Лишившись возможности повлиять на Сура физически, решила хотя бы от души высказаться. И высказывалась достаточно долго и образно (хорошо, тётя не слышала!), а мужчина почему‑то не пытался меня заткнуть, только молча продолжал фиксировать в пространстве.
— Ты закончила? — поинтересовался он, когда я примолкла, чтобы перевести дыхание. — Могу я теперь всё объяснить?
— Плевать мне на твои объяснения! — огрызнулась я. — С них начинать надо было, а теперь — просто уберите от меня эту дрянь!
— Аля, ты жить хочешь? — поморщился он.
— Сейчас уже не уверена. Да я сейчас даже не уверена, что я всё ещё Аля! — язвительно возразила я. — Чтоб вам всем — м-м! М — м? М — м-м!
Суру, кажется, надоело слушать, и он, тяжело вздохнув, переместил ладонь с моей шеи на лицо, плотно зажав рот. Ладонь была покрыта чёрной плёнкой, так что я даже не могла его укусить. То есть, могла, но смысла в этом не было никакого.
— Ты знаешь, что такое информационное поле Вселенной? — спросил он. Я в ответ недовольно замычала, пытаясь испепелить его взглядом: больше мне всё равно ничего не оставалось. — Я почему‑то так и подумал, — со смешком заметил Сур и принялся спокойно пояснять, как будто мы сидели за столом с чашками чая, а я не чувствовала себя пришпиленной бабочкой. Даже не бабочкой; раздавленным листиком в гербарии. — Информация в чистом виде — это такое же реальное и измеримое понятие, как материя и энергия. Первую и часть второй человек воспринимает с помощью специальных органов. Некоторые виды энергии, вроде радиационного излучения, оказывают на нас влияние, но до определённого момента не ощущаются. С некоторыми мы не способны взаимодействовать без специальных приборов, а некоторые не можем даже обнаружить. Информационное поле же воспринимается неосознанно, на подсознательном уровне, и в большинстве случаев человек просто этого не замечает. Иногда замечает, и тогда подобное называют озарением.
Но бывают люди, от природы наделённые повышенной чувствительностью, и, учитывая свойственное нашему виду эмоциональное восприятие действительности, подобные люди обычно весьма впечатлительны, ранимы и уязвимы. Просто потому, что они воспринимают информацию напрямую и эмоционально реагируют на неё как на нечто, идущее изнутри, а не на стороннее воздействие. Она минует естественные фильтры жизненного опыта, логики, инстинкта самосохранения и прочие барьеры. Мазуры взаимодействуют с этим полем гораздо теснее и более осознанно, они общаются через него напрямую, задействуя определённую часть спектра.
Плотность информационного поля предсказуемо значительно выше на планетах, в местах скопления живых, а, тем более, разумных существ. Но на планетах обитания мазуров за счёт активного использования ими этой «среды» его концентрация выше на порядок.
— И причём тут я? — мрачно уточнила я. Сур к этому моменту ослабил хватку и на пробу отпустил моё лицо.
— Ты очень восприимчивая, — пояснил он. Видя, что истерика закончилась, разжал руки и отстранился, а я принялась разминать плечи, стараясь не смотреть на собственные руки. — Я бы даже сказал, чрезмерно. Если сравнивать воздействие информационного поля с солнечным светом, то, к примеру, для твоих спутников этот мир будет равносилен перемещению из темноты под яркое солнце: неприятно, при долгом воздействии — опасно, но не смертельно и, по крайней мере, некоторое время можно потерпеть. А для тебя это равносильно попаданию в открытый огонь, просто реакция сильнее растянута во времени. Вначале ничего не ощущается, потом появляется жар и боль, потом эти ощущения усиливаются, потом организм начинает разрушаться. Влияние оказывается на мозг, а дальше, сама понимаешь, итог плачевный.
— Зачем вы только нас сюда притащили, — судорожно вздохнув, пробормотала я и сползла по стенке, к которой прислонялась, на пол. — Чем вы в итоге лучше этих паразитов, которых мы ещё могли не подцепить?! И что мне в конце концов теперь делать? Я не хочу здесь оставаться, хочу домой, к нормальным людям, — я всхлипнула, обхватив себя за плечи.
— Аля, это… — начал он, опустившись рядом на корточки и протянув ко мне руку. Кажется, намеревался погладить по голове, но я отшатнулась, вжимаясь в стену.
— Не трогай меня! — огрызнулась раздражённо. — Даже близко подходить не смей! Ты мне уже обещал, что не причинишь вреда. А я не уверена, что вот это всё — лучше безумия и смерти. Отвези меня к родным! Или с ними я тоже не имею права видеться? Или ты именно для этого и притащил туда нашего земляка сейчас? Чтобы привыкали, да? И от меня не шарахались? Ладно, можешь не отвечать, и так всё понятно, — оборвала я свой монолог, чувствуя, что вновь начинаю закипать, и готова то ли повторно броситься на мужчину с кулаками, то ли разреветься. Делать не хотелось ни то, ни другое. — Почему эта мерзость не шевелится? Тоже не слишком‑то довольна соседством? — спросила зло, по той же стенке поднимаясь на ноги.
— Твой симбионт пока… спит, ему нужно привыкнуть. Не надо его так называть, он ни в чём не виноват, — нахмурившись, проговорил Сур.
