«1. Уничтожение всех узаконенных конституциями правительств.
2. Уничтожение частной собственности.
3. Запрет права наследования.
4. Запрет патриотизма.
5. Запрет семейных отношений.
6. Запрет религии.
7. Создание Мирового правительства».
Слушая второй и третий пункты, Мейер Ротшильд нервно заерзал на высоком стуле, но де Монбар сделал успокаивающий жест покачиванием ладони:
— Дорогой друг, это касается лишь тех, кто вне круга. К нам с вами это не будет иметь ни малейшего отношения.
Пройдет полвека, и сын Мейера Ротшильда, Амшель Мейер фон Ротшильд, уже удостоенный титула барона, произнесет ставшую бессмертной фразу: «Позвольте мне печатать и контролировать деньги государства, и мне будет безразлично, кто устанавливает его законы». Тем самым он констатировал простую истину о тотальной первичности финансов в сравнении со всем остальным.
Джеб читал «Хроники» страница за страницей и словно своими глазами видел все описанное в книге. Ни одно из событий не было случайным. Словно невидимая рука вела историю по написанному тамплиерами сценарию. Даже в мелочах. Ведь во время Французской революции король Людовик XVI с семьей был заключен в тюрьму форта Тампль, возведение которого еще в XII веке начали тамплиеры. Король находился в Тампле вплоть до последнего своего дня, наступившего в начале 1793 года.
Париж, площадь Революции,
21 января 1793 г.
К эшафоту короля вел священник-ирландец, утром того же дня исповедовавший и причастивший Людовика в тюрьме Тампля. Ему приходилось поддерживать короля за руку, и, как вспоминал аббат, он даже опасался, что мужество оставит Людовика. Однако у самого подножия эшафота король высвободил руку и сам, без поддержки, твердым шагом прошел к гильотине. Он хотел обратиться к народу, но толпа требовала кончать с тираном немедленно. И уже опустив голову на плаху, он воскликнул: «Народ мой, я умираю безвинно!»
Нож гильотины упал в 10 часов 22 минуты утра, как это отметил руководивший казнью Шарль Анри Сансон. Один из его помощников поднял голову короля, демонстрируя ее обезумевшей от радости толпе, оравшей: «Да здравствует народ! Да здравствует Республика!»
Неподалеку от эшафота стояла группа членов Якобинского клуба, того самого, который был инициатором и организатором революционного правительства. Создан клуб был усилиями «Баварских иллюминатов», к тому времени уже изгнанных из Баварии, и на деньги семейства Ротшильдов, но по большей части на средства, почерпнутые из бездонной казны тамплиеров.
Среди группы якобинцев выделялись два человека, явно не похожие на других: высокий чернобородый мужчина лет сорока пяти и его сосед, седой и неопрятный старик, одетый в какой-то замызганный халат. Тем не менее голову его украшал традиционный колпак санкюлотов. Помощник палача все еще демонстрировал толпе отсеченную голову последнего монарха — последнего, в этом были уверены все, — толпа орала от восторга, но в какой-то момент вопли стихли. Молчали и барабаны. В наступившей внезапно тишине раздался резкий крик:
— Ты отомщен, де Моле!
Рослый якобинец переглянулся со своим соседом. Лицо его выражало брезгливость.
— Дешевые лицедеи. И здесь не удержались. Словно де Моле что-то значил.
Старик, напротив, казался вполне довольным.
— Полно вам, де Монбар. Зато до чего эффектно.
Его собеседник был непреклонен:
— Связывать имя тамплиеров со всем этим, тем более прилюдно — это ли не глупость?
— Ничего страшного. Толпа понятия не имеет, что вообще значил этот истерический вопль.
— Пожалуй, — кивнул Андре де Монбар, хранитель ордена и человек, приближенный к Робеспьеру. — Однако не припомню, чтобы какой-нибудь идиот, когда в прошлом году казнили более трех сотен священников, каждый раз орал об «отмщении за де Моле».
— Для этого на эшафот, — улыбнулся старик, — надо было бы возвести папу римского.
— Идея неплоха, — согласился де Монбар, — но труднореализуема.
— Пока. Пока… — уже без улыбки заметил Ахашверош.
Глава 26. Прощание с Николь
Артур сварил две чашечки крепчайшего эспрессо и, войдя в кабинет, поставил их на стол. Подойдя сзади к Эли, он поцеловал ее в голову и, прежде чем сесть рядом, поинтересовался:
— Что-нибудь к кофе?
— Конечно, дорогой. А что есть в доме? Не припомню, чтобы мы чем-либо запасались.
— Надо взглянуть, — МакГрегор задумался, потом полез в карман наплечной компьютерной сумки и извлек оттуда плоскую бутылочку «Камю».
— Тебе в цирке выступать, Арти, — Эли расплылась в улыбке.
— Ну, этот коньяк не столетней выдержки, но…
— Но вполне устроит!
Через пару минут Артур уже вернулся с кухни с двумя пузатыми бокалами, в каждый из которых плеснул немного коньяка. Сев рядом с Эли, он произнес:
— Дорогая, я думал вот о чем… Мы здесь для того, чтобы найти Анри и мальчишек. Верно?
— Конечно.
— Для Николь мы уже ничего не можем сделать. Кроме…
— Ты хочешь сказать: «Кроме как отправить ее тело домой»?
