– Спагетти болоньезе у тебя дома, – точно улыбка, он слышал это по ее голосу. – Как я могу отказаться? Поехали.
Он включил поворотник.
Полчаса спустя они остановились возле его квартиры в районе Сент-Килда. В бухте, когда они проезжали мимо, буйствовали волны, а белые барашки серебрились в лунном свете. Фальк открыл дверь.
– Входи.
В квартире было зябко, как бывает в пустовавшем несколько дней доме, и он включил свет. У двери все еще лежали кроссовки, которые он отпихнул в сторону, когда надевал походные ботинки. Сколько дней назад это было? Не прошло и трех. А казалось, что больше.
Кармен проследовала за ним и без тени стеснения огляделась вокруг. Фальк чувствовал, как она смотрит на него, когда обходил гостиную, включая лампы. Зажужжала батарея, и почти сразу стало теплее. Вся комната была выкрашена в нейтральный белый цвет, и только книжные стеллажи вносили несколько ярких пятен. Помимо них, из мебели были лишь стол в углу и диван напротив телевизора. Комната казалась меньше, из-за присутствия в ней другого человека, подумал Фальк, но не теснее. Он попытался вспомнить, когда у него в последний раз были гости. Довольно давно.
Не дожидаясь приглашения, Кармен села на табурет у бара, разделявшего гостиную и скромную кухню.
– Милые, – сказала она, взяв одну из двух связанных вручную кукол, которые лежали на конвертах на барной стойке. – Подарки? Или ты из тех жутких коллекционеров?
Фальк засмеялся.
– Подарки, спасибо. Я хотел отправить их на этой неделе, но из-за всего этого руки не дошли. Они для детей кое-кого из друзей.
– Правда? – Она взяла конверт. – Не местных?
– Да. Один живет в Кайверре, где я вырос. – Он открыл шкафчик и изо всех сил сосредоточился на его содержимом, чтобы не смотреть на нее. – Второй на самом деле умер.
– Ясно. Мне жаль.
– Все в порядке, – сказал он, стараясь, чтобы слова прозвучали искренне. – Но с его дочкой все хорошо. Она тоже живет в Кайверре. Эти игрушки – запоздавшие подарки на день рождения. Пришлось ждать, когда на них нашьют их имена, – он показал на буквы на платьях кукол. Ева Рако. Шарлот Хэдлер. Ему говорили, что обе растут, как трава. Сам он не возвращался, чтобы проверить, и внезапно ему стало за это совестно. – Думаешь, это хорошие подарки? Для детей?
– Прекрасные, Аарон. Уверена, им очень понравится. – Кармен осторожно положила кукол обратно на конверты, и Фальк продолжил рыться в шкафчиках.
– Хочешь выпить? – Он откопал единственную бутылку вина и незаметно стер с нее пыль. Он не слишком налегал на выпивку в компании и уж точно не делал этого в одиночку. – Красное подойдет? Я думал, у меня есть белое, но…
– Красное идеально, спасибо. Давай я открою, – сказала Кармен, протягивая руки за бутылкой и двумя бокалами. – У тебя хорошая квартира. Очень опрятная. Мне, чтобы принять гостей, нужно две недели готовиться. Хотя я бы сказала, что у тебя немного аскетичный вкус.
– Ты не первая, от кого я это слышу. – Фальк сунул голову в шкафчик и вылез оттуда с двумя большими кастрюлями. Фарш отправился размораживаться в микроволновку, в то время как Кармен разлила вино по бокалам.
– У меня никогда не хватало терпения на всю эту чепуху о том, что вино должно подышать, – сказала она, касаясь своим бокалом его. – Твое здоровье.
– Твое здоровье.
Он чувствовал на себе ее взгляд, когда наливал масло в кастрюлю, клал лук и чеснок, потом, пока они шипели, открывал банку с томатной пастой. У нее на лице играла полуулыбка.
– Что? – спросил он.
– Ничего, – она посмотрела на него поверх бокала, делая глоток. – Просто со всей твоей холостяцкой обстановкой я ожидала соус из банки.
– Рано радуешься. Ты еще не попробовала.
– Но пахнет хорошо. Я не знала, что ты умеешь готовить.
Он улыбнулся.
– Готовить – это сильно сказано. Я могу сделать вот это и еще несколько блюд. Хотя это как играть на пианино. Если знаешь пять произведений, которыми можно при случае похвастаться в компании, люди начинают думать, что ты в этом хорош.
– То есть это твое фирменное блюдо, как говорят в кулинарных шоу?
– Одно из них. Есть еще ровно четыре.
– И все же пять блюд – это на четыре больше, чем умеют готовить некоторые мужчины, позволь тебе сказать, – она улыбнулась в ответ и слезла с табурета. – Можно я на минутку включу новости?
Не дожидаясь ответа, Кармен взяла пульт. Звук был тихим, но Фальк видел краем глаза экран. Им не пришлось долго ждать. Внизу экрана поползла надпись.
МРАЧНЫЕ ОПАСЕНИЯ ПО ПОВОДУ СУДЬБЫ ПРОПАВШЕЙ ПОХОДНИЦЫ ИЗ МЕЛЬБУРНА.
Появилась серия фотографий: сначала одной Элис Рассел, потом групповой снимок, сделанный в начале маршрута. Дальше шли Мартин Ковак, четыре его жертвы и вид сверху на горы Гираланг – волнистое зелено-коричневое море, тянущееся, насколько хватало глаз.
