Симфония праха — страница 17 из 26

Пустота в коридоре и на душе. Отходя все дальше от злосчастных джунглей, они высыпали на паркет мысли о Роджере, словно хлебные крошки из старой немецкой сказки. Матис хотел избавиться от вины за свое живое тело, а Роза – от лишних воспоминаний о новом мертвеце. Никто шел с легкой улыбкой. С каждым шагом на полу прибавлялось незримых воспоминаний о мгновениях, проведенных с Роджером, будто бы случится чудо, и он найдет обратный путь к Матису и Розе по этим следам. Пройдя пару метров, Роза посмотрела на Никто.

– Почему ты улыбаешься?

Может, и он незаметно скидывал с себя воспоминания, связанные с Роджером? Освобождал смуглые плечи от веса чужой жизни. Они повернули в знакомый коридор, приближаясь к белоснежному холлу. Никто пробежался взглядом по Матису.

– Я просто рад, что сегодняшний день не убил мелкого пацана.

В сознании Никто Роджер уже растаял, зачем волноваться об умерших, когда есть живой, заслуживающий беспокойства мальчишка.

Неудача и ее числа

Роджер просыпается в белоснежной постели и нервно стирает сонливость с глаз. Его комната такая же, как и раньше: заполненная непонятным хламом, раскиданным у кровати, и ненавистными бумажками на шатающемся столе. Единственное отличие – это балкон. Он у него есть, но совсем недавно там точно стояли пластиковые дешевые двери, а не ажурные колонны бежевого цвета с деревянными дверцами. Роджер потягивается в накрахмаленной постели и ловит судорогу в правой ноге. Пришлось изогнуться и изо всех сил вцепиться в икру ногтями, чтобы унять боль. Он машинально берет сигареты и зажигалку, не задумываясь о том, что вроде как выкинул их, и встает с кровати. Направляясь к балкону, Роджер замечает голубую лежанку на полу, которая когда-то была любимым местом его собаки. До того, как старость пришла к верному другу. Он на секунду замялся, будучи уверенным, что спрятал все вещи питомца в кладовку, чтобы они не напоминали ему об утрате. Роджер собирается убрать лежанку туда, где она должна быть, когда слышит чаек. Он непонимающе подходит к балкону, тыльной стороной ладони прикрывая короткий зевок, и распахивает незнакомые двери. За окном – море. Не удушающие коробки города и даже не одинаковые небоскребы, а волны, тянущие в свои воды. Роджер вдыхает воздух, ощущая, как прекрасен соленый ветер по сравнению с густым смогом.

Из глубины квартиры доносятся приглушенные шаги и звяканье посуды. Он неохотно отрывается от восхитительного пейзажа и идет посмотреть, кто там ходит. Чем ближе он к кухне, тем сильнее аромат кофе. Причем не того растворимого, который он покупает в универмаге поблизости, а молотого, свежего и бодрящего издалека. Роджер следует на запах, как пес из мультфильма, и замирает. Там стоит она. В его растянутой футболке с принтом Человека-паука, которая ей к лицу. Не с голливудской улыбкой, не с идеальным макияжем, словно в малобюджетных ромкомах. Нет. Ее губы недовольно шевелятся, матерясь о том, как ужасен был приснившийся сон, волосы будто корова жевала, а припухшие глаза сердито закатываются от нечаянно брошенной в кофе лишней ложки сахара. Но вся эта картина кажется Роджеру до боли родной и истинно любимой. Она берет на руки собаку, которая настырно пытается добраться до только что приготовленного омлета. Та потешно перебирает лапками, посматривая на Роджера.

Диана прекрасна такая, какая есть, а их лохматое счастье гавкает на всю квартиру.

Роджер снова может дышать.

* * *

После прохождения первого этапа Матис и Роза познакомились с новым этажом. Они вернулись в лифт с его мудреными функциями и спустя пару секунд уже смотрели на табличку с цифрой тринадцать. Роза успела понервничать от очередного неудачного числа, когда Никто довел их до нужного места. Вместо удушливого запаха еды, как было в предыдущей столовой, их встретил душистый аромат выпечки из кафетерия. На стенах висели черно-белые фотографии с пейзажами, портретами и натюрмортами. Столики и кресла цвета слоновой кости дарили покой. У дальней стены виднелась стеклянная витрина, которая пестрела разными вкусностями.

Матис просиял при виде такого изобилия. Он подпрыгнул и, пробормотав что-то похожее на «О да!», ринулся туда, куда манили сладости. Мама редко разрешала ему что-то вредное из еды, так что теперь он напоминал птичку, которая вырвалась из клетки. Почувствовав свободу, он хватал все, что казалось вкусным или хотя бы интересным. На столике собрались крем-брюле и яблочный штрудель, малиновая тарталетка с хрустящими бортиками, румяные канноли и хрустящий мильфей, а вишенкой на торте стало шоколадное печенье размером с ладонь. После всего пережитого в Матисе проснулся животный голод.

