Порося в ответ кричит.
Попроси, что хочешь, душка,
И скорей меня учи!
Облегчи мои страданья,
Помоги моим ногам,
Воплоти мои мечтанья,
Обучи меня прыжкам!“
„Я хочу одну котлетку,
Ту колонку я хочу,
Ты добавь ещё креветку,
И смотри, как я скачу!“
Подогнул малыш коленки,
Крепко в землю уперся,
Прыг! — и плюх! на четвереньки —
Вот и песня вся!
Встал на ножки и к колонке
Поросёнок подбежал.
„Перепрыгну, спорим!“ — звонко
На ходу он завизжал.
Он вознёсся как комета,
Рухнул наземь как мешок;
„Крак!“ — сказало что-то где-то...
Был последним тот прыжок».
Напевая эти куплеты, Второй Профессор прошествовал вдоль всего стола к камину, где сунул голову прямиком в дымоход. Но проделав это, он потерял равновесие, рухнул вперёд головой и так крепко застрял в каминной решётке, что понадобилось порядочно времени, чтобы вытащить его оттуда.
Бруно времени даром не терял. Он прошептал Сильвии:
— По-моему, он решил проверить: может, это в дымоходе сказали: «Мрак!»?
— Не «Мрак!», а «Крак!» — ответила Сильвия.
— Если «Крак!», то это была Ворона, — догадался Бруно.
Такой между ними произошёл разговор, пока вытаскивали Второго Профессора.
— У вас всё лицо вымазано чёрным! — озабочено сказала ему Императрица. — Не послать ли за мылом?
— Нет-нет, благодарю вас, — ответил Второй Профессор, старательно отворачиваясь. — Чёрный цвет весьма респектабелен. К тому же от мыла не будет проку без воды.
Всё так же отворачивая лицо от аудитории, он вновь затянул свою песню, опять предварив её Вступительными куплетами.
«Птички-невелички
Разъезжают в бричке.
Разъезжают и поют,
Плату малую берут.
Поясняю: грошик в день —
Это, право, дребедень.
Птички-невелички
Пишут по страничке.
По страничке по одной
Пишут в книжке записной.
Поясняю: всё равно
Чем писать — у них полно.
Птички-невелички
Завели привычки.
Как найдут кота в мешке —
Искупают в молоке.
Поясняю: не в воде,
А иначе быть беде.
Мимо той водоколонки
Возвращается Верблюд.
„Что наш бедный? Что наш звонкий?
Всё ли мается он тут?
Похуданье ли затеял,
Смело к соснам потруся?
Воспарит теперь как фея,
Вот и песня вся!“
Только смотрит и дивится:
Поросёнок не встаёт,
Не взмахнёт своим копытцем,
Даже глазом не моргнёт.
Никогда уж не заплачет,
Не подпрыгнет, как хотел.
А ведь было бы иначе,
Если б выдержку имел.
И сидит темнее ночи
Лягушонок за кустом,
Ничего сказать не хочет,
Только думает о том,
Что котлетку и креветку
Не подарит Порося,
Перегнули в спешке ветку —
Вот и песня вся!»
— Слишком печальная история, — сказал Бруно. — Началась она печально и закончилась печально. Я, наверно, сейчас заплачу. Дай мне, Сильвия, носовой платок.
— У меня с собой нет, — прошептала Сильвия.
— Тогда я не стану плакать, — мужественно сказал Бруно.
— Осталось ещё несколько Вступительных куплетов, — сказал Второй Профессор, — но я проголодался. — Он сел на своё место, отрезал огромный кусок пирога, положил его на тарелку Бруно, а затем в недоумении воззрился на свою собственную — совершенно пустую.
— Откуда у тебя этот пирог? — шёпотом спросила Сильвия у брата.
— Он мне дал, — ответил Бруно.
— А зачем ты просил? Я же тебе сказала, что это нехорошо!
— Я не просил, — сказал Бруно, словно нехотя откусывая от пирога. — Он дал мне, и всё.
Сильвия с минуту размышляла, затем её осенило:
— А ты тогда попроси у него кусочек для меня.
— Ну, что, малыш, удовлетворён? — с улыбкой спросил Профессор.
— Чего он сказал? — шёпотом спросил Бруно у Сильвии.
— Он сказал, что ты сильно чавкаешь, — строго сказал она.
Тогда Бруно, до ушей улыбнувшись Профессору, ответил:
— Да, сударь, пирог мною удовле… давлён!
— Ну а собою ты тоже удовлетворен? — поинтересовался и Другой Профессор в свою очередь.
— Нет, что вы! — воскликнул Бруно.
Второй Профессор выпучил глаза.
— Что ж... — промямлил он. — Тогда выпей чуть-чуть вина. — Он налил в бокал и поставил его перед Бруно. — Выпей, мой мальчик, и ты станешь совсем другим человеком.
— А кем я стану? — спросил Бруно, с опаской глядя на бокал.
— Не задавай так много вопросов! — вмешалась Сильвия, всегда готовая придти на помощь тем бедолагам, которых Бруно вознамеривался запутать. — Лучше попросим Профессора рассказать нам какую-нибудь сказку.
