Ехали они молча, под звуки симфонического оркестра. Иногда Миша подсказывал, где свернуть, чтобы сократить путь.
– Налево, вон к той вышке, видишь? И приехали.
Когда «Ситроен» подъехал к «заброшке», там уже стояли полицейские машины с включенными мигалками. Сотрудники растягивали сигнальную ленту, Роберт гордо вышагивал, покуривая свои стики.
– Опоздали?
– Не знаю, решайте сами, – сказал Миша. – Про ментов мы точно не договаривались. – Он хлопнул дверью и убежал.
Глава 26
Я лежу, вдыхаю песок. В ушах все еще звенит от выстрелов. Мне в спину упирается колено полицейского. На меня надевают наручники и поднимают на ноги.
– Сахаров Артур Иосифович, вы арестованы по подозрению в убийствах Прохорова Ростислава Валерьевича и Свиридова Ильи Викторовича.
Старший лейтенант диктует мне обвинения, называет фамилии и имена незнакомых мне людей, а мне плевать. Я успел очнуться, первым схватил пистолет, и теперь этот урод Дмитрий и господин Р мертвы. Теперь единственное, чего я хочу, чтобы поскорее все закончилось.
«Весомо?»
Я смотрю в их лица, и мне хочется убить. Уничтожить их всех. Не могу объяснить зачем. Просто должен. Господин Р, в голову которого я выпустил несколько патронов, справился. Сделал из меня зверя. Настоящего, безжалостного. Готового просто из-за собственной злости разорвать на куски каждого, и ребенка, и женщину, и женщину с ребенком.
«Весомо».
– Вы меня слышите?
Он спрашивает, слышу ли я его.
Я не знаю. Я слышу только шипение приемника и свой внутренний голос, жаждущий человеческой крови. Мне хочется отомстить. Всем. Если мой господин Р хотел сделать из меня маньяка, кажется, ему это удалось. Чувствую, как мой рот искривляет улыбка.
– Уведите его.
Свет. Яркий свет бьет по глазам. Я пытаюсь сфокусироваться, но сделать это одним глазом трудно.
Запах. Прогорклый запах свежего воздуха заставляет закашляться.
– Арт! Арт, что происходит? – кричит Рамуте.
Откуда она здесь? И зачем? Ее голос раздражает. Ее мерзкий, режущий ухо отвратительный писклявый тембр сводит с ума. Я хочу придушить ее. Заставить страдать. Страдать. Страдать!
«Весомо?»
– Рамуте, отойди от подозреваемого! – приказывает старший лейтенант, и она отступает.
Меня усаживают в машину. Возле меня ходит и заглядывает в окно довольная рожа какого-то пижона. Раз он не в форме, наверняка из какого-нибудь особого отдела. Из «особого». И я с удовольствием убил бы его как-нибудь «по-особому».
Сирена воет, мотор ревет. Меня везут. Куда? В скорую? В тюрьму? Мерзкий слабенький голосок в моей голове говорит, что я сознаюсь и все подпишу.
– Без разницы, в чем тебя обвинят.
Говорит, что мне больше нет места среди живых. Он называет господина Р психопатом, говорит: «Тот психопат сделал из тебя преемника. Ему это удалось».
Я смеюсь. Слышу, как хрипло хихикает мой рот. Голосок говорит, что господин Р не учел того, что я буду готов сесть в тюрьму, буду готов умереть. Буду готов убить себя.
«Умереть, чтобы не навредить другим».
«Весомо?»
Проклятый «голосок»! Слабак! Тряпка! Предатель! Говорит, что мое тело подчиняется только ему. Врет! Врет! Врет! Я не верю ему!
– Я… Все… Подпишу, – говорит мой рот и хихикает.
Глава 27
– Роберт Иванович, опять восхищаюсь вашим умениям. Свершилось. Вы арестовали его.
– О’кей. Да. Сейчас он дает показания. Ничего не отрицает. Если надо, можем добавить ему эпизодов. Есть глухари? Он – пластилин. Можем закрыть еще пару-тройку дел.
– Да, вы взяли его тепленького.
Федор наблюдал за очередными процедурами языка своего начальника с задницей столичного гостя. И ему становилось противно.
– Федор, чего такой хмурый? Дело раскрыто, убийца пойман.
– Я нормальный. Просто… А никого не смущает тот факт, что наш маньяк в таком виде?
– Каком таком?
– Весь изранен. В грязи, в дерьме. И зачем он выколол себе глаз?
– О’кей, Федь, мое дело арестовать. Допросить и выяснить подробности уже сами сможете.
– Федор, правда, чего это ты возбудился? Преступник пойман, во всем сознался. А в таком виде он… Да кто его знает, что у психа в голове? Захотел и выколол себе глаз. Чтобы легче целиться из пистолета, например. А может, один из пленников освободился, завязалась борьба. Какая уже разница?
Федор пожал плечами. Разница была лишь в том, что в их случае нельзя быть до конца уверенным, что убийца не остался на свободе.
– Странно все это.
– Ничего странного.
– О’кей, Федь, я понял. Тебя, очевидно, беспокоит, так скажем, несправедливость.
– То есть?
– То есть ты тоже немного помогал мне с расследованием. Старался, как мог, как умел… А все лавры достались мне.
– Что? Нет.
– О’кей. Тише. Думаю, будет честным выписать тебе премию в этом месяце. И вот. – Он достал упаковку стиков и свое устройство. – Держи. Лично от меня. Подарок. Бери-бери, не скромничай. Ты молодчина. Заслужил. Кури на здоровье, я все равно собираюсь бросать.
