Симфония праха — страница 20 из 26

Никто выдохнул. Белые стены перестали так сильно давить. Роза никак не прокомментировала его историю, она знала, что сейчас лучше сыграть роль немого слушателя.

Конечная мораль

– Кстати, если хочешь, можешь задать какие-нибудь вопросы, раз уж я начал откровенничать, – Никто быстро поменял тему разговора, надеясь, что рассказ прозвучал не слишком простодушно.

– Почему вы позволяете людям, которые возвращаются назад, помнить обо всех испытаниях? – Роза долго размышляла на эту тему и наконец дождалась момента, чтобы разузнать подробности. – Я просто не понимаю. Получается, на земле ходит неизвестно сколько людей, знающих такие вещи, и они молчат? Не верю.

Никто подумал, что уже не в первый раз кто-то озадачивается этим фактом.

– Скажи, ты часто говоришь о том, как в страхе смерти убивала других на войне?

Роза не ответила.

– Или, может, ты бы поверила, если бы прохожий рассказал тебе фантастическую историю о жизни после смерти?

Опять без ответа.

– Тысячи людей разных религий ходят по улицам и глаголют свою истину, но лишь единицы донесут эту самую истину. А вообще, людям не нужна такая информация. У них есть дети, которых надо накормить, и посуда, которую надо помыть. Так какое им дело до нашего загробного мира?

– Никакого.

– Вот именно, никакого. Поразительно, что разгадка находится так близко к людям, но они не хотят ее узнавать. И я не говорю об этом в том ужасном смысле, который подразумевал Дамиан. Я хочу сказать, что людям абсолютно безразличны вещи, не касающиеся их самих. Это факт.

Никто устроился на скамейке поудобнее и, не дожидаясь реакции Розы, продолжил:

– Но в целом большинство отправленных обратно не хотят вспоминать это место. Если они там, на земле, значит, наверху есть убитые их руками. Точнее, их действиями и последствиями.

Никто давно узнал ответ на столь популярный вопрос и понимал, что Роза, возможно, и сама пришла к такому же выводу.

– Люди не говорят о войне, потому что она не вписывается в мирную жизнь. Также и наши «ошибки» не говорят об испытаниях, потому что хотят их забыть.

– Так почему бы не дать всем это право – забыть?

– Тогда для чего проверка? Человек выходит отсюда, узнав что-то новое и пережив преследование смерти. Такое нельзя забывать.

Никто встал и пошел обратно в сторону спальных комнат, снова точно зная, что Роза никуда не денется и поплетется за ним.

– Как бы странно ни звучало, но мне хочется верить, что люди, выходящие отсюда, смогли что-то понять, принять и продолжить жизнь со знанием нового. Иначе для чего были все эти смерти? После того как человек поборется за жизнь, он вернется и будет благодарен за то, что имеет.

Он печально улыбнулся. Никто не хотел верить, что те вещи, которые ему пришлось увидеть, – простая бессмыслица. Роза же была не согласна.

– Поверь, это юношеский максимализм, и ничего больше…

Никто внезапно остановился. Он посмотрел на Розу с той же злостью, с какой смотрел при первой встрече.

– Не говори этого.

– Чего не говорить?

Он резко повернулся к Розе, забыв и про длинные коридоры, и про то, что он куратор, а старушка – его подопечная, которой скоро предстоит очередная игра на выживание.

– Самое ужасное, что человек в возрасте может сказать подростку, – это про юношеский максимализм. Потому что такая фраза не просто ничего не объясняет, но и заставляет чувствовать себя неправильным, – высказав это, Никто сменил злость на печаль. Он осознал, что Роза на самом деле не понимала, в чем проблема. – Я долгие годы видел, как моим выходкам дают это тупое название из двух длинных слов. Постоянно выслушивал обещания, что вот когда вырастешь, тогда поймешь. Я не вырос. Не было того исцеляющего будущего, на которое все надеялись. Не имеет значения, максимализм ли сейчас у подростка или нет, важно, что сегодня для него это и вправду не безразлично. Наверняка, повзрослев, он вспомнит о той страшной фазе, как о чем-то, что смог перебороть. Но сейчас, прямо сейчас, в данную минуту это не просто максимализм, а реальный мир живого человека, который верит, что смерть – это выход, так же по-настоящему, как вы верите в своих богов и законы.

– Прости.

Роза никогда в жизни не думала об этом. А ведь сказанное – правда. Боль существует лишь в одной точке времени, но умудряется заполнить собой все пространство.

– Главное, ты поняла, – Никто опустил взгляд в пол и продолжил переступать с ноги на ногу. – Просто я рассказал тебе про свои принципы, ответил на заданный вопрос, а в ответ получил два самых ужасных слова.

– Поняла.

– Я тебя перебил. Так о чем ты хотела сказать?

– Еще бы вспомнить.

Они шли по коридору, понемногу избавляясь от напряженной атмосферы состоявшегося разговора. Со стороны казалось, что между ними установилось перемирие, хотя на самом деле спор еще не закончился. Роза с Никто были упрямыми и уверенными в своей правоте, словно молодые мамочки на детских площадках, сбивающие всех и вся ради своего ребенка. Совершенно ясно, что оба будут бороться до последней капли крови.

