спожи.
Я рассмеялся над ним, и засмеялся еще, и он преследовал меня до сердца моего воинства. Тогда он начал хрипеть, клокотать и бить направо и налево, пока не увидел вокруг себя лица собственных солдат. Некоторых одолело то, что мы им показали, и они танцевали среди нас. Те, кто сражался с освобождением, превратились в обрубки, головы и конечности, которыми теперь кидались, жонглировали и пинали ногами. И среди всего этого я снова предстал перед ним, готовый сражаться с Тифусом один на один, пока дуэль не завершится смертью одного из нас. Но Тифус долгий миг пристально смотрел на меня, а затем нахлынула тошнотворная вспышка телепорта, и он исчез. В течение часа я получил от своих провидцев весть, что «Терминус Эст» покинул орбиту и прокладывает путь к прыжковой зоне. Куда подевался этот утомительный невежа после того, как увидел наши чудеса, я не знаю.
Речь Эммеш-Аийе оборвалась, и он внезапно осел на маленькой каменной сцене Ченгрела, как будто это выступление его утомило. Он на миг прикрыл веки, потом, склонив голову, прошествовал обратно к сиденью, с силой дергая поводки рабов, чтобы они ковыляли за ним. Слаанешит упал в кресло с лязгом доспехов и фетишей-украшений и замер в молчании.
— Мы думали, брат, что ты поставишь на кон нечто из своего рассказа, — сказал Кхров, поняв, что Эммеш-Аийе не собирается больше ничего говорить. — Ты предоставил историю, но где же плата? Прошу извинить мое нетерпение, но наш хозяин должен услышать это, прежде чем буду говорить я.
Но они так и не узнали, чем Эммеш-Аийе собирался заплатить за камни, ибо в этот момент Ченгрел затопал адамантиевыми ногами дредноута по каменному полу и загрохотал от гнева, который копился в нем все время, пока слаанешит рассказывал.
— Нет! — взревел он. — Хватит! Запрещаю! Не желаю этого слышать!
Моторы махины стонали, сама она ходила ходуном. Раздался громкий треск, когда одна из задних ног разбила каменную плиту надвое.
— Ты думаешь, это благородная история? Ты думаешь, что это рассказ, достойный одного из Легионес Астартес? Думаешь, это заслуживает хоть чего-то, помимо моего презрения?
Девочка-рабыня сжалась за спиной Эммеш-Аийе, уставившись на Ченгрела круглыми глазами. Мальчик не мог его видеть, но тихо плакал от боли, которую крики Железного Воина причиняли его слуху.
— Хватит! Достаточно этой низости! Считай себя благословенным этим твоим так называемым Принцем, Эммеш-Аийе, что я не раздавил тебя на месте и не выбросил твою падаль в трупные болота! Как ты можешь этим похваляться? Ты имеешь хоть какое-то представление о том, как глубоко ты пал?
От ярости обрубки тела Ченгрела задергались в спазмах, и его незакрепленная голова выкрутилась градусов на пятьдесят. Прошла минута, другая, прежде чем ему удалось постепенно повернуть ее лицом вперед. Из динамиков время от времени доносился булькающий рык негодования.
— А что случилось с проповедником? — спросил Драхмус, повернувшись к Эммеш-Аийе, пока Ченгрел был занят. — Ты пропустил важнейшую идею своего рассказа. Какая Сила в итоге овладела им? Или, может, он вернулся в тень аквилы? Брат?
Эммеш-Аийе не поднял головы, но издал низкое гудение с придыханием, которое мальчик-раб смог истолковать.
— Я едва ли это помню. То, как мой двор добыл его, было чудом, и об этом я вам рассказал, поэтому какая разница, что стало с ним после этого? Мы, наверное, продали его на каком-нибудь пограничном мире в Источнике, я так думаю. И что с того?
Драхмус собирался ответить, когда их снова оборвал Ченгрел.
— Нет! Замолчи! Чтоб при мне больше не было речи о предательствах. Не говори с ним, Драхмус, не запятнай себя его позором.
Тут Драхмус поднялся с кресла. Маленький фамильяр удержался на плече с легкостью, говорящей о практике.
— Мое замечание было обращено к брату равного ранга из братского легиона, сэр, — заявил он. — Твои труды довольно долгое время продержали тебя в этом… тихом месте, брат Ченгрел, и, возможно, ты не слыхал об Эммеш-Аийе из Детей Императора и его прославленном Странствующем Дворе. Разграбление флота искусственного мира Рош'аэт? Похищение Танских Часов у хранителей Механикус, которые ему удалось сохранить от мстящих космических десантников из ордена Стражей Бури? Эпидеургический крестовый поход через сегментум Пацификус? Я уважаю тебя, как свидетеля Ереси Хоруса и зарождения нашей Долгой Войны, но я отдаю должное Эммеш-Аийе как служителю Губительных Четырех.
По тону Драхмуса можно было ясно различить укор в последних словах, но Ченгрел пропустил его мимо ушей.
— Уважение? — громыхнул он. — Конечно, ты должен уважать меня. Разве я не могуч? Ты видел мою крепость. Ты слышал рассказ о моих войнах. И когда ты… — и тут Ченгрел поймал себя на том, что до него дошел смысл некоторых слов Драхмуса. — Объясни-ка мне, Драхмус Несущий Слово. Ты говоришь, что уважаешь меня, как того, кто сражался еще в те времена, когда Труп-Император все еще был просто Ложным Императором. Объясни, почему ты это отметил, когда именно эта война и ненависть, порожденная ею, определяет всех здесь собравшихся?
