаточно? — Это она спросила у Бруно, который вернул ей блюдце, выпитое только наполовину.
Но Бруно не слышал вопроса.
— Там кто-то скребётся в дверь — наверно хочет, чтобы его впустили, — сказал он, снова вскочил со стула, подбежал к дверям и осторожно выглянул.
— Так кто там хочет войти? — спросила Сильвия, когда он вернулся на место.
— Одна Мышка, — ответил Бруно. — Она заглянула сюда и увидела Кота. Тогда она сказала: «Приду в другой раз». Я ей говорю: «Не бойся, этот Кот всегда добрый с Мышами». А она отвечает: «Ах нет, у меня ещё остались срочные дела». И добавила: «Загляну к вам завтра». Попросила передать Коту привет.
— Этот Кот стал сейчас таким жирным, правда? — сказал Лорд-Канцлер, перегибаясь через Профессора, чтобы обратиться к его маленькому соседу. — Просто ужас!
— Он уже был жирным, когда вошёл, — ответил Бруно. — Если бы он сейчас похудел, вот это был бы ужас.
— Уж не оттого ли, — продолжал Лорд-Канцлер, — ты не даёшь ему остаток молока?
— Не-е, — ответил Бруно. — Причина поважнее. Когда я дал ему блюдце, он рассердился.
— Разве? — удивился Лорд-Канцлер. — С чего ты взял?
— У него в горле было такое ворчание.
— Ох, Бруно! — вмешалась Сильвия. — Ведь этим Коты показывают, что они довольны!
Бруно с сомнением на неё поглядел.
— Так этого не показывают, — возразил он. — Если бы у меня из горла раздался такой звук, ты бы не сказала, что я доволен.
— Мальчишка единственный в своём роде! — пробубнил Лорд-Канцлер себе под нос, но Бруно услышал.
— Что значит «единственный в своём роде»? — шёпотом спросил он Сильвию.
— Наверно, это просто значит «один», — прошептала Сильвия в ответ. — Есть ещё понятие «множественный», означающее два или три.
— Тогда это очень хорошо, что я единственный, — глубокомысленно произнёс Бруно. — Это ужасно, когда тебя сразу два или три. А вдруг те другие мальчишки не захотят со мной играть?
— Очень может быть, — отозвался Второй Профессор, внезапно очнувшись от своих постоянных размышлений. — Если они уже все легли да заснули.
— Не смогут, пока я сам не лягу да не засну, — с хитринкой ответил Бруно.
— Ещё как смогут, — возразил Второй Профессор. — Когда это мальчишки засыпали в одну минуту? Так что они, брат... Но о ком это ты говоришь?
— Он всегда опаздывает с таким вопросом, — прошептал детям Профессор.
— Об остальных меня, о ком же ещё! — с ликованием объявил Бруно. — Если бы я состоял из двух или трёх.
Второй Профессор только вздохнул и собирался уже вновь погрузиться в свои размышления, но внезапно просиял и обратился к Профессору:
— А ведь у нас осталось ещё одно незаконченное дельце, не так ли?
— Ужин закончить, я полагаю, — ответил Профессор со смущённым видом. — И жару перетерпеть. Надеюсь, вы получите удовольствие от ужина, особенно такого, и не расстроитесь из-за жары, особенно не такой.
Прозвучала фраза нормально, и всё-таки я недопонял; Второй Профессор тоже удивлённо захлопал глазами.
— Как это — особенно не такой? — ворчливо спросил он.
— Не особенно жаркой, — ответил Профессор, ухватившись за первую же мысль, что полезла в руки.
— А! Понял теперь! — милостиво произнёс Второй Профессор. — Выражено не вполне удачно, но теперь я понял. Тринадцать с половиной минут назад, — продолжал он, взглянув сначала на Бруно, а потом на свои часы, — ты, мальчик, сказал: «Этот Кот всегда добрый с Мышами». Тогда этот зверь, должно быть, единственный в своём роде!
— Так и есть! — ответил Бруно, только сначала пристально оглядел Кота, чтобы не ошибиться, сколько его на самом деле.
— Но откуда ты знаешь, что он такой добрый с Мышами?
— Потому что он всегда играет с ними, — ответил Бруно, — чтобы они не скучали.
— Как раз в этом я не уверен, — настаивал Второй Профессор. — Мне кажется, он играет с ними, чтобы их убить!
— Да нет, это просто несчастный случай! — с таким жаром ответил Бруно, что стало ясно: Кот сам развеял все его сомнения. — Когда я дал ему молока, он сказал: «Я научил Мышку новой игре, и она ей очень понравилась». И ещё он сказал: «Иногда происходит несчастный случай: Мышка убивается». И тогда Кот сказал, что это его сильно расстраивает, он сказал, что...
— Если это его так сильно расстраивает, — с негодованием вмешалась Сильвия, — то почему тогда он их съедает, как только они убиваются?
Но и эта загадка не осталась, очевидно, без ответа во время дискуссии по вопросам этики между Бруно и Котом.
