Зато Игнатьевич смотрит на меня осуждающе, да конвойные уверенным шагом двигаются в сторону аквариума. А тем временем лекарство уже как следует растворилось в моей крови, и сознание постепенно угасало.
Ну что же, в том есть и свои плюсы: по крайней мере, не почувствую, как эти ублюдки меня пи́здят.
Глава 12. Ну наконец-то, еба!
Как-то утром я услышал крики Мутного. Всё как обычно, сплошные проклятия, обещания жутких анальных казней. Но это ещё мелочи, в тот момент, когда его кресло прокатили мимо моей двери, он одному из конвойных, обещал в череп насрать. Здесь я уже не сдержался и заржал.
– Гера, ты как, братан?! – тут же раздался голос кореша. – Им скоро пизда всем настанет, я слышу их, они уже рядом!
– Завали ебало, пидор! – рявкнул на него голос конвойного.
– Наши там как, остальные, ты видел кого? Что с Леной?! – бросился я к двери, когда понял, что это единственный за всё время шанс пообщаться и выяснить хоть крупицу информации.
– Да всё с твоей шмарой хорошо! – долетел его крик из глубины тоннелей.
А вскоре после этого начало твориться нечто невероятное.
Мне принесли обед, как обычно, опостылевшую перловку со вкусом тушёнки. Ну а раз на обед положено суп, то эту баланду, как следует разбавляли водой. Но плюс тоже имелся: жижа иногда бывала горячей, хотя чаще всего просто тёплой.
Я подобрал миску с пола, и тут в коридорах взвыла сирена. Свет в камере погас, теперь он сюда проникал только через узкую щель между дверью и полом.
– Ну, бля, отлично просто, – пробормотал я и зашарил рукой по бетону в поисках ложки.
Конвойные отчего-то всегда бросали её на пол рядом с миской. Почему нельзя оставлять ту в тарелке – я не понимал. Наверняка они делают это специально, чтоб поднасрать. Вот только мне по хер, брезгливостью я никогда не страдал. А уж вытереть ложку о нижний край майки, чтобы песок на зубах не хрустел – вообще не вопрос.
Интересно, что у них там происходит? Может, опять погрузка какая? Или подкрепление прибыло? Так уже бывало и не раз…
Из глубины тоннелей донёсся слабый звук перестрелки, который заставил меня даже прекратить жевать. Я напряг слух в ожидании повторения, и оно не заставило себя долго ждать. Однако на этот раз она вспыхнула после пронзительного крика и стала походить на беспорядочную.
Это только в кино автоматные очереди не прекращаются. В реальности магазин опустошается буквально за пару секунд. Но вот в здравом уме, так никто делать не станет, даже пулемётный огонь не ведётся на весь боеприпас.
Сейчас я услышал огонь нескольких стволов, который стих спустя пару ударов сердца, но именно так и тратятся патроны, когда человек пребывает в панике. А затем снова кто-то закричал.
Звуки постоянно перебивала мерцающая сирена. Хорошо, что она постоянно не воет, хотя так, кажется, даже больше раздражает.
– Блядь, да что же у вас там такое творится? – спросил я в пустоту и, отставив миску в сторону, улёгся на пол и поднёс ухо к щели.
Вдруг сирена стихла, свет в тоннелях мигнул и погас, погрузив подземелье в кромешную тьму. Длилось это недолго, пока автоматика не зажгла аварийное освещение. А вместе с ним бункер наполнился звуками смерти.
С разных сторон зазвучали крики, стрельба, яростные, матерные команды, но на этот раз к людям подключился кто-то ещё. Такое рычание человеческое горло производить не в состоянии, точнее будет назвать это «Рёв!» Будто несколько медведей одновременно ворвались внутрь и крошат всех, кто попадается на пути.
Что-то вдруг зафыркало совсем рядом, будто огромный пёс пытается что-то учуять, с силой втягивая в себя воздух.
Липкий страх внезапно навалился на меня и скрутил низ живота. Как же давно я его не испытывал, уже и позабыть успел. Я оцепенел, волна холода прокатилась по спине, оставляя противное покалывание в кончиках пальцев. Лёгкие пытались набрать побольше воздуха, но я всячески тому сопротивлялся, потому как малейший звук может выдать, что в этой камере есть еда.
Тварь за дверью несколько раз сильно фыркнула, подняв небольшие клубы пыли, которые я отчётливо рассмотрел на узкой полоске света. А затем по ушам ударил рёв!
– Мама, – одними губами прошептал я, и в этот момент на дверь обрушился удар.
Силищи у монстра из тоннеля было столько, что на пол полетело бетонное крошево. Я свернулся в клубок и забился под нары. Хуже места, чтобы спрятаться, не найти, но накрываться с головой одеялом – ещё смешнее. К тому же, кроме толчка в углу, здесь больше ничего нет.
Повторный удар погнул угол у железной двери, в камеру проникло чуть больше света, но поднять глаза и взглянуть на чудовище не хватало моральных сил. Третий удар вновь выбил из стен бетонную крошку и я наконец взглянул смерти в лицо. Точнее, на лапу, которая ухватилась за выгнутый угол.
Монстр взревел, а металл не выдержал и с противным скрежетом начал рваться. Что-то грохнуло внутри, затем ещё раз и ещё, рёв сделался громче.