– Я хотела бы добавить, что не удивлюсь, если эти проверки не даруют никакого осознания. Смерть так же несправедлива, как и жизнь. Это факт.

Никто изо всех сил пытался не возражать Розе, но так и не смог сдержать короткого замечания.

– Но они дарят надежду.

– Да, но они дарят ее всем. Даже таким, как твой Дамиан.

Никто сделал глубокий вдох.

– Он не вернулся. Это важно.

– Но мог бы. Надежда-то была.

Роза и Никто прошли мимо лифта, погруженные в новый виток спора. Теперь они напоминали участников дебатов, которые надрывно выкрикивают новые аргументы через малюсенькие микрофоны на пиджаках.

– Тогда что насчет второго шанса? Люди могут получить его благодаря испытаниям, – сказал Никто, приподняв бровь.

– Благодаря чужой крови, – поправила Роза. Она остановилась и разочарованно взглянула на Никто. – Ты ведь смышленый парень, должен понимать, что в этом нет смысла.

– Так ведь если смысла нет, то зачем все это вообще существует? Продолжает функционировать?

– Как я и сказала, потому что смерть так же несправедлива, как и жизнь.

Никто помотал головой.

– Это все тупо. Лишь оправдание. Нельзя отказываться от цели из-за какой-то короткой фразы. Сама подумай, – он указал на конец коридора. – Там сейчас спит мальчик, у которого есть надежда. Мальчик, который еще даже не успел осознать свою смертность, а уже расстался с матерью. Неужели его жизнь тоже не имеет значения?

– Имеет значение или нет, надо включить логику и принять действительность. Нет ничего справедливого, смирись или умри, – Роза смерила взглядом Никто, как бы намекая, что он выбрал второе. – А после смерти пойми, что здесь все так же несправедливо.

Они наконец-то дошли до спальных комнат и встали около двери Матиса. Никто понимал образ мышления Розы, но не собирался его разделять. Она уйдет в неизвестность, а ему придется остаться здесь и продолжить играть свою роль вестника смерти. Так что он не хотел отходить от принципов. Тем более когда прямо за дверью душа ребенка пела песнь надежды.

– Матис – хороший паренек, – сказал Никто, уткнувшись взглядом в закрытую дверь. – Благодаря таким, как он, я все еще не разочаровался в людях.

– Просто он чист, – голос Розы звучал с горечью.

– А мы нет.

Desert for Dessert

– Идите скорее, а то еще разозлятся серьезные ребята, – Никто с тоской смотрел на Розу и Матиса.

Пару часов назад они сидели в комнате мальчика, и Никто объяснял ход последнего испытания. Матис пытался сконцентрироваться после хорошего сна. Мысль о том, что от его сосредоточенности зависела жизнь, стала отличным пинком. На этот раз в качестве объяснения был не полноценный видеоролик и наставления Никто, а одна фраза: «Найдите вертолет».

– А где нам его искать? И что вообще будет за место? – Матис боялся идти в неизвестность. В прошлый раз он хотя бы знал, что его ждали деревья и живность.

– Все, что должно быть известно, – это найдите вертолет.

– Там будут существа типа того, что было в джунглях?

Никто пожал плечами.

– А там вообще будет кто-то, кроме нас?

Никто снова пожал плечами.

– Тогда там…

– Матис, он уже сказал все, что мог. Даже если он знает детали, нам, похоже, не имеет права сказать.

– К сожалению, я и вправду не знаю.

Они шли к нужной комнате, которая станет их последней точкой назначения. Никто приоткрыл дверь, и Матис первым увидел пустую комнату с такой же дверью в противоположной стене. Без лишних слов или назиданий они обменялись невеселыми улыбками и направились в сторону решающей двери. Вдруг Роза резко обернулась к Никто.

– Оно того стоило?

Она смотрела исключительно на того, с кем не поставила точку в споре. Матис не понял смысла вопроса, но попытался разглядеть его в той связи, что плавилась между этими двумя.

Они оба мечтали умереть, они оба выбрали смерть осознанно. Теперь долг Розы узнать, жалел ли Никто об этом.

– Ты знаешь, о чем я. Так стоило ли оно того?

Никто вспомнил мысли, а если точнее, несбывшиеся мечты, которые сопровождали его всю жизнь. Мечты о широком мире с укромным уголком лично для него и об искреннем смехе в родном доме. Он вспомнил боль и терзания, которые выцарапывали ему кожу изнутри; людей, получивших по заслугам; неимоверное количество слез, капавших на кафель ванной.

Никто вспомнил слова, которые крутились в его голове бесконечным потоком в день рождения.

Я чувствую, как ненависть к самому себе пробирает меня до дрожи. Возможно ли разбить все зеркала, что тревожат тонкие струны сознания? Есть ли хотя бы мизерный шанс избавиться от той боли, что появляется внутри меня при виде слишком четкого отражения? Меня тошнит от густых бровей, так сильно напоминающих маму, что лежит в земле. Кривой нос со шрамом на кончике, бледные искусанные губы. Я ненавижу в себе все, и ненависть меня сжигает. Но значит ли это, что я ненавижу и маму? Хоть она и была прекрасна, как хризантема.