— Да вы тут все, в кого ни плюнь, никто ни в чём не виноват! — я раздражённо всплеснула руками. — И нас притащили к зечикам в тарелку исключительно из лучших побуждений, и тварь эту ко мне прилепили с благородной целью. Знаешь древнюю поговорку? Благими намерениями вымощена дорога в ад! Могли бы просто проигнорировать нас вместе с той задрипанной планетой, нет же, надо было влезть! Вас кто‑то просил о помощи?! — опять вспылила я. — Благодетели! — прошипела совсем уж зло и резко переключилась: — Долго мы ещё будем тут торчать?
— Пойдём, — кивнул он. Предложил руку, но я демонстративно её проигнорировала. Сейчас он для меня был хуже, чем все предыдущие страхи вроде боязни высоты, вместе взятые. Кажется, я бы лучше прыгнула с крыши одной из здешних парящих башен головой вниз, чем коснулась этого предателя.
Где‑то в глубине души я понимала, что всё не так уж страшно. Что можно привыкнуть, что это далеко не худший вариант. Ведь ничто не мешало чужакам просто устранить нас всех; они, если подумать, ничего нам не должны, и стоило благодарить хотя бы за относительную лояльность.
Только все эти соображения не отменяли главного, ощущения предательства. Я ведь ему на самом деле поверила. Искренне, от всей души. Правильно говорил Василич, наивная я. Дура, проще говоря! Жалко только, аукнулось мне это совсем не так, как он опасался. По — моему, «поматросил и бросил» пережить гораздо легче, чем… вот такое. Неужели он не мог объяснить всё заранее? Зачем нужно было сначала делать, а потом — ставить перед фактом?!
Последний вопрос я задала вслух, когда мы уже двигались к лифту в «нашем» доме.
— Для того, чтобы избежать истерики, — спокойно ответил он, и мне захотелось ударить мужчину чем‑то тяжёлым.
— Избежал? — уточнила ядовито.
— В тот момент, когда это было опасно для тебя самой — да, — с той же невозмутимостью кивнул Сур. — Сильный негативный эмоциональный всплеск при общем нестабильном состоянии мог иметь разрушительные последствия для твоей психики. А после появления симбионта — это просто истерика. Неприятно, но безопасно.
— Если эта тварь спит, чем она может помочь?
— Мазур инстинктивно оттягивает основную часть влияния информационного поля на себя, и тебе достаётся воздействие, соизмеримое с привычным, — пояснил он. — Хотя бы попробуй найти с ним общий язык. Это не так сложно, как кажется.
— Мне это не кажется сложным, меня выводит из себя сама необходимость решения этого вопроса, — честно отозвалась я, вперёд мужчины проходя в общую комнату. — Я даже не знаю, что злит меня больше, ты или оно!
— Аля… — со вздохом начал он, кажется, намереваясь поймать меня за локоть.
— Я сказала, не смей меня трогать, козёл! — прошипела, шарахнувшись в сторону. И только потом сообразила, что мы уже не одни, что за этой сценой в полном шоке наблюдают все, начиная с тёти Ады и заканчивая тем мужчиной с Земли. Если он, конечно, в самом деле — с Земли.
Боясь встретиться хоть с кем‑то взглядом, я, игнорируя встревоженные возгласы и окрики, бегом кинулась в свою комнату. Ни сил, ни желания с кем‑нибудь общаться и что‑то объяснять у меня не было. Я боялась сорваться ещё и на них и наговорить гадостей, а мне меньше всего хотелось ругаться с близкими. Заблокировав дверь, я скинула ботинки при входе и направилась в уборную, остро сожалея, что здесь нет проточной воды и жёсткой мочалки, которой можно было попробовать смыть с кожи назойливое ощущение грязи.
А ещё было очень жалко, что невозможно прополоскать собственную голову изнутри и вымыть из неё все тяжёлые мысли, всю злость и всю обиду.
Бездумно ловя горстями мелкие живые пузырьки, я торчала в умывальном углу очень долго, пока кожу не начало щипать, и некоторое время после, прислушиваясь к ощущениям.
Забавная смерть — быть съеденной душем. Интересно, если уснуть в этом душе или туалете пьяным или под какими‑нибудь препаратами, эти твари в самом деле могут сожрать, или всё‑таки нет?
Некоторое время я всерьёз раздумывала о том, чтобы проверить это на себе. Ну, или найти какой‑нибудь более надёжный способ самоубийства. А что, удобно: чик — и никаких больше проблем! Но вскоре сумела взять себя в руки и выгнать из «душа». Нельзя быть такой безответственной трусихой и эгоисткой; мне‑то, конечно, полегчает, то есть — будет уже на всё плевать, но каково будет моим? Брату, маме Аде, папе Боре с Василичем? Им на это как реагировать?
Да и повод явно недостаточный. Со мной близкие люди, я жива, относительно здорова и, кажется, я — это всё ещё я. Чем не повод для радости!
Ладно, радоваться, может, особенно и нечему, но кончать с жизнью — тоже, мягко говоря, не вариант. Люди живут и в худших условиях, а я… с жиру бешусь, вот! Надо быть благодарной за то, что у меня есть, а не придираться к мелочам. По — хорошему, стоило бы прямо сейчас одеться и выйти наружу, успокоить своих и объясниться, но сейчас на это сил точно не было.