– Что-нибудь сказали о сыне? – спросил из кухни Фальк, и Кармен покачала головой:
– Пока нет. Все это только предположения.
Выключив телевизор, она стала разглядывать его стеллажи.
– Хорошая коллекция.
– Возьми что-нибудь, если хочешь, – ответил Фальк. Он читал все подряд, в основном художественную литературу от премированных произведений до бульварных романов. Пока Кармен изучала стеллажи, он помешал в кастрюле, и комнату наполнил аромат. Кармен вела пальцами по корешкам, пару раз наклоняя голову, чтобы прочитать название. На середине полки она остановилась и осторожно вытянула что-то тонкое, зажатое между двумя романами.
– Это твой папа?
Фальк замер у плиты, прекрасно зная, о чем она спрашивает. Он энергично помешал бурлящую кастрюлю, прежде чем обернуться. Кармен показывала ему фотографию. У нее в руке была еще одна.
– Да, это он. – Фальк вытер руки о кухонное полотенце и потянулся через барную стойку за фотографией, которую она показывала. Она была без рамки, поэтому он взял ее за самые края.
– Как его звали?
– Эрик.
Фальк толком не смотрел на фотографию с тех пор, как распечатавшая ее медсестра отдала ее ему вместе с карточкой после похорон. На фотографии рядом с ним сидел в кресле-каталке болезненный мужчина. Лицо отца было исхудавшим и бледным. Оба они улыбались, но деревянной улыбкой, словно подчиняясь указаниями человека за объективом.
Кармен смотрела на второе найденное ею фото. Показала ему.
– Вот эта милая. Когда ее сделали?
– Точно не знаю. Явно давно.
Фальк с трудом сглотнул, глядя на второй снимок. Изображение было не таким качественным, не таким смазанным, но улыбки на нем выглядели искренними. Ему было, кажется, года три, он сидел на плечах отца, держа его за голову и положив подбородок ему на волосы.
Они шли по дорожке, которая, как помнил Фальк, огибала большой загон позади дома, и отец показывал на что-то вдалеке. Фальк множество раз безрезультатно пытался вспомнить, что же привлекло его внимание. Что бы это ни было, оно их рассмешило. Из-за погоды ли или оттого, что фотографию засветили, когда проявляли, только ее заливал золотой свет, отчего создавалось ощущение непреходящего лета.
Фальк не видел фотографии много лет, пока не принес домой из больницы отцовский рюкзак и не выложил его содержимое. Он даже не знал, что у отца она была, не говоря уж о том, что тот так долго держал ее при себе. Больше всего в своей жизни Фальк сожалел о том, что отец не показал ему фотографию, когда еще был жив.
Не совсем понимая, что чувствует по поводу всего этого: смерти отца, похорон, оставшихся после него вещей, – Фальк запихнул рюкзак с картами Эрика в глубь гардероба и сунул фотографии между двумя своими любимыми книгами, чтобы потом решить, что с ними делать. С тех пор они оставались там.
– Ты просто вылитый он, – сказала Кармен, опустив голову и поднеся фотографию к самому носу. – То есть, конечно, не на той, которая сделана в больнице.
– Да, на той он совсем плох. Он вскоре умер. Раньше мы были более похожи.
– Да, это видно по фотографии, где ты еще ребенок.
– Знаю, – она была права. Человек на фотографии мог сойти за самого Фалька.
– Наверное, ты скучаешь по нему, даже если вы не всегда ладили.
– Конечно. Я очень по нему скучаю. Он был моим отцом.
– Но ты не поставил фотографии в рамку.
– Да. Я не из тех, кто украшает свое жилье, – он попытался обратить это в шутку, но она не засмеялась. Только смотрела на него поверх стакана.
– Знаешь, ничего нет плохого в том, чтобы сожалеть.
– О чем?
– О том, что вы не были близки, когда у вас была такая возможность.
Он ничего не ответил.
– Ты не первый ребенок, который так чувствует себя после потери родителя.
– Знаю.
– Особенно если тебе кажется, что ты мог бы приложить больше усилий.
– Кармен. Спасибо. Я знаю, – Фальк отложил деревянную ложку и посмотрел на нее.
– Хорошо. Я просто говорю. На случай, если ты не знал.
Он не смог удержаться от слабой улыбки.
– Напомни-ка, у тебя что, психологическое образование?
– Я талантливая любительница, – ее улыбка слегка поблекла. – Но очень жаль, что вы отдалились друг от друга. Кажется, вы были счастливы вместе, когда ты был ребенком.
– Да. Но с ним всегда было сложно. Он слишком сторонился людей.
Кармен посмотрела на него.
– Хочешь сказать, совсем как ты?
– Нет. Еще сильнее. Никого к себе не подпускал. Даже тех, кого хорошо знал. И он не очень любил откровенничать, поэтому сложно было понять, о чем он думает.
– Правда?
– Да. В конце концов он стал таким отстраненным…
– Ага.
– …что уже ни с кем не мог сойтись.
– Боже, Аарон, ты серьезно себя сейчас не слышишь?
Он не мог не улыбнуться.
– Слушай, я знаю, как это звучит, но все не так. Если бы мы действительно были одинаковыми, мы бы лучше находили общий язык. Особенно после того, как переехали в город. Мы были нужны друг другу. Первые годы здесь нам пришлось нелегко. Я скучал по ферме, по старой жизни, но он как будто никогда этого не понимал.