Тогда я тоже буду тебя называть…
— Нос откушу, — пообещал отец и для большей убедительности пощелкал зубами.
— Хватит дурачиться! Все остывает — давайте завтракать, — прервала баталию Татьяна Ильинична.
— Слушаюсь, ваша честь! — Отец положил на тарелку тонкий румяный блин, щедро полил его сметаной и повернулся к дочери: — Ну так что там у вас с Владимиром происходит?
— С Супонькиным? — уточнила Сима. — Мы расстались. Я поняла, что это не мой человек.
— Сама поняла, или кто-то помог?
— Помог… кое-кто… — И Сима неожиданно для себя поведала родителям свою сочинскую эпопею.
Те слушали не перебивая и только время от времени переглядывались.
— Дочка… — начал было отец, но Сима не дала ему договорить:
— Я знаю, папа, знаю, что ты мне скажешь. И со стороны, наверное, все так и выглядит. Но ведь вы его не видели, не слышали, не знаете…
— А ты знаешь!
— Я его чувствую! И я ему верю, не могу не верить. А иначе как же мне жить дальше?
— Значит, ты нас не услышишь, что бы мы сейчас тебе ни говорили, — вздохнула Татьяна Ильинична. — Родители мечтают, чтобы их дети учились на чужих ошибках, но каждый учится на своих. Наверное, иначе нельзя.
— То есть вы не сомневаетесь, что он гнусный обманщик, а я его соблазненная и покинутая жертва? — сердито спросила Сима.
Татьяна Ильинична пожала плечами:
— По-моему, это очевидно.
— Тогда давайте прекратим этот бесполезный разговор. Но потом вам будет стыдно! — предрекла Сима.
— Хорошо бы, — вздохнул отец и поинтересовался: — А как скоро, по-твоему, нам может стать стыдно?
— Ну, месяцев через десять, — подсчитала Сима.
— Ты что, беременна? — ужаснулась Татьяна Ильинична.
— Мам, я же не слониха, чтобы быть беременной десять месяцев, — удивилась Сима.
— А что, слониха вынашивает свое потомство так долго? — поинтересовался Михаил Леонидович.
— Да перестань ты, Миша! — начала сердиться мама. — Разговор как в сумасшедшем доме. Что должно случиться через десять месяцев? — строго спросила она Симу.
— Ну прямо как на процессе: перекрестный допрос, — фыркнула та, но ответить ответила: — Через десять месяцев я поеду в Сочи.
— Зачем? — в один голос изумились родители.
— Мы там встретимся, — пояснила Сима. — На нашем месте. Я знаю…
— Неужели ты думаешь… — начала мама, но отец прервал ее:
— Ну конечно. Какие могут быть сомнения?! Наш герой сидит на берегу и с упорством идиота ждет любимую. Ты что, дочка, Олдингтона начиталась?
— Да какого Олдингтона? Они и фамилии-то такой нынче не слышали! Они теперь другие книжки читают.
— «Они» — это кто? — ядовито осведомилась Сима. — Извечный конфликт отцов и детей: высокоинтеллектуальные родители и их катастрофически деградирующие потомки!
— Ну что же, — усмехнулся отец, — можно с удовлетворением констатировать, что завтрак прошел в теплой, дружественной обстановке.
— Пап, — неожиданно сменила тему Сима, — а у фээсбэшников в Сочи есть свой санаторий?
— Да был какой-то. По-моему, «Правда» называется.
— О! — восхитилась Сима. — Прекрасное название для санатория! Поэтичное — в духе самого ведомства. Полный… Олдингтон! — Она подсела к отцу и потерлась носом об его щеку. — Папуль, достань мне туда путевку на август. Ты можешь, я знаю…
8
День, казавшийся бесконечно далеким, все же настал, и Сима ступила на сочинскую землю. Едва сойдя с самолетного трапа, она тут же впилась тревожным взглядом во встречные лица. В своем номере, который на сей раз действительно оказался одноместным, Сима быстро распаковала дорожную сумку и отправилась знакомиться с санаторием. Она обследовала территорию до самого последнего уголка, но следов пребывания Вовы, естественно, не обнаружила. Оставался камень…
Но до вечера было еще далеко, а нетерпение все возрастало, горячило кровь, сбивало дыхание и торопило действовать незамедлительно, уже сейчас. И Сима отправилась в парк, поближе к камню.
Она присела на скамью, но тут же поднялась, не в силах оставаться на месте, и быстро пошла по аллее. «Ну что ты мечешься, словно тигр в клетке? — успокаивала она себя. — Надо смириться с мыслью, что он может не прийти. Вообще никогда. Ведь этого же нельзя исключить? Ведь это только один шанс из тысячи, что он снова появится в твоей жизни. Но ведь этот шанс есть. Есть!..»
От мысли, от одного только представления, что она снова увидит Вову, Симу бросило в жар, ладони увлажнились, и она стала оглядываться в поисках туалета, чтобы умыться и привести себя в порядок.
Наконец впереди замаячил белый домик, и Сима пошла к нему по узкой дорожке, окаймленной аккуратно подстриженным самшитом.
Надо было решить, когда появиться у камня: прийти первой и ждать или, наоборот, неожиданно возникнуть перед Вовой и по его реакции сразу все понять. Она и сарафан надела тот самый, в котором была тогда, в день знакомства. Господи! Да она давно уже должна сидеть там, а не терять попусту драгоценное время!
И Сима, погруженная в свои важные мысли, почти вбежала в дверь, над которой стояла большая зеленая буква «М».
У писсуара журчал мужчина. Они увидели друг друга и застыли, ошеломленные. Первой очнулась Сима, резко развернулась и бросилась прочь из туалета.
