— Ты так говоришь, будто мы уничтожаем всё, что нас не устраивает, — не выдержала я. — Мы тоже стараемся минимально вмешиваться в экосистемы планет и ничего не перекраиваем! И вообще, можно подумать, вы не люди что ли? Вы разговариваете на нашем языке, выглядите как мы, но ты сейчас высказываешься в таком тоне, будто вы чем‑то лучше нас!
— Алёнушка, не буянь, — мягко попросил Василич. Чужак же слушал меня очень внимательно и, кажется, заинтересованно.
— Я не утверждал, что чей‑то подход лучше или хуже, — спокойно возразил он. — И я не имел в виду, что вы уничтожаете планеты. Дело в подходе. Оказавшись в какой‑либо среде, вы отгораживаете для себя определённую территорию, на которой создаёте привычные комфортные условия. Мы пытаемся приспособиться и уменьшить количество необходимых стен.
— Почему вы в таком случае живёте в летающем городе, а не отрастили себе жабры? — мрачно уточнила я.
— Иногда приспособиться не получается, — усмехнулся в ответ Сур, разглядывая меня с непонятным выражением в глазах: не то насмешливо — ироничным, не то заинтересованным. — В воде живут естественные враги мазуров, наших симбионтов. Когда те находятся в своей изначальной форме, они избегают столкновения с помощью мимикрии. Мы же к настолько совершенной маскировке не способны. В итоге оказалось проще подняться в небо. Повторяю, я не нахожу наше общество идеальным, оно просто отличается от вашего. Если на то пошло, мы взаимодействуем с окружающим миром активнее вас и гораздо интенсивнее вмешиваемся в экосистемы миров. Вы стремитесь сохранить их и себя неизменными, мы — пытаемся встроиться в них как можно плотнее.
— Любопытно, — задумчиво протянул дядя Боря. — Тогда осталось два основных вопроса. История возникновения вашей цивилизации — не просто же так мы настолько похожи! — и та дрянь, с которой мы столкнулись на Мирре. Я так понимаю, последнее — какая‑то родня ваших симбионтов? Только ваши… мазуты не настолько критично вышибают мозги. Так?
— Вроде того, — медленно кивнул Сур. Внимательно обвёл нас по очереди взглядом, дольше всего задержавшись на мне, после чего остановился на капитане и с усмешкой ответил: — Есть два варианта. Я могу рассказать увлекательную правдивую историю, а могу честно ответить, что не в праве разглашать эту информацию. Какой устроит вас больше?
— М — да, — задумчиво протянул Василич. — Я чисто для справки всё‑таки уточню: а остальные твои коллеги как бы отвечали на эти вопросы?
— Разрешённой версией, без вариантов, — развёл руками абориген.
— И в честь чего лично тебе позволена подобная откровенность? — полюбопытствовал капитан. Сур несколько секунд его разглядывал, а потом всё‑таки ответил с лёгким смешком:
— Потому что часть правил устанавливаю я как ответственный за все контакты с вашей цивилизацией.
— И при этом, разругавшись с бабой, ушёл в рядовые патрульные? А потом ещё без проблем восстановился в должности? — растерянно уточнил штурман. — Какое у тебя доброе начальство!
Абориген пару секунд разглядывал его сквозь внимательный прищур — а потом вдруг расхохотался. Смех у него оказался неожиданно очень искренним; приятным, мягким и глубоким, заразительным. От него даже как будто смягчились черты лица и глаза потеплели. К своему стыду, я залюбовалась и даже незаметно для самой себя расплылась в ответной улыбке. Когда заметила это, поспешила стереть предательское выражение с лица, но было уже поздно: Сур внимательно меня разглядывал. И было в этот момент в его глазах нечто такое, что заставило меня смутиться и поспешно отвернуться. А вот мужчина, отвечая на вопрос, — я это чувствовала, — продолжал смотреть на меня.
От осознания, что все эти переглядывания не могли укрыться от окружающих, хотелось провалиться сквозь землю.
— Какая проницательность, — хмыкнул он. — Если откинуть детали, примерно так всё и обстояло. Но, во — первых, сохранение личного душевного равновесия у нас является аргументом не менее весомым, чем вопрос выживания. Во — вторых, мне повезло вернуться в подходящий момент и с новостями. А в — третьих, и это главное… других желающих на постоянной основе взять на себя эту обязанность не нашлось.
— Почему? — удивился Ванька.
— Почему не нашлось, или почему этим желаю заниматься я? — насмешливо уточнил Сур.
— И то, и другое.
— Мне интересно находить сходства и различия между нами, любопытен ваш мир и культура. Что касается остальных… в виду способа нашего существования, гармония с собой и окружающим миром — едва ли не основное стремление большинства. Контакты с вашей цивилизацией нарушают это состояние. В случае прямого вооружённого столкновения реакция будет другая, приоритетом станет выживание, но пока все стараются по возможности избегать подобных встрясок.
— А остальные твои коллеги, стало быть, тоже интересуются нами, но в меньшей степени? Раз отказались от руководящей должности, — спросил Василич.
— Да, наверное.
— А, я понял! — обрадовался братец. — Вы все типа экстремалы, которым острых ощущений не хватает, а ты из всех с самой большой трещиной в коре!
