Струя белой энергии полыхнула из-за плеча Де Хаана: Дуксай уложил ещё двух эльдар, но тут на позициях врага появились зловещие мстители. Их более быстрая реакция и орлиная меткость не оставили Дуксаю никаких шансов. Вокруг него словно заблестел и замерцал сам воздух: мономолекуляры сюрикенов были слишком тонкими и быстрыми, чтобы их увидеть. Торс Дуксая разлетелся кусками, спина взорвалась фонтанами крови и керамита, глаза на броне подёрнуло поволокой. Он пошатнулся, Де Хаан, обогнув его, с яростью бросился в битву.
Где-то слева от него бухнула граната, доспехи хлестнуло осколками. Несущий Слово ощутил, как пластины брони, влажно обнимающей тело, дёрнулись и скорчились от боли. Он воздел над головой крозиус, навершие в форме волчьей головы завыло от восторга и боли и изрыгнуло густую струю красной плазмы. Плазма попала прямо в высокий шлем мстителя, и тварь успела лишь дёрнуться, прежде чем светящийся алым туман выел до костей её плоть. Отдача болт-пистолета дважды ударила Де Хаану в руку, и ещё двое эльдар опрокинулись назад и задёргались в конвульсиях. Прямо позади них Трайка огромным прыжком перелетел через поваленную колонну и приземлился среди жалящих скорпионов в жёлтых доспехах. Их цепные мечи столкнулись, со скрежетом рассыпая искры. Среди нагромождений обломков Мир руководил остальными. Они вели плотный перекрёстный огонь, благодаря которому уже треть зала была усеяна трупами чужаков.
Де Хаан запел «Марцио Терциус» чистым, сильным голосом и застрелил ближайшего скорпиона в спину. Трайка захохотал и рубанул другого, но это привлекло внимание скорпиона в тяжёлых замысловатых доспехах экзарха. Он скользнул вперёд и, затейливым движением крутанув многохвостый кристаллический кистень, нанёс Трайке сокрушительный удар сзади по плечам. Трайка ошеломлённо замер, и второй удар с такой силой проломил ему шлем, что во все стороны брызнули осколки керамита. Де Хаан проревел боевой клич-проклятие, и навершие его крозиуса превратилось в змею, которая принялась шипеть и делать жалящие выпады. Сделав два коротких шага вперёд, он резко нырнул, сделал обманное движение и выбил кистень из рук твари. Отскочив назад, скорпион попал в поле зрения Мира, и его, тут же изрешечённого снарядами, поглотила плазма. Но к тому времени, когда Де Хаан убил последнего скорпиона, зал уже снова кишел эльдар. Мир и Нессун были вынуждены отступить, ливень гранат и шелестящей паутины нитей отрезал их от Де Хаана, и тут выстрел деформирующего орудия обрушил потолок, впустив всю ярость небес.
И хотя Де Хаан всё ещё сражался, снова и снова стреляя и нанося удары, в глубине его души поднимался стон. Гнетущие, сводящие с ума мысли чужаков, словно нити паутины в темноте, касались его разума. Верхним краем зрения он улавливал пляшущие тени носившихся над ним кругами в небе реактивных гравициклов и «випер». Воздух вокруг него кипел от сюрикенов и энергетических разрядов. Де Хаан бил направо и налево, но эльдар просто испарялись с его пути. Это было всё равно что ловить руками дым: удары крозиуса лишь высекали фонтаны раскалённых осколков из древних камней. И когда зал вновь опустел и утихла стрельба, ярость Де Хаана взяла верх над выдержкой, и он издал долгий нечеловеческий рёв.
Не было слышно ни голосов, ни даже стонов его спутников. Оглядываться не было смысла. Де Хаан и так знал, что в последней атаке полегли все. Мир и Нессун были мертвы, а сзади он уже слышал грохот падающих камней — его цитадель начала рушиться. «Молитва жертвоприношения» и «Марцио Квартус» не шли из онемевших губ, и он кивнул сам себе. С чего бы его ритуалам не разлететься в пыль вместе со всем остальным? Звезда Хаоса, вставленная в его розариус, стала тусклой и мёртвой. Он тупо посмотрел на неё, и в этот момент почувствовал, как что-то дёргает его разум.
Словно электрическое покалывание или далёкий стрёкот сверчков. Словно ощущение в воздухе перед грозой или далёкий гул боевых машин. Изменённый варпом мозг Де Хаана гудел отзвуками какой-то силы неподалёку. Он вспомнил, как Нессун упоминал о рисунке, который оставляет разум ясновидцев, когда они собираются вместе.
«Ты увидишь…»
Внезапно сорвавшись с места, он побежал. Никаких криков, лишь низкий стон в горле и путаница яростных эмоций, которые он не смог бы назвать, даже если бы попытался. Кровь тонкой струйкой стекала с губ, крозиус гудел и потрескивал. Ворота собора висели, словно сломанные крылья. Пригнувшись, он проскочил под ними и замер на широких чёрных ступенях своей умирающей крепости.
«…сердце Варанты…»
Крозиус внезапно смолк, и Де Хаан взглянул на него в замешательстве. Навершие приняло форму человеческого лица: рот широко раскрыт, глаза распахнуты. Де Хаан узнал собственное лицо, ещё из тех времен, когда оно не было навсегда запечатано под шлемом.
«ПОВЕРНИСЬ, ДЕ ХААН. ПОВЕРНИСЬ И ВЗГЛЯНИ НА МЕНЯ.»