Роза оккупировала кофейный автомат – поразительно, но тоже белый. Два отсека, куда можно вставить стаканчики, много сиропов с пузырьками и еще больше непонятных кнопок. За автоматом висело несколько фотографий, одна из которых заставила Розу забыть про кофе и присмотреться к изображенным людям: четверо парней в военной форме стояли у дороги и болтали о чем-то своем. У каждого в руке по бутылке освежающей колы. Из-за того, что фотография была черно-белой, логотип знакомого напитка потерял свой красный цвет. Один из парней снял пилотку, приложив холодное стекло ко лбу. Другой поставил правую ногу на бордюр и, задрав голову, раскатисто смеялся. Все улыбались, ведь их радость таилась на дне однодолларовых бутылок где-то среди сладких пузырьков.

Вернувшись к чудо-машине, Роза рассчитывала, что легко с ней разберется: названия напитков напечатаны на французском, а каждое действие подробно описано. Не тут-то было. Она долго и муторно боролась с экраном, пытаясь понять, где у него мышка или хотя бы клавиатура. Постоянно высвечивались запросы то о разрешении на покупку, то на вход в аккаунт. Спустя десять минут безрезультатных попыток к Розе подошел Никто.

– Какой кофе нужен?

– Американо с молоком.

Никто простым касанием пальца заставил автомат работать. Минута, и вот уже на все кафе раздался шум готовящегося напитка. Роза решила не спрашивать про магический монитор, но захотела узнать кое-что другое.

– Где ты выучил французский?

– В каком смысле? – Никто отбивал неизвестный бит правой ногой.

– Ну, ты очень свободно на нем разговариваешь, я и подумала, что, может, учил в школе. Если ты мой земляк, то прости, не распознала.

Никто перестал дергать ногой и широко улыбнулся.

– Так вот оно что! – он взглянул на автомат с кофе и неожиданно повернулся в сторону столика со сладостями. – Матис, иди сюда!

С тремя надкусанными десертами в руках мальчик подбежал к ним.

– Скажи, пожалуйста, что тут написано, – попросил Никто и указал пальцем на одну из кнопок.

– Heiße Schokolade[2].

Роза удивленно уставилась на Матиса. Тот засовывал в рот новую порцию яблочного штруделя.

– А что?

Никто глянул на все еще готовящийся кофе и драматично прокашлялся.

– Все это время, когда мы с вами разговаривали, каждый слышал речь на своем языке. Английский у Роджера, французский у Розы и, как мы только что убедились, немецкий у Матиса. Я, в свою очередь, слышу вас на итальянском языке, – Никто деловито поправил волосы, радуясь, что может снова рассказать что-то интересное. – Большинство прибывших сюда не обращают внимания на то, что все по волшебству говорят на их языке. Всему виной шок и так далее, следовательно, не все узнают наш секрет. Качественно разработанная система перевода, которая не просто работает в каждом уголке центра, но и индивидуально подстраивается под контекст нашего разговора. Все благодаря новейшей версии «Джи-пи-ти-четыре».

– Джи-пи-ти что? – с набитым ртом спросил Матис, доедая штрудель.

– Это искусственный интеллект, но я забыл, что на землю его еще не доставили, так что простите. Но он появится в году эдак… – Никто повертел руками в воздухе. – две тысячи двадцатом, может. Хотя там пандемия будет, не знаю, в то время или нет…

– Пандемия?! – Роза вскинула брови.

– Ой да, куча всего еще будет, – отмахнулся Никто и снова проверил готовность кофе.

– Хм, ты разве можешь нам это говорить? – Матис уже перешел к канноли и теперь облизывал губы, испачканные ванильным кремом. – Вдруг мы, вернувшись на землю, всем расскажем.

– А кто вам поверит?

Автомат зазвенел, привлекая внимание троицы. Никто знал, что поспорить с его словами не смогут, так что взял кофе Розы и спросил:

– За стол?

Четыре стены

– Когда мы сидели у костра, я говорил про одну фразу.

Матис осторожно пил горячий чай, который ему раздобыл Никто вместе с пушистым пледом. Окутанный теплом, мальчик вспомнил вчерашний костер и разговоры у него.

– Что у самурая нет цели, только путь. Вы как вообще считаете, правильно это или нет?

Никто поставил кружку перед Розой и сел рядом на мягкое кресло с шелковыми подушками.

– Не могу так сразу ответить, – Роза помешала кофе в кружке, прислушиваясь к легкому стуку металла о керамику. – На фронте я научилась жить без всяких целей. Наслаждалась тем, что дано, но после рождения дочки все закрутилось вокруг нее. Целей было очень много, и каждая связана с ней.

– Ты жила ради нее? – задал вопрос Никто, не отводя взгляда от ее кружки. Циклические движения, как гипноз, притягивали взгляд.

– Да. И это, наверное, стало моей главной ошибкой.

Матис поерзал на стуле:

– Почему же?

– Потому что в конце концов она ушла. И забрала с собой все цели, хотя сама и не понимала этого.

– Согласен, – Никто взглянул на сидящих. – Мы ставим себе глупые цели и расстраиваемся, когда их не достигаем. Думаем, что проиграли, хотя весь смысл состоял в самой игре. Да уж, самое обидное упущение из всех.

– Вся красота жизни, вероятно, состоит в ее мелочах, – ответила Роза и одобрительно улыбнулась Никто. – В том, с какой верой я учила дочку читать, думая о ее будущем. И даже не замечала, что вся красота была в настоящем, которое я очень умело упускала.