«Бабах!» – звук ударил по ушам так сильно, что оставил после себя неприятный звон.
Я уткнулся носом в пол и прикрыл голову руками, больше не в силах смотреть на то, что сейчас ворвётся внутрь и станет хрустеть моими костями. Сомневаюсь, что Лена сможет вернуть из мёртвых, кучу говна, что непременно от меня останется, после употребления в пищу.
Сердце бешено стучало в груди, дыхание с хрипом вырывалось, оставляя мокрое пятно на бетонном полу, но это всё, что происходило в камере. Почему я всё ещё жив? Или уже сдох от страха, потому и не чувствую боли в оторванных конечностях?
К горлу подкатило, и я не смог сдержать рвоту, правда, успел слегка оторвать лицо от пола. Перловка, мелкими, противными шариками полетела наружу, не забыв проложить себе путь и через нос. Более отвратительного ощущения, наверное, не существует.
Однако я всё ещё жив. Никто не раздирает мою плоть на части, да и в дверном проёме пусто. Лишь часть вырванной коробки торчит, да искорёженная до неузнаваемости дверь, которая так и осталась прикреплена к нижней петле.
Я вытер рот рукавом, сделал небольшой глоток воды и, прополоскав рот, сплюнул прямо на пол. Затем по очереди прочистил каждую ноздрю и только после этого нормально попил. Ноги трясло, навалилась слабость, и я опустил зад на шконку.
Из глубины тоннелей всё ещё долетали крики, вперемешку со стрельбой. Хоть бой проходил где-то далеко, звуки здесь разносились достаточно хорошо и, казалось, будто это за соседним поворотом.
– Гера! – Раздался совсем рядом голос Лены и снова расстояние, да и направление невозможно определить. – Гера, где ты?!
– Да здесь, бля, – буркнул я, пребывая в адреналиновом отходняке. – А-а-а! – просто выкрикнул я, чтобы указать своё местоположение.
Топот ботинок прозвучал совсем рядом, а следом за ним снова появился голос девушки.
– Гера, – она практически выдохнула моё имя, точнее, кличку, и принялась ощупывать меня и тормошить. – Ты как, живой? Идти сможешь?
– Что за хуйня там творится? – пересилив усталость, спросил я.
– У Мутного талант прорезался, – охотно ответила она и уселась рядом на шконку. – Там пиздец что творится.
– В смысле? – даже оживился я от удивления. – Бля, ты можешь с подробностями?
– Лучше один раз увидеть, – похлопала меня по ноге Лена. – Я уже несколько раз проблевалась, пока до тебя дошла. Пойдём, покажу.
Я молча глянул на неё, но и намёка на улыбку не заметил. Она на полном серьёзе сейчас всё это говорила. Видно даже, что ей страшно до усрачки и ровно настолько же неприятно.
Сделалось очень любопытно, я поднялся на ноги и протянул девушке руку. Та с благодарностью кивнула, приняла помощь, а уже через пару шагов мы выбрались в узкий коридор.
Дверь, что монстр вырвал из моей камеры, практически полностью перегородила его, и нам пришлось перебираться прямо по ней. Рёв, крики, всё ещё раздавались с разных концов бункера, иногда под аккомпанемент редких выстрелов. Основная канонада уже стихла, видимо, не так много осталось живых, способных оказать сопротивление.
Буквально через пару шагов нам на глаза попался кусок мяса, некогда имевший форму человека. Сейчас казалось, что его вывернули наизнанку, а затем пропустили через шнек мясорубки. Кости торчали отовсюду, поза такая, что невозможно понять, где рука, а где нога. Голову, кажется, вообще раздавили, будто катком переехали. Лишь куча мозгов и осколки черепа возле куска шеи говорили о том, что она здесь когда-то присутствовала.
А дальше всё превратилось в сплошное месиво из человеческих частей, внутренностей и крови. Где-то в глубине тоннеля слышался сдавленный стон, но когда мы подобрались к его источнику, даже у меня, закалённого жизнью в мире апокалипсиса, по спине пробежали ледяные мурашки.
Непонятно как этот кусок всё ещё оставался живым. Рука оторвана, одна нога находится под спиной, а из задницы торчат кишки. Несмотря на кровопотерю и нереальную боль, глаза всё ещё смотрят осознанно. Во взгляде отчётливо читается мольба и совсем не о помощи. Хотя это как посмотреть, подарить быструю смерть в его ситуации будет наилучшим благом.
– Мразь ебаная, – Лена с презрением плюнула ему в лицо. – Чтоб ты прожил таким, как можно дольше, гнида.
– Злая ты, – тихим голосом произнёс я, но помогать раненному тоже не спешил.
– Ха-ха-ха, пи. ор…ы! – откуда-то из глубины, донёсся восторженный крик Мутного. – Пи…а ва…
Фразы долетали до нас не полностью, теряя половину звука в закоулках бесконечного бункера. Направление тоже не совсем понятно, вроде как донеслось с той же стороны, откуда и утробное рычание.
Мы с Леной переглянулись, и в глазах у обоих читался вопрос. Я молча пожал плечами в ответ и направился в ту сторону, с которой, как мне показалось, слышал голос Мутного.
– Там вроде как реактор, – каким-то образом определила направление Лена.
– Я не знаю, меня каждый раз мордой в пол конвоировали, – отозвался я и крикнул на очередной развилке. – Мутный, ты где?!