— Девушка, не бойтесь, я же его держу! — весело заорал вслед мужчина.
«Дура! — ругала себя Сима, убегая подальше от злополучного домика. — Вот дура! Ходишь как сомнамбула, ничего вокруг не замечаешь. Осталось только под машину попасть для полного счастья!»
Она еще долго бродила по парку, пытаясь разобраться в своих ощущениях: хотелось немедленно оказаться у камня и одновременно отдалить этот момент, способный принести и счастье, и горькое разочарование. Наконец она решилась.
Сима шла краешком моря, опустив очи долу, и считала. Сосчитать надо было до счастливой цифры 88 — ее номер в роддоме, «люблю-целую» в азбуке Морзе. И конечно, сбилась, расстроилась ужасно: мол, теперь-то уж точно ничего не получится, подняла глаза — и остолбенела. Сердце рванулось и забилось тяжело и гулко — на камне спиной к ней сидел Вова номер три.
Выйдя из ступора и вновь обретая способность к движению, Сима сняла босоножки, неслышно подошла к нему и закрыла глаза ладонями. Он вздрогнул от неожиданности, сбросил ее руки и резко повернулся.
Сима узнала его сразу. Это был тот самый — из туалета.
— Ба! — воскликнул он. — Знакомые все лица! Ваша настойчивость впечатляет. Ну что ж, если уж я вам так понравился, давайте знакомиться.
— Да мне не надо с вами знакомиться, — саркастически оскалилась Сима. — Я и так все про вас знаю.
— Вот как? — удивился незнакомец. — И что же вы про меня знаете?
— Зовут вас, естественно, Вова, — ядовито предположила она.
— Ну, допустим, — пожал он плечами.
— Господи! — потрясенно взвилась Сима. — Ну и примитивные же вы существа — мужики. Неужели ни на что другое фантазии не хватает?!
— Я вас не понимаю…
— Да все вы прекрасно понимаете! И вы, Вова, не слесарь, не токарь, вы даже не летчик-испытатель, вы агент национальной безопасности, верно? И здесь вы не просто отдыхаете, и не проездом в Тулу из Конотопа. О нет! Здесь вы, Вова, с особо важным заданием…
— Послушайте, — попытался он остановить поток ее красноречия, — у вас что сегодня, день открытых дверей в дурдоме?..
Но Сима не собиралась упускать инициативу:
— Разведчик, а ногти у вас чистые?
Она попыталась взять его руку, но он решительно отстранил ее и быстро зашагал прочь.
— Иди-иди, — закричала вслед ему Сима. — Но запомни: со мной у тебя этот номер не пройдет! Ищи другую дуру…
— Боюсь, что другой такой мне уже не найти, — бросил он через плечо и выразительно покрутил пальцем у виска.
Он ушел, а Сима осталась. Она села на камень, с которым связывала такие большие надежды, и сказала себе: «Вот и все, принцесса, сказка закончилась!»
Не было ни горя, ни слез. Только одно большое облегчение, словно тяжесть с души свалилась, наваждение, которое довлело над ней весь этот год.
Значит, права была Наталья. А разве сама она не знала? Еще как знала! Просто не хотела поверить, гнала от себя тяжелые мысли, придумала романтическую историю. Наверное, надо было пройти весь этот путь длиною в год, чтобы не погибнуть сразу под тяжестью невыносимого отчаяния, навалившегося на нее в те дни, а растянуть, распределить понемногу на каждый час, на каждую минуту и постепенно, потихоньку пережить, перетерпеть, отпустить…
И Вова этот очередной тоже, конечно, дан был ей не случайно, а чтобы открыть глаза и показать, что таких веселых парней здесь целая бригада работает. И ведь один краше другого! Вот этот, например. Настоящий полковник! Сколько дурочек на его счету, таких же наивных, глупых и доверчивых, как она прошлым летом? Теперь-то ей палец в рот не клади. Но каковы дебилы! Не потрудились даже как-то разнообразить свою легенду: все Вовы, все чекисты и все сидят на одном и том же камне. А зачем им, собственно, дурную голову ломать, когда и так клюет?
И ладно бы все по-честному, как у Натальи: курортный роман — никто никому ничем не обязан. А то ведь о женитьбе он впервые задумался, с мамой хотел познакомить, сволочь. И жаль, что она этого, номер четыре, упустила. Надо было на нем за всю компанию отыграться: поматросить и бросить его, гада!
9
Подполковник Владимир Протасов работал в управлении «К» Департамента по борьбе с экономическими преступлениями ФСБ и в Сочи действительно выполнял особо важное и, соответственно, особо секретное задание. А посему невероятная осведомленность сумасшедшей девицы его чрезвычайно озадачила. Надо было тщательно обдумать неожиданный поворот событий и принять единственно правильное решение, а иначе не только скрупулезно подготовленная операция, но и многомесячный труд десятков людей могли пойти насмарку.
Итак, начнем, как говорится, ab ovo — от яйца.
Жил да был на белом свете некто Соловей Юрий Александрович, дослужился в доперестроечные времена до генеральских чинов, а в начале 90-х то ли сам ушел, то ли ушли его в отставку. Но деятельный генерал капусту на даче выращивать не собирался: время было шальное, умные люди деньги гребли лопатами. А Соловей был не дурак, ой, не дурак! И друг у него имелся закадычный, тоже человек неглупый, Борис Евсеевич Буйлов. Трудился честно в экономическом отделе ЦК КПСС и в бурном море перемен не утонул, и связей наработанных не растерял, прибился к новым берегам — к аппарату президента.