Он услышал не ушами — голос словно резонировал через воздух в костях и мозгу. Голос был размеренным, почти угрюмым, но его незатейливая сила едва не бросила Де Хаана на колени. Медленно он поднял голову.
«…и всё будет кончено.»
Огромная фигура, ростом более чем вдвое выше Де Хаана, неподвижно стояла с копьём в руке. Затем она шагнула вперёд, выходя из окутывающего её дыма на середину площади. Де Хаан следил, как с её рук, пачкая серые камни, падают на землю капли крови. Фигура стояла и разглядывала его, и в раскалённых добела провалах её зловещих глазниц не было ни ожидаемой ярости, ни бешенства, а лишь задумчивое терпение, которое пугало ещё больше.
Он шагнул вперёд. Вся ярость его угасла, словно задутая свеча — осталась лишь мучительная безысходность, вытеснившая из разума всё остальное. Он подумал, как же давно ясновидцы Варанты поняли, что он охотится за ними? Как давно они начали взращивать его ненависть? Как давно они начали строить для него эту ловушку? И ещё он подумал, а не смеялась ли сейчас над ним в своём камне души та ясновидица, чьё пророчество он так стремился исполнить?
Он стоял на ступенях один, воздух был неподвижен, слышно было лишь шипение исходившего от раскалённой металлической кожи жара и тихий плач оружия в гигантской руке.
Затем в его памяти возникли строки из Пятикнижия — строки, которыми Лоргар завершил своё завещание, когда смерть пришла за ним:
«Гордыня и неприкрытая ненависть, озлобленность и горькое забвение. Так пусть же огромное драгоценное ожерелье Вселенной разлетится вдребезги!»
Он снова поднял глаза. Мысли внезапно стали ясными и спокойными. Он поднял крозиус, но приветствие осталось без ответа. Неважно. Он спустился по ступеням — вулканический взгляд не отрывался от него ни на секунду. Он пошёл быстрее, затем неторопливо побежал. Ребром ладони взвёл курок болт-пистолета. Он бежал — глаза неотрывно следили за ним.
Уже разогнавшись, грохоча сапогами, наконец-то обретя голос и вызывающе вопя, капеллан Де Хаан нёсся, словно демон, через поле своей последней битвы туда, где в ожидании него стоял, с дымящимся и пронзительно визжащим копьём в огромной руке, сердце Варанты — аватара Каэла-Менша-Кхейна.
Марк БренданТемень
Лучи красноватого тусклого света, пробившиеся сквозь слой облаков в атмосфере, ознаменовали начало рассвета над столицей Темени. Город, известный как Полынь, простоял последние пятьдесят лет седьмого века сорок первого тысячелетия. А теперь Полынь умирал. Крики людей смешивались с бормотанием демонов и грохотом орудий. Потревоженные искаженным влиянием врат Хаоса, открывшихся, чтобы выпустить в реальность тварей, не бывших ее частью, плотные облака над городом периодически извергали кровь, а иногда — жаб, на охваченные насилием улицы.
Пожилой человек с несвойственной ему поспешностью быстро шел через темные залы и коридоры со сводчатыми потолками крепости Адептов-Арбитров на раздираемой войной центральной площади Полыни. Губернатор Дэйн Кортез отметил, что сборище в здании так же огорчает его, как и хаос снаружи. Постарев, он, тем не менее, с достоинством нес свое высокое худое тело. Орлиные черты лица и развевавшаяся при ходьбе великолепная мантия, знак занимаемого поста, окружали его ореолом власти и таинственности. Это была хорошо отработанная ширма, за силой которой скрывался разбитый и обеспокоенный человек.
Вокруг Кортеза жители его планеты, за которых он отвечал, в ужасе бежали от нечистых захватчиков. Даже теперь, внутри этого самого здания, Арбитры пытались организовать эвакуацию гражданских на охраняемую посадочную площадку на крыше огромной крепости. Эту последнюю главу его личного краха старое сердце Кортеза могло и не вынести, но он понимал, что должен выглядеть сильным перед лицом бедствия, словно для выживших есть хоть какая-то надежда. Когда он проходил через залу, в которой вступал в должность, собравшиеся жители Темени расступились, чтобы позволить губернатору Кортезу пройти.
«Поразительно», подумал он. «Даже в час моего величайшего провала они продолжают выказывать свое уважение».
В двух шагах позади него поспешал его коварный советник, Фрэйн. Хнычущий человечек извергал бесконечный поток лести и елейной чуши, который губернатор давно научился спокойно игнорировать. Когда они прошли под очередной огромной аркой по пути к лифту, ведущему в укрепленный штаб, беспорядки в богато украшенном проходе привлекли внимание Кортеза. Молодой человек каким-то образом выхватил пистолет из кобуры одного из угрюмых Арбитров. Прежде чем охранники смогли остановить его, он, бледный и испуганный, расстрелял свою жену и маленького сына, убив их на месте. Когда Арбитры бросились на него с силовыми дубинками, он воспользовался очистившимся местом, чтобы застрелиться самому. Его грудь превратилась в кровавое месиво, когда он выстрелил смертельными разрывными снарядами в сердце.
Двери лифта скрыли от Кортеза сцену бойни. Он почувствовал, как искорка внутри затлела еще слабее. Древний подъемник пробудился к жизни и быстро начал подниматься.
— Еще одной семье еретиков пришел конец. Слава Императору. — заявил Фрэйн тоном, который явно считал самым льстивым.