специально для Артура информацию о том, кто совершил убийство. И кто может делать это безнаказанно.
— Это мессидж, — проворчал молчавший до тех пор Майк. — И опять-таки мессидж специально для Артура. Ему предлагают либо упаковать чемоданы и отбыть в Лондон, от греха подальше, либо искать нору, в которой скрывается эта Богом проклятая «Цикада».
— Искать нору? — с сомнением покачал головой Морган. — Когда эта «Цикада» вынырнула в Сети, Темной сети, заметь, ее поисками занималась куча народу: наша с тобой контора, АНБ и даже ребята из ЦРУ. Результат? Нулевой. И тут снова вопрос за вопросом. Первый: каким чудом наш супергениальный друг разыщет их нору? И второй: зачем им нужно, чтобы он нашел их?
— Затем, что баронет им самим для чего-то нужен, — отрезал Майк.
— Допустим. Но выйти на него было гораздо легче в Лондоне. Зачем затевать всю эту детективщину с убийством Николь, исчезновением семьи Лебланов, шарадами с куколкой цикады, фильмами, датами и так далее? И что им нужно от МакГрегора? — Он сделал паузу и посмотрел на Артура. — Ты сам можешь предположить, чего они могут хотеть от тебя?
Тот пожал плечами:
— Пока не имею понятия.
— Арти! — Эли вскочила с кресла. — Ты помнишь, как «черная стая» гонялась за картой Елены и посланием апостола Иоанна? И где все время были эти артефакты? У тебя дома, буквально под рукой!
— Ты хочешь сказать, дорогая, что в моем особняке находится нечто позарез необходимое головорезам из «Цикады»? Но тогда чего же проще? Проникнуть на Ланселот Плейс, выкрасть это «нечто» — и вся проблема!
— Может статься, они, во-первых, не знают, где в твоем особняке искать это «нечто», а во-вторых, могут даже не знать, что оно такое вообще!
МакГрегор расхохотался.
— Без обид, родная моя, но если они сами не знают, что ищут, то уж я тем более этого не знаю!
— Как сказать, — задумчиво произнес спецагент Хэнкок. — Ты можешь знать, но при этом не знать, что знаешь…
— Ну… — протянул Артур, — прости, Морган, но это уже из области дзен-буддистских коанов.
— Ну да, — согласился Хэнкок. — Может, именно тебе и предстоит показать, что такое хлопок одной ладони.
— Если исключить пощечину, — улыбнулся МакГрегор.
— Пощечина тоже вариант, — отреагировал Морган. — Надо лишь знать, кому ее следует влепить.
Глава 8. Стратегия новой игры
Шотландия, май 1128 г.
Кавалькада всадников двигалась легкой рысцой. Крестьяне, работавшие на полях вдоль дороги, с удивлением смотрели на непривычную для них картину: группа рыцарей и оруженосцев, в сверкающих доспехах, знаменосец, скакавший впереди со странным непонятным знаменем: на белом полотнище был нашит красный крест, но весьма необычной формы — на каждом из четырех концов его было нечто вроде небольших перекладин. Крестьяне понимали только то, что всадники эти прибыли издалека, но понятия не имели, кто они. Однако же при проезде кавалькады местные труженики на всякий случай снимали шляпы и низко кланялись.
Вслед за знаменосцем, гордо державшим сильной рукой знамя ордена бедных рыцарей Христа — тамплиеров, — скакали трое. Остальные — человек пятнадцать — следовали на некотором расстоянии от них. В центре передней тройки ехал Великий магистр ордена Гуго де Пейн, справа от него — сенешаль ордена Жоффре де Сен-Омер, а по левую руку — Ахашверош, он же Шейх-эль-Ибель, на котором был уже не поношенный халат, а сарацинские доспехи с наброшенным на плечи старца белым плащом.
Проезжая мимо одного из крестьян, Шейх придержал коня и крикнул на гэльском языке:
— Эй, ты! Далеко ли отсюда до Скуна?
— Рысью, ваша милость, не более часа.
Ахашверош молча кивнул и занял свое место в строю, оставив крестьянина гадать, что нужно всем этим людям в Скуне — и едут ли они в тамошний монастырь или в королевскую резиденцию.
Направлялись они — чего бедный крестьянин, конечно, не мог знать — именно в резиденцию короля, где их ожидал повелитель Шотландии Дэвид Первый. Король с радостью согласился встретиться с высшими чинами ставшего уже легендарным ордена, тем более что просил его об этом сам Бернар Клервосский, второй после папы человек в католическом мире. Бернар намекнул королю, что ему может оказаться полезной не только бездонная казна ордена, но и клинки закаленных в сражениях рыцарей. Последнее для Дэвида было едва ли не важнее звонкой монеты. В самой Шотландии шли непрекращающиеся войны десятков кланов, а кроме того, над страной висела постоянная угроза войны более серьезной: с мощным и опасным южным соседом, Англией, на трон которой Дэвид тоже имел свои виды.
— Что ж, ваша светлость, — улыбаясь, проговорил Шейх, — думаю, вы должны быть довольны. Мы уезжаем не с пустыми руками.
— Еще бы! — рассмеялся де Сен-Омер. — Один Бал-ан-Тродах чего стоит!
— Там и будет наша главная резиденция в Шотландии, — заметил де Пейн. — Только вместо варварского Бал-ан-Тродах мы назовем замок и окрестные поселения, как приличествует нам: Тампль — Храм.
Ахашверош снова улыбнулся.
— Сеньор де Пейн, вам придется подумать над еще полудюжиной названий. Это не последний кусок шотландской земли, который отойдет ордену.