МакГрегор молча кивнул.
— И чтобы ее хоронили там без меня? — сердито отреагировала Эли.
— Ты можешь сопроводить ее во Францию и вернуться сразу же после похорон. Я-то никуда не денусь.
— Ты действительно считаешь, что это возможно?
— А что же здесь такого необычного? Местное похоронное бюро возьмет на себя заботы по бальзамированию, изготовлению гроба и доставке его в аэропорт Атланты. Остальное сделает Air France. Им не впервой. Где ты хотела бы ее похоронить? В Париже?
— С какой стати? Рядом с родителями Анри, на семейном участке Лебланов.
— Это, как я понимаю, в Провансе. И где конкретно?
— Фрежюс. У горной цепи Эстерель.
— Ну вот. Теперь я знаю, как выстраивать маршрут. С какими компаниями и о чем договариваться. Кстати, во Фрежюсе есть аэропорт?
— Конечно. Не слишком большой, но все же.
— Значит, пересадка на Фрежюс у тебя будет сразу по прибытии в Париж, в аэропорту «Де Голль». Итак, два дня туда со всеми пересадками, день на похороны, затем в Атланту, где я тебя и встречу. Я думаю, максимум через неделю ты будешь здесь.
Артур позвонил риелтору, Леонардо, и тот порекомендовал ему похоронное бюро «Джексон-МакУортер» на Западной Броуд-стрит, в пяти минутах езды от их нового дома. Оставив Эли наедине с компьютерами, Артур проехал по указанному адресу и остался очень доволен беседой с директором.
Тот объяснил, что, после того как полиция выдаст тело усопшей, едва ли не все остальное они сделают сами: приведение тела в должный вид, отправку гроба в аэропорт Атланты, погрузку на самолет при наличии оплаченной квитанции на перевозку. В общем, Эли не придется напрягаться и метаться в поисках нужных решений. Правда, в Париже ей придется управляться самой, но здесь уже ничего не поделаешь. Оставалось выбрать для Николь гроб. Артур остановился на белом, с позолоченными ручками и, главное, закрывавшемся герметически, что для авиаперевозки было обязательно. Стоил он значительно больше остальных, но уж это МакГрегора заботило меньше всего. Он сфотографировал гроб, чтобы показать фото Эли — не вызовет ли его выбор каких-либо возражений, — и поехал домой на Уайтхэд-роуд.
Эли одобрила выбор Артура и, вытерев набежавшие слезы, стала звонить шерифу Ломаксу, чтобы узнать, когда можно будет забрать тело и что для этого нужно сделать. Выяснилось, что ей надо будет присутствовать самой и подписать бумаги у судмедэксперта Мидфэлда о том, что тело покойной выдано родным. После этого похоронное бюро может забирать тело Николь и делать всю остальную работу. Шериф как бы между прочим поинтересовался, где Эли предполагает хоронить невестку, и, услышав, что во Франции, заметил, что это влетит в приличные деньги.
— Мы летели сюда, понимая что к чему, — с оттенком неприязни заметила Эли. Замечание Ломакса ей показалось откровенно бестактным.
Уже через пару часов тело бедной Николь было доставлено в «Джексон-МакУортер», где мистер Джексон поинтересовался, будет ли прощальная служба, но в ответ получил короткое «нет» и встречный вопрос о том, когда гроб можно будет переправлять в Атланту. Через день. Теперь Артур знал, на какую дату заказывать билет для Эли и квитанцию на перевозку тела тем же рейсом Air France.
Далее с мистером Джексоном договорились, что они доставят гроб в аэропорт катафалком, а Эли с Артуром будут ждать катафалк уже там.
— Самая неприятная часть работы, кажется, позади, — вздохнул МакГрегор.
— Для тебя, Арти, — грустно заметила Эли.
— Да, дорогая, ты права. Но я уверен, ты справишься и со всем остальным.
— Справлюсь. А чем намерен заниматься ты всю неделю, пока меня не будет? Не хочешь вместе с Морганом поломать голову над файлами Анри?
Артур, нахмурившись, посмотрел на нее и постучал себя пальцем по лбу.
— Прости за жест, Эли, но о чем ты вообще думаешь? Ни Морган, ни Майк, ни шериф Ломакс не должны узнать об этих файлах ни-че-го. Абсолютно. Мы понятия не имеем, кто из них на чьей стороне играет.
Эли удрученно кивнула.
— Прости. От всех сегодняшних событий крыша немного поехала. Но все же — чем же ты намерен заняться?
— Анализом файлов. Во-первых, дослушаю все их до конца. Потом, возможно, прослушаю все с самого начала — не пропущено ли чего. И буду думать о том, как разыскать «сеньора сенешаля», то бишь Джеба Николсона.
— Дорогой, по-моему, теперь крыша едет у тебя. Ты хочешь искать подходы к «Клубу», то есть к «Цикаде»? Ты не забыл, что они, судя по всему, сами очень хотели бы с тобой встретиться? Причем в обстановке, которая для тебя может оказаться не слишком комфортной.
Артур кивнул и с печальным видом покрутил пальцем у виска.
— Мы сегодня оба несколько перегрузили нервы. Отсюда и такие идиотские идеи. Надо бы что-то попроще. Вот: как насчет перекусить? Кроме легкого завтрака дома, мы ведь ничего не ели.