— Он сказал... — (Бруно постоянно опускал, как несущественные, свои собственные вопросы Коту, и просто давал сразу Котиные ответы), — он сказал: «Дохлая Мышь никогда не возражает против того, чтобы её съели. Что пользы выбрасывать такую славную Мышку?» И ещё он сказал: «Небежалость...» что-то такое «губит нас, идёт за ней нужда; ты скажешь: “Мышку бы сейчас, что выбросил тогда!”» И он сказал, что...
— Да у него же не было времени наговорить тебе всех этих вещей, — возмущённо перебила его Сильвия.
— Ты не слышала, как говорят Коты! — презрительно отозвался Бруно. — А они очень-очень быстро говорят.
ГЛАВА XXIII. Поросячий Визг
К этому времени все уже насытились, и даже Бруно, когда Профессор предложил ему четвёртый кусок сливового пудинга, имел мужество заявить:
— Мне кажется, трёх порций вполне достаточно.
Профессор вдруг подскочил, как будто его ударило током.
— Вот разиня! Совсем забыл о главнейшей части нашей программы! Второй Профессор обещал исполнить перед нами Историю о Поросёнке — иначе говоря, свой знаменитый «Поросячий Визг»! Вначале там идут Вступительные Куплеты, — добавил он, — и в конце тоже.
— Разве Вступительные Куплеты бывают в конце? — поинтересовалась Сильвия.
— Вы сами скоро убедитесь, — ответил Профессор. — Не помню точно, но мне кажется, что они ещё и в середине есть. — Тут он поднялся из-за стола, и в Пиршественном Зале моментально воцарилась тишина — все подумали, что он собирается произнести речь.
— Господа! — начал Профессор. — Второй Профессор любезно согласился исполнить перед нами одно Стихотворение. Оно называется «Поросячий Визг». До этого дня он ещё ни разу не исполнял этого стихотворения. — Гости оживлённо зашевелились. — И никогда больше не будет его исполнять! — с ударением добавил Профессор. Эти слова вызвали всеобщий восторг, и отовсюду раздались неистовые аплодисменты. Сам Профессор до того распалился, что влез на стол, чтобы возглавить овацию: он принялся дирижировать обеими руками, держа в одной свои очки, а в другой — ложку.
Тут Второй Профессор поднялся из-за стола и начал.
«Птички-невелички,
Братья и сестрички,
Ждут во хвое, ждут во мху, —
Обещали им уху.
Поясняю: есть для вас
У меня один рассказ.
Птички-невелички
У одной лисички
Обучались ровно год
Улыбаться в полный рот.
Поясняю: путь такой —
Выгнуть книзу рот дугой.
Птички-невелички
Заплели косички.
„Разве их не красит хвост?“ —
Зададите вы вопрос.
Поясняю: им хвосты
Служат не для красоты.
Птички-невелички,
Сидя у водички,
Ловят мошек, ловят мух,
И зевают во весь дух.
Поясняю: в этот раз
Начинаю свой рассказ.
У колонки день и ночку
Молодое Порося
Всё сидело в одиночку,
Громким криком голося.
Этот славный Поросёнок
Как никто и никогда
Был визглив, а также звонок,
И сильна его беда.
Из другого, верно, края
Мимо шёл Верблюд с горбом.
„Что болит? Беда какая,
Иль тоскуешь ты о ком?“
„Я не болен, не тоскую, —
Отвечает Порося, —
Только прыгать не могу я,
Вот и песня вся!“
Оглядел Верблюд сердито
Ряшку, спинку, и бока.
„Ты, наверно, от корыта
Не отводишь пятачка.
У тебя бока что бочки,
Широка твоя спина,
У тебя не щёки — кочки;
Тут диета, брат, нужна.
Или вот что: видишь, милый:
Две сосны бросают тень?
Топать, верно, за три мили,
К ним отсюда. Дважды в день
Дуй туда — и жди прогресса
Не ревя, не голося;
Расстаешься с лишним весом —
Тут и песня вся!“
Он ушёл — ни толст, ни тонок,
Жвачку жёсткую жуя.
Вновь забился Поросёнок,
Слёзы горькие лия.
И украдкою в сторонке
Над свинячьею бедой
Даже столб водоколонки
Плакал ржавою водой.
Лягушонок мимо прыгал —
Мутный глаз, широкий рот.
„О, Свинья! Скажи мне мигом,
Что тебя сейчас гнетёт?“
Громко всхлипнув, шмыгнув слабо,
Отвечает Порося:
„Не могу я прыгать, Жаба,
Вот и песня вся!“
Усмехнулся Лягушонок,
В грудь ударил кулаком:
„О, Свинья! Да я с пелёнок
С той наукою знаком!
Этот дар у нас с рожденья —
Не хвалюсь и не шучу:
Мигом за вознагражденье
Ловко прыгать научу!
Хоть побьешься от падений,
Заполучишь синяки,
Но зато без затруднений
Переймёшь мои прыжки.
Десять футов — не высотка, —
Убеждал он Порося. —
Объясню методу чётко —
Тут и песня вся!“
„О, геройская Лягушка! —