Теперь уже пришла наша очередь хихикать, а местного — недоумевать. Но когда дядя пояснил, что к чему, юмор тот оценил.
А весь оставшийся долгий местный день Сур выгуливал нас по городу, показывая, что и как устроено. Физических принципов полёта местных ездовых животных и ответа на вопрос, как держится в воздухе целый город, мужчина, правда, не знал. С одной стороны, это вызывало подозрения, а с другой… для подавляющего большинства наших обывателей внепространственный прыжок космического корабля — это почти сказочная магия. И если наш проводник — психолог и историк (или даже шпион), это не обязывает его разбираться ещё и в технике. Тётя Ада тоже не знает, как функционируют её медицинские аппараты, но это не мешает ей работать!
Серебристая паутина, окутавшая город, оказалась системой «пешеходных дорожек», по которым местные жители носились туда — сюда. Не пешком; затянутые в образованную симбионтом защитную плёнку, они погружались в наполняющее тонкие прозрачные трубки вещество и переносились так от здания к зданию. Последние действительно имели форму сосулек: длинные тонкие конусы, местами достаточно неровные и оттого кажущиеся не делом человеческих рук, а творением природы.
Впрочем, может, так оно и есть? На всякий случай я решила не спрашивать, как именно здесь строят дома. А то окажется, что они тоже — живые существа, как после этого в них жить? Вот вздумает оно чихнуть. Или решит, что я ему не нравлюсь. Или внезапно заболеет чем‑нибудь и сдохнет… Нет уж, я лучше буду продолжать считать их рукотворными!
Тут и там во впадинах, нишах и узлах пешеходных дорожек прятались плотные клочья облаков, и это было весьма живописное зрелище. Город вообще казался то ли ледяным, то ли хрустальным, и чем дольше я на него смотрела, тем меньше верила в его реальность.
Что касается социального устройства и правящих структур, здесь всё было просто и в целом похоже на наши реалии. Несколько планет объединялись в единое государство, правление которого состояло из представителей этих миров и специалистов различных научных направлений. Правительство каждой из планет строилось по тому же принципу, — представители городов и специалисты, — точно так же выглядела иерархия в городах.
Жизнь каждой отдельной личности тоже строилась по понятным принципам и в целом мало отличалась от привычной схемы. Получив обязательное образование, индивид признавался гражданином и самостоятельно выбирал свою дальнейшую дорогу в зависимости от личных предпочтений.
Надо думать, не обходилось без накладок и своих тонкостей, да и понятие преступности местным было знакомо (хотя Сур и постарался уйти от этой темы со словами «вам не нужно об этом беспокоиться»), но в целом система явно работала вполне прилично.
Вот чего у них не было вовсе, так это медицины. Не по причине отсталости, а за ненадобностью: благодаря симбионту человеческий организм становился гораздо крепче, а у мазуров естественный отбор происходил на стадии зародышевого развития.
Механизм размножения местных, к слову, оказался своеобразным и интересным для всех, а не только для тёти Ады.
Мазуры в природе были гермафродитами. В процессе размножения участвовали два партнёра, а их роли определялись в процессе, как у улиток. С началом же «совместного проживания» с людьми определяющим стал пол носителя.
На единственный человеческий эмбрион приходилась пара сотен зародышей мазуров, которые спокойно развивались в матке будущей матери. Постепенно слабейшие из них шли в пищу сильнейшим, и в итоге самый живучий вступал в симбиоз с человеческим ребёнком ещё в утробе. Иногда случалось так, что выживали несколько мазуров. Тогда они появлялись на свет отдельно от человека сразу взрослыми самостоятельными особями и жили на просторах мирового океана точно так же, как поколения предков. Оттуда же брали подходящего в том случае, если ребёнок вдруг рождался без симбионта.
Всё бы ничего, но когда я представила себе эти роды, мне всерьёз подурнело. Появление ребёнка на свет и так малосимпатичный процесс, а если ещё всё это происходит одновременно с «вылуплением» сгустка чёрной маслянистой субстанции… в общем, хорошо, что с завтрака до того момента, как мы дошли до этой темы, минуло достаточно времени. Иначе я рисковала с оным завтраком расстаться.
Заодно к моему облегчению выяснилось, что никакого сакрального смысла музыка не имела, просто была одним из распространённых местных развлечений. Лично Сур нежно любил её всю жизнь (наверное, наравне с женскими волосами,), а моя скрипка просто покорила его своим тонким изящным звуком: местные музыкальные инструменты здорово от неё отличались, были в основном духовыми или ударными.
В общем, хоть наш проводник и отказался отвечать на часть вопросов, оставив тем неприятный осадок, день всё равно получился насыщенный и познавательный. А самый главный вывод, который лично я вынесла из всей экскурсии, заключался в том, что полноценно устроиться в местном обществе без симбионта было попросту невозможно. Через него осуществлялась большая часть общения с окружающим миром начиная с пресловутого пользования бытовыми приборами и заканчивая платой за обед. Наличных денег здесь не существовало точно так же, как и у нас, а удостоверением личности служили именно мазуры. Так что выхода у нас оставалось два, либо удастся отсюда убраться, либо придётся влипать в чёрную гадость. Последнего отчаянно не хотелось: навязчиво преследовало ощущение, что это именно они управляют людьми и всем местным обществом. И было откровенно дико, как можно пустить кого‑то в собственную голову?!