– Роберт Иванович, вы мне разбалуете следователя. – Начальник расплылся в улыбке. Казалось, он сейчас повернется к Федору и спросит: «Ну? Что нужно сказать дяде за подарок?»
– О’кей. Уеду, не будете баловать. Пока я здесь, пусть человек порадуется. Да, Федь?
Федор ничего не ответил.
Ему хотелось врезать и москвичу, и своему начальнику. Разбежаться и со всего размаха «н-н-н-на-а!» – вонзить кулак по очереди в каждую из вонючих наглых рож.
– Кстати. Есть один человек, без которого я точно не смог бы раскрыть преступление. Позвольте представить. Мой личный консультант-профайлер, о ком, думаю, обязательно стоит упомянуть в отчете. Мой профайлер, профессиональный психиатр и просто очаровательная девушка – Рамуте. Рами, зайдите, пожалуйста.
Рамуте, которая все это время ждала в коридоре, вошла в кабинет.
– Здравствуйте.
– Профайлер-консультант? – спросил Федор и скривился. – Она всего лишь журналист.
– Нет-нет, Федор. О’кей? Рами вынуждена была работать радиоведущей, так как у вас в городе ее профессия криминального психиатра попросту не востребована. А так она практически доктор наук.
Федор хотел уточнить, каких именно наук, но не успел. Начальник захлопал в ладоши и изумился:
– Как? Такой специалист живет у нас в городе, а я ни сном ни духом. Браво, Роберт Иванович, вы не перестаете меня удивлять.
Рамуте смотрела на странный диалог двух помещиков позапрошлого века и краснела от лжи Роберта.
– Я надеюсь, вы продолжите сотрудничать с полицией? – обратился начальник к Рамуте. – Предлагаю вам должность…
– Боюсь, Рамуте не сможет согласиться на ваше предложение, – ответил за нее Роберт. – Мы с моим личным профайлером вместе улетаем в Москву. Вечерним рейсом.
– Как, уже? Сегодня?
– Да. Вы же понимаете. Служба. Еще много психов и маньяков в стране, которых нужно остановить. И Рамуте мне в этом поможет. Да, Рами?
Она посмотрела на Никиту, ожидающего ее в коридоре, который разругался с Катей ради нее и которого наверняка уволят за сегодняшний прогул. Посмотрела на Федора, равнодушно читающего состав на пачке со стиками. Посмотрела на начальника, на Роберта и ответила: «Да». Ответила, что ее здесь ничего не держит.
– Я готова к переезду. Но не прямо сейчас.
– О’кей. А что так?
– Осталось одно незаконченное дело.
Она объяснила, что подготовила и записала свой прощальный выпуск и хочет его послушать вместе с Русланом. Хочет остаться и посмотреть на его реакцию, увидеть, как он обрадуется. Увидеть его глаза и убедиться, что не зря старалась.
– Через неделю, может, через пару недель обещаю приехать.
– О’кей. По рукам.
– По рукам.
Она подумала, что этого времени ей точно хватит. А еще промелькнула гаденькая мыслишка: если вдруг она на самом деле беременна и решит оставить ребенка, было бы неплохо сегодня переспать с Робертом, до его отъезда. Чтобы в перспективе, если все срастется, без труда убедить москвича в том, что отец ее малыша он.
Глава 28
Рамуте спешила домой к Руслану. Через час начнется их совместный эфир. Ей было принципиально послушать его вместе с героем сюжета. Она знала, что в комнате у парализованного есть радио, но на всякий случай захватила свое. Вдруг у него приемник сломался.
Она поднялась по лестнице, предвкушая теплый диалог с Антониной Васильевной. Старушка обязательно произнесет: «Пресвятая Дева Мария», – предложит булочку и заварит чай.
«Нужно будет ее тоже пригласить. Сядем втроем, возможно – всплакнем».
Она скажет: «Проходи, деточка», – Рамуте ответит, что рада ее видеть, и попросит разрезать торт, который принесла.
Рамуте нажала на кнопку звонка. Подождала, но не услышала знакомое: «Иду-иду». Нажала снова. И снова, и снова. Постучала. Никто так и не ответил.
«Наверное, бабуля ушла в магазин», – подумала Рамуте и дернула за ручку. Дверь открылась. Проходить без спросу невежливо, но она не могла ждать, когда старушка вернется, скоро выпуск.
– Это я, Рамуте. Я захожу, – крикнула она и переступила порог.
Ни Антонины Васильевны, ни Руслана дома не было. Его кровать оказалась пуста.
«Случилось что-то нехорошее, – решила девушка. – Может, Руслану стало хуже, его увезли в больницу, и Антонина Васильевна уехала с ним?»
Расспрашивать у соседей она не стала. Поехала домой.
«Обидно, конечно, но ничего. Болезнь – дело такое. Привезу для него запись. Оформлю красивую обложку, запишу и на флешку, и на диск, пусть слушает. Пусть человек порадуется».
На пороге квартиры ее ждала большая коробка с прикрепленной запиской.
«Закончил работу. Теперь это полотно твое. “Подонок с дырявым ртом”. Я дал слово, что ты будешь первая, кто увидит картину, и сдержал обещание. Не смог дозвониться, отправляю по почте».
И подпись: Валентин.
Рамуте смотрела на пергаментную обертку и решала, стоит ли заносить картину в дом. Она же написана кровью. Сдерживал еще тот факт, что она в принципе не тяготела к искусству, тем более исполненному с применением настолько странных материалов.