По установившейся традиции, Симеон Полоцкий открывает свое сочинение предисловием – речью «до пресветлого царского величества при вручении книги Орла российского».
«Аз велегласно восклицаю, тако Господь сотвори нам день сей и веселием исполни, егда дарова очесем видите нашим истиннага наследника и дедича православного российского царствия… Таже радуйся и вы священнейшия главы светлейшии православии Патриарси преосвященныи Архиереи и весь всесвященный соборе…
…Напоследок да радуется весь народ православный российски, все купно малии и велиции, старцы со юношами, в купе богат и убог».
В хронологическом порядке торжества объявления царевича Алексея наследником престола выстроились следующим образом. По случаю «всемерно радостного события» 7 сентября в Грановитой палате был устроен обед, на котором учитель старец Симеон «сидел в особом столе», поблизости от Алексея Михайловича. Когда обед подходил к завершению, царь дал молвить слово игумену монастыря Всемилостивейшего Спаса и учителю цесаревича. Не мудрствуя лукаво, Симеон Полоцкий огласил многое из того, что вошло в предисловие к поэме «Орел Российский», не позабыв отметить любовь и прилежание к учению сына государя.
16 сентября царь пожаловал Симеона Полоцкого необычным подарком, приказав выдать «10 аршин атласу зеленого по двадцати по шести алтын по четыре деньги аршин; да ему ж велено дать испод соболей в 60 рублев, и ему дан сорок соболей в 60 рублев…»
Современному читателю стоит большого труда вникнуть в приемы силлабической поэзии, и поэтому позволю себе обратиться к собственному толкованию поэмы «Орел Российский».
Надеждо Руси Алексии цару
Сего не презри малейшего дару…
Сие приветство еже в руце твои
Зри аще раб приноси
Горе руце свои…
Это вступление, а дальше следует похвальное слово «Енкомифион», в котором Алексею Михайловичу воздается должное как полководцу: «Тристаты (военачальники) полский и многия ополчения литовския твоими храбоборцы пресветлый царю… побеждени быти». А далее Симеон Полоцкий желает государю, чтобы угасла «даст Бог Луна Бисурманская[81] пересветом оусугубленного солнца».
Прозаическое похвальное слово сменяет «краесогласное» приветствие, подводящее читателя к сути сочинения. В «Елогионе» Орел Российский парит «превыше облак водородных».
Глава ти небес самых достизает,
простертость крилу весь мир окривает.
Ногама скиптры Царскиа держиши,
в море, на земли властелине стоите.
Сомнений не должно возникать. Мысли Алексея Михайловича об исключительности географического положения России, о ее столице Москве как о Третьем Риме изложены с предельной ясностью.
Вокруг этой фразы ломают и продолжают ломать копья записные спорщики, ставя вопрос ре бром: «Какой Рим?» Если языческий, цезарианский, то какое он имеет отношение к богохранимому православному столичному граду? Если Рим периода раннего христианства, когда в Вечном городе звучали проповеди апостолов Петра и Павла и когда император Константин Великий сбросил вериги язычества и явил миру духовный подвиг, то понятно и объяснимо. Однако во фразе, ставшей к XVII веку сакраментальной, заложен более глубокий смысл. В виршах Симеона Полоцкого явно просматривается желание соединить, казалось бы, несоединимое: имперское мышление и созидательность правителя, государственную мощь и подчинение всеобъемлющему Закону, христианские добродетели и подвижничество. В видении же судьбы народной Симеон Полоцкий предельно малословен и это осуждению не подлежит. Перекроить земное российское бытие – удел правителя и мужей государственных. Простой человек должен быть по гроб жизни благодарным царю, «отцу Отечества», слава которого «переходит за столпы Геркулеса, в Америцкие страны». Но не только за это – Алексей Михайлович своим правдолюбием, добротой, милостью к подданным превосходит самого Александра Македонского.
Поместив на рисунке «Орла Российской державы» в центре Солнце, от которого исходят лучи в виде добродетелей, христианского благочестия, человеческих качеств, Симеон Полоцкий в самой поэме дает обширное толкование государственного символа России, отправляя читателя в путешествие вглубь всемирной истории. Но прежде прочтем строфы, обращенные к Солнцу.
К светлости славы, во все концы моря,
где восходит утро и где гаснет зоря,
Ты же Слонце прославленно ново буди во путь сей радостны готово.