— Что я знаю о войне Хоруса, тому меня научили, — сказал Драхмус, не пытаясь скрыть удивление в своем голосе. — Я родился в народе, который был избран Лоргаром для хранения копий его трудов в изгнании, когда он не был уверен, насколько далеко и глубоко зайдет преследование истинной веры. Я родился в семьдесят третьем поколении, на двести сороковой год изгнания, после того, как мы сбежали, затравленные, с родного мира Келхит, через двенадцать веков после окончания Ереси. Знамения привели нас к барже Несущих Слово, и в благодарность наш флот отдал всю молодежь в кандидаты.
Глаза Ченгрела пульсировали и моргали, пока он раздумывал над этим, а потом он обратил взгляд на Ходира.
— Ты? — спросил он.
— Зачистка Те'орана, — ответил Ходир. — Повелители Ночи подвергли города токсической бомбардировке, потом вывели из строя все убежища одно за другим, так что нам пришлось драться за места в последнем из них. И когда осталось только одно укрытие, они ворвались внутрь, забрали сотню юнцов и оставили всех остальных задыхаться. Я был одним из этих ста. Тридцать седьмое тысячелетие, Имперская расплата.
— А ты? — рявкнул Ченгрел на Эммеш-Аийе. Тот, не открывая глаза, ткнул мальчика-раба сапогом.
— Происхождение моего господина, Эммеш-Аийе, я расскажу вкратце, — сказал раб. — Он не знает, где и как родился на свет. Первое его воспоминание — огромные клетки, влекомые за процессией князя демонов Аврашейла, направляющейся на войну. Он помнит великую войну, великое умирание под взором многорукого Фулгрима и преображение в руках Фабия Живодера. Он был отдан в банду Детей Императора под началом Чардры Винной Крови в восьмом тысячелетии после так называемой Ереси.
И снова в узком кругу легионеров воцарилось молчание. Ченгрел свирепо смотрел на гостей. Ходир и Кхров сидели, не двигаясь. Драхмус подбирал из чаши щепотки пепла и ронял их обратно, изучая их траектории в воздухе. Свечение углей озаряло его лицевой щиток, ибо уже наступали сумерки, и место встречи затягивал полумрак. Эммеш-Аийе ерзал и поглаживал свой изрезанный язык. Наконец Ченгрел снова зарычал сквозь динамики.
— Кхров, — сказал он. — Кхров из Тысячи Сынов. Потомок Магнуса. Сын… но действительно ли ты сын Просперо? Или ты, как все остальные, поздний птенец? Но говори свой рассказ, говори. Если твоя история окажется славной, то, может быть, она даже достаточно смягчит меня, чтобы выслушать, что поставило на кон это так называемое Дитя Императора.
Медленно и тихо Кхров вышел на середину круга и постоял там несколько секунд. Потом он испустил крик и ударил по каменным плитам концом посоха, и тут же его окутало шипящее пламя розового и голубого цвета, такое яркое, что рабыня Эммеш-Аийе зажмурилась от боли. Кхров ударил снова, и пламя опало с его тела, растеклось и превратилось в клубящийся у земли туман. Чародей поднялся в воздух на пьедестале из разноцветного огня. Он указывал посохом вниз, и куда бы он не ткнул острием, бурлящее многоцветье под ним начинало смешиваться и искажаться.
Без всякой преамбулы, не считая этой причудливой колдовской демонстрации, Кхров из Тысячи Сынов начал свой рассказ.
— Нет, — сказал он, кивнув Ченгрелу. — Нет, я не из первых легионеров, как ты, почтенный господин Ченгрел. Я никогда не видел лик живого Императора. Я не взирал на Терру и не ступал на Просперо. Я вырос среди нищенствующих логиков Преки Магна, которые странствуют по дорогам между центральными городами Университариата, ищут математические закономерности в формулировках имперских писаний и предлагают извлеченные уроки молодым ученым и рабочим в обмен на подаяние. Когда мы встречались с путниками у космопортов, то менялись с ними трактатами и научными трудами, и так моя семья завладела эзотерическими книгами, которые нам передали втайне, шепча об истинах, что известны самым выдающимся ученым, но при этом не доверяются никому, кроме их собственных фаворитов и льстецов. Мы применили наши расчеты к этим новым текстам и погрузились в чудесные и ужасающие откровения. Понимание пришло так легко, что это было все равно что подобрать сокровище с земли, проведя целую жизнь в попытках взломать запертые хранилища.
Пока Кхров говорил, туман и огонь под ним образовывали живые картины, отображающие все, что он описывал.
— Мы считали себя лишь учениками, вечно ищущими объяснений, но пока мы предавались изучению, нас тоже, в свою очередь, изучали. Эти уроки разжигали свет моего собственного спящего дара, и, когда Тысяча Сынов заметила меня, они начали действовать.
Это был не настоящий легион Магнуса, хотя я и не знал этого, когда они появились среди нас. Несмотря на внушаемый ими ужас и гордое поведение, они были лакеями Аримана-библиария, этого всюду вмешивающегося изгнанника, которого Магнус едва сберег от смерти. Они без единого слова увели меня. Это было на самой заре сорок первого тысячелетия.
Началось мое настоящее обучение, выстроенное на фундаменте, заложенном тайными трактатами. Я научился управлять страстью и иллюзией и повелевать Океаном при помощи лишь воли и интеллекта. Жаждая знания, я начал развивать принципы своих повелителей своими собственными способами, и каждый момент моего бодрствования был наполнен озарениями и возможностями.