— А почему мы сразу не оговорили детали с королем? — встрепенулся де Пейн.
— Потому что, — сейчас старец был серьезен, — это произойдет не сегодня и не завтра. Может статься, не все из нас доживут до этого дня.
— Ну за тебя-то я спокоен, — проворчал Великий магистр.
Ахашверош вскинул седые брови:
— А вы, сеньор, уверены, что хотели бы поменяться со мной местами?
После минутного раздумья де Пейн отрицательно мотнул головой.
Северное море, июнь 1128 г.
— Ваша светлость, — Шейх наклонился к уху Магистра. — Прикажите, чтобы нам накрыли стол на троих в закрытой каюте.
— И кто эти трое? — откликнулся де Пейн. — Ты, я и…
— И, конечно же, сенешаль.
— Ты хочешь что-то обсудить только со мной и Жоффре?
— Именно.
Корабельный повар к ужину приготовил треску в сметанном соусе и жирного жареного палтуса. Благо в этих водах рыбу можно было ловить едва не руками.
Де Сен-Омер, де Пейн и Шейх уже сидели за столом, когда слуга внес блюда со снедью и свежевыпеченным хлебом. Он уже собрался уходить, когда Шейх остановил его.
— Как тебя зовут, юноша?
— Просто Жан, господин.
— Так вот, «просто Жан», сходи-ка в мою каюту. Там в углу стоит маленький бочонок пинты на четыре. Принеси его сюда. И не забудь захватить с собой бокалы.
— Сколько бокалов, господин?
— Осмотрись, юноша. Сколько людей ты видишь за столом?
— Я понял, господин. А что в вашем бочонке?
— «Просто Жан», сейчас я дам тебе весьма ценный совет, следуя которому ты вырастешь умным и самостоятельным человеком. Лишний вопрос — это всегда лишние проблемы. В лучшем случае. И еще: чем короче язык, тем длиннее жизнь.
Лицо паренька залилось румянцем стыда. Шейх всплеснул руками.
— Я вижу, ты все понял. А теперь бегом. Мы голодны.
Когда дверь за «просто Жаном» закрылась, де Сен-Омер покачал головой:
— Сдается мне, уважаемый Ахашверош, вы хотите предложить нам вина?
Старик рассмеялся.
— Моя религия мне это не запрещает. Ваша, кажется, тоже.
Жоффре смутился.
— Религия не запрещает. Но обеты, которые мы давали перед папским престолом…
— Дорогой де Сен-Омер, — продолжая улыбаться, ласково произнес Шейх, — входя в какой-либо собор, вы преклоняете колени перед изображением лже-Мессии, от которого с презрением отреклись. Почему? Потому что этого от вас ждут. Знают ли остальные, что это всего лишь театр? Конечно нет. И это главное. То же и с обетами. От вас ждали именно тех слов, и вы их произнесли. Потому что так нужно было ордену. И, главное, так нужно было нашему Повелителю!
Они с аппетитом поглощали рыбу, запивая ее добрым провансальским вином. Внезапно де Пейн, молчавший до тех пор, расхохотался:
— Жоффре, друг мой, неужели память твоя так коротка? Сколькими богатствами мы обзавелись благодаря «еврейскому фокусу»? Идею его нам, кстати, подсказал вот этот седобородый старец. Твое здоровье, Ахашверош!
Они подняли бокалы. Старик хмыкнул:
— Спасибо, что не пожелали долгих лет жизни, ваша светлость.
«Еврейский фокус», как назвал его де Пейн, был изобретением поистине гениальным. Религия и Церковь запрещали христианам не только заниматься ростовщичеством, но и вообще давать деньги под процент, даже от случая к случаю. Ростовщиками были одни лишь евреи, а их немилосердно давили и бароны, скорые на то, чтобы влезть в долги, но не спешившие эти долги отдавать, и королевская власть, да и папский престол. Ростовщичество было для еврея занятием сколь выгодным, столь и опасным.
Тогда-то — по совету Ахашвероша — в игру вступили тамплиеры. Заручившись поддержкой папского престола, они стали предоставлять нуждающимся новую и интересную услугу. Все знали, что и паломничество в Святую землю, и торговые поездки были делом весьма опасным: дороги на суше кишели бандами разбойников, на морских путях царили целые флотилии пиратов. Перевозить с собой ценности и деньги слишком часто означало расстаться с ними. В то же время крепости и форты тамплиеров были рассеяны по всему Средиземноморью, от Франции, Мальты, Родоса и Кипра до самого Иерусалима. Богатый паломник, отправлявшийся из Авиньона в Святую землю, шел к рыцарям Храма, где под расписку сдавал свое золото, а далее двигался уже налегке, не обремененный заботами о том, как бы не остаться нищим. Прибыв же в Акру или Иерусалим, паломник с распиской-векселем снова шел в депозитарий тамплиеров, где и получал сданные им на хранение во Франции ценности. Конечно, не полностью. Ведь финансовый риск существовал и для рыцарей Храма (так, во всяком случае, уверяли они). И потому с паломника в депозитарии удерживали порой до половины сданных им денег. Вскоре ту же услугу стали оказывать и торговцам. При этом было неважно, откуда и куда ехал человек или караван. Банки тамплиеров были повсюду. Вскоре «бедные рыцари» стали давать деньги и в долг — конечно же, под внушительный процент. Многие церковники, не говоря уже о баронах и купцах, ворчали. Но у ордена было прекрасное возражение: этой своей деятельностью тамплиерам удалось отрезать евреев от управления денежными потоками и тем самым лишить их влияния на состоятельные семьи христианского мира.