И только после столь вдохновенного вступления в действо вступают Музы. Урания вещает, что «русская вера и добродетель – освещены лучезарным светилом. Клио – напоминает врагам о мощи державы Российской. Евтерпа – что «есть солнце небу, что скипетродержатель, царствию и всем странам свой обладатель». Калиопа – сравнивает гербы Королевства Польского и Великого княжества Литовского, и явно не в их пользу, с российским двуглавым орлом, взоры которого устремлены в Европу и Азию, однако без желания покорять их народы. Эрато разделяет мнения знатнейших Муз:
Мощно невежды страхом спасати
иже не хощут та солнца знати.
Мельпомена дает отповедь проповедникам агрессивности русичей:
Мир в надежде ибо в сéбе,
Мир имеет тако в небе.
Талия и Терпсихора выражают надежду, что младой Орел, царевич Алексей, будет достойным преемником отца, а его деяния воссияют в лучах собственной славы:
Лети щастлив Орле инше преславный,
Царское чадо, дедич Богом данный,
Пари до небес, всеми добротами,
Сияй Российским странам щедротами.
Полигимния утверждает, что скипетр в деснице Орла Российского знаменует благодать, меч – оружие отмщения злу:
Ты Византио оузришь в России.
Орла расторгша главу лютой змии.
Завершается поэма вдохновенной здравицей:
Ликуй Россио Сарматскы племя,
Радуйся Москва Афетово семя.
Пари веселой Орле быстрооки,
Разбивай крилма веер прешироки.
…
Летай во солнци православна света.
Отца и Сына пой Многа Лета.
Что намеревался сказать Симеон Полоцкий в поэме? Время течет неумолимо и правители, как и все люди, смертны, вечной остается быть лишь Россия, с ее безмерным простором, несметным кладезем земных богатств, народом, жаждущим лучшей жизни и потому уповающим на доброго государя. Ему видится идеал правителя, который в действительности бы соответствовал прозвищу «отца Отечества». Вот почему в лучах, исходящих от Солнца, мы находим слова «праволюбие», «любомудрие», «молитвы», «учение» (духовный труд) и «любовь» (к ближним и народу). Россия, надеется Симеон Полоцкий, станет государством благоденствия всех сословий, с прочным внутренним устройством и прочностью границ. Сочинитель «Орла Российского» предлагает читателю возлюбить Россию, с небом венчанную, с красотами непревзойденными, с крепостью Веры Православной.
Никто до Симеона Полоцкого не смог так ярко и так обоснованно соединить далекое историческое прошлое с божественным промыслом и провести корабль созидательной поэтической мысли между Сциллой и Харибдой, не уподобившись сладкоустым восточным мудрецам.
Похвалы Алексею Михайловичу и отроку Алексею, словно бисер, рассыпанные по поэме, не должны смущать читателя. Симеон Полоцкий далек от сознания того, что обустройство России закончено, что наитруднейшие политические задачи осуществлены и последователям «Тишайшего» царя должно только следовать в русле его начинаний. Это не так, утверждает создатель поэмы.
Плыви в Россию по Морской пучине
Арион[82] славный хоть на Дельфине.
Россия не имела выхода ни к одному морю, и Симеон Полоцкий выразил сокровенное желание Алексея Михайловича: расширить границы и «ногою твердою стать» на Балтике, на Понте Эвксинском. Произошло такое во времена правления его сына – императора Российского Петра Великого, рождение которого Симеон Полоцкий сумел предсказать. Но это уже другая история, о которой еще пойдет речь.
Само понятие «история» как предмет изучения и как наука вошло в обиход в эпоху Петра Первого. Робкие попытки проникновения в российское общество исторических знаний проявились в XV веке, когда «Хронограф», русская компилятивная энциклопедия, по воле автора-составителя, сербского книжника, оставшегося, к сожалению, неизвестным, по сути оказался окном в мир Всеобщей Истории. Книга неоднократно пополнялась новыми статьями, разброс которых был необычайно велик. В «Хронографе» нашлось место для библейских сюжетов, истории Рима, походов Александра Македонского, и впервые был совершен экскурс в древнюю сла вянскую историю, рядом с которой соседствовали книги царств: Валтасарово, Дариево и т. п., жития святых, российских и иноземных. Во втором издании «Хронографа» (1617) преобладает западноевропейская история, а наша отечественная, летописная, была доведена до царствования Михаила Федоровича Романова.
Адам Олеарий, как известно, достойно отплатил за гостеприимство и доброту российского самодержца и поведал миру о своем путешествии в Московию, присовокупив к дорожным впечатлениям сведения по истории России. Но с той поры, когда голштинский дипломат пересек границу страны, прошло полвека и только переводная литература в некоторой степени заполняла пустоту в познании истории. «Орел Российский» Симеона Полоцкого не менее успешно послужил этой просветительской задаче.
Книги по истории возлюби читати,
О них бо мощно что бе в мире знати
И по примеру живот свой привити,
Дабы спасенно и преславно жити.