Бруно с радостью ухватился за это предложение.
— Расскажите нам! — нетерпеливо обратился он к Профессору. — Про тигров что-нибудь или про шмелей, или про Робина-красношейку, ну вы сами знаете!
— А почему тебе нравятся только сказки про живых существ? — спросил Профессор. — Почему не про какие-нибудь свойства или обстоятельства?
— Да, да, расскажите, пожалуйста, какую-нибудь сказку про это! — подхватил Бруно.
Профессор довольно уверенно начал.
— Как-то раз одно совпадение совершало прогулку с небольшим несчастным случаем, и они нашли объяснение. Это было очень старое объяснение, такое старое, что всё скрючилось и стало похоже на головоломку...
Тут он внезапно смолк.
— Дальше, дальше! — хором воскликнули дети.
Профессору пришлось искренне признаться:
— Я только что понял, что сочинять такие сказки очень непросто. Может быть, сначала Бруно что-нибудь нам расскажет?
Бруно просиял от удовольствия.
— Жили-были однажды Поросёнок, Аккордеон и две банки Апельсинового варенья...
— Вот так действующие лица, — пробормотал Профессор. — Да, и что же дальше?
— И когда Поросёнок играл на Аккордеоне, — продолжал Бруно, — то одной Банке варенья его песенка не нравилась, а другой Банке нравилась. Ой, Сильвия, я вот-вот перепутаю эти Банки! — в отчаянье прошептал он.
— А теперь я исполню оставшиеся Вступительные Куплеты, — объявил Второй Профессор.
«Птички-невелички
По другой привычке
Ловят ёршиком ершей,
Ловят удочкой ужей.
Поясняю: ни лосось
Не клюёт у них, ни лось.
Птички-невелички
Носят в сумке спички.
Разжигают не костёр,
Разжигают жаркий спор.
Поясняю: спор такой
Не затушите водой.
„Птички-невелички“
Я возьму в кавычки,
Если кто-то, может быть,
Уж собрался их ловить.
Поясняю: в этот раз
Я закончил свой рассказ».
— Ну а теперь, — радостно обратился Профессор к Лорду-Канцлеру, когда затихли аплодисменты, коими было встречено окончание «Поросячьего Визга», — нам предстоит выпить за здоровье Императора, не так ли?
— Именно так! — напыщенно отозвался Лорд-Канцлер, поднимаясь из-за стола, чтобы взять на себя руководство этим мероприятием. — Наполните бокалы! — загремел он. Все немедленно повиновались. — Выпьем же за здоровье Императора! — Последовало повсеместное бульканье. — Трижды ура Императору! — Этому оповещению сопутствовал лишь едва уловимый звук, но Канцлер с замечательным присутствием духа немедленно провозгласил: — Слово Императору!
Император начал говорить ещё до того, как Канцлер сел.
— Как я ни отказывался становиться Императором... а вы все так меня упрашивали... вы же знаете, как дурно вёл дела наш последний Правитель... но то воодушевление, с которым вы... а он подвергал вас гонениям... он обложил вас непосильными податями... вы отлично знали, кто достоин был стать Императором... мой брат не обладал нужным...
Невозможно сказать, сколько длилась бы эта сбивчивая речь, но в эту минуту какой-то ураган потряс дворец от самого основания, распахнул окна, погасил светильники и наполнил воздух клубами дыма, которые приняли странные очертания и обрели облик писанных слов.
Но ураган стих так же внезапно, как и начался — оконные рамы вновь захлопнулись, дым развеялся, и всё осталось таким же, как минуту назад, за исключением Императора и Императрицы, с которыми произошла чудная перемена. Отсутствующий взгляд и бессмысленная улыбка исчезли, и все поняли, что эти двое странных человеческих существ вновь обрели разум.
Император продолжал речь, словно она и не прерывалась.
— А мы повели себя — оба, и моя жена, и я — как два отъявленных негодяя. Лучшего имени мы не заслуживаем. Когда мой брат уехал, вы потеряли достойнейшего Правителя из всех, кто у вас когда-либо был. А уж я, гнусный лицемер! — сделал всё возможное, чтобы пустить вам пыль в глаза и сделаться Императором. Я! У которого едва ли достанет мозгов исполнять работу чистильщика сапог!
Лорд-Канцлер заломил руки.
— Добрые люди, он же с ума сошёл! — Но тут оба они разом смолкли, и в мёртвой тишине раздался стук молотка о входную дверь.
— Что это?! — единодушно вскрикнули все.
Люди заметались по залу. С каждой секундой возбуждение росло. Лорд-Канцлер, бросив свои обязанности церемониймейстера, выбежал вон, чтобы вернуться спустя минуту — бледным и задыхающимся.
ГЛАВА XXIV. Возвращение Нищего
— Ваше Императорское Величество! — пропыхтел он. — Это снова тот самый Нищий! Прикажете спустить на него собак?
— Приведите его! — велел Император.
Канцлер ушам своим не поверил.
— Сюда, Ваше Императорское Величество? Правильно ли я понял...