– Подожди! – она передвигала ногами все медленнее, пока колено не начало отказывать от напряжения. – Бегу… бегу.
Матис запрыгнул в вертолет и встал около сдвижной двери. Только сейчас он понял, что их все еще двое. А надо, чтобы был один. Надежда, которая, словно цветок, расцвела в его душе, породила и желание выжить. Он пытался задавить ужасное стремление бросить Розу, даже если сам до этого боролся за другое. Матис вспомнил, как тяжела была печаль после смерти Роджера, подумал о дочери Розы, которая так и не получит тех самых извинений. Но потом всплыла в памяти родная улыбка матери и то, с какой заботой она укрывала его одеялом перед сном. Матис не мог избавиться от картинок прошлого в голове, ведь они давно там выжжены. Он не хотел умирать. И руки сами потянулись к двери.
– Стой! – Роза увидела, как он собирается закрыть дверь. – Я говорю, стой! Нет!
Она побежала к вертолету, приволакивая поврежденную ногу. Матис бубнил под нос что-то, похожее на «простите», но не прикладывал достаточно усилий, чтобы закрыть дверь. Сомнения стали его ошибкой. Роза схватилась пальцами за край двери, когда та почти дошла до конца. Проход открылся, и теперь Роза могла испытующе посмотреть на Матиса.
– Я… я не знаю, почему так сделал. Просто… – он попятился к первому попавшемуся сиденью, словно хотел вжаться в него всем телом. – Я испугался… и не понимал. И сейчас не понимаю.
Роза спокойно забралась внутрь, стараясь отдышаться после бега. Она осмотрела вертолет в поисках опасности: черная шторка, разделяющая пилотное отделение и пассажирский отсек, перед ней – два сиденья. На одном из них сидел Матис, пряча взгляд и все свое существование. Напротив – еще одинокое кресло, которое заняла Роза.
– Я понимаю, – сказала она, пристраивая поудобнее раненую ногу. Силуэт мальчика казался светлее на фоне черной ткани, будто бы за его спиной разливалось сияние, как у ангела. – Мы здесь для того, чтобы лишь один остался в конце, так что я понимаю.
Матис поднял на нее недоверчивый взгляд. Роза не двигалась.
– Я вспомнил маму, – Матис понимал, что это единственное стоящее оправдание, почему он пытался закрыть дверь.
– А я вспомнила дочку, – Роза знала, что только поэтому заставила себя бежать вперед.
Они сидели в тишине друг против друга, переосмысливая произошедшее. Матис с притворным вниманием уставился в иллюминатор, избегая встречаться глазами с Розой.
– Здравствуйте.
Голос раздался из ниоткуда, как из темноты, когда ночью выходишь в коридор, чтобы добраться до кухни за стаканом воды. Матис подскочил, готовый сорваться и убежать, а Роза машинально зашарила рукой вокруг себя в поисках чего-то, чем можно защититься.
– Я ваш пилот.
Из-за шторки прямо за сиденьем Матиса выглянула голова, которая все это вещала. Мужчина с короткой стрижкой никак не отреагировал на их испуганные движения, будто ожидал такой реакции.
– Вы сможете спокойно беседовать и после взлета, – сообщил пилот, улыбаясь так же, как и человек с видеоролика про джунгли. – Все благодаря инновационной системе, которая подавляет шумы.
С этими словами он скрылся из виду, вернувшись на свое место.
– Как же я испугался, – пролепетал Матис и истерически хохотнул.
– Я его даже не заметила из-за этой чертовой шторки.
– Да уж… Зато нам не придется управлять вертолетом. А то я не знаю, как это делать.
– Я знаю. Но думаю, он справится.
Послышался шум заведенного мотора, винт с гудением начал набирать обороты. Вертолет завибрировал, Матис вцепился руками в сиденье.
– И куда мы полетим? – он рассматривал через окно серповидные гряды из песка. Те отдалялись, превращаясь в размытое пятно и заметая их с Розой следы.
– Надеюсь, туда, где есть вода. – Роза с опаской посмотрела на мальчика.
Их все еще двое.
– Матис, – позвала Роза. Она смотрела в потолок. Когда они поднялись на достаточную высоту, лишний шум затих, как будто на вертолет надели звуконепроницаемый купол. В этой тишине у Розы возникла нужда в чужом голосе. – Расскажи что-нибудь из своей жизни.
Мальчик оторвался от окна и, обведя взглядом пространство, сказал:
– Ну… Я не очень люблю летать, так что мне нравятся поезда, мой любимый цвет – зеленый и, наверное, темно-красный. Мы с мамой живем в Германии, там я начал играть на скрипке. Кстати, по музыке я успел соскучиться за то время, что мы здесь.
Матис грустно взглянул на свои пальцы, грязные и поцарапанные от всех приключений. Он никогда не позволял себе так относиться к рукам.
– Вы любите музыку?
– Редко ее слушаю, но в последнее время меня везде преследовала одна песня.
Роза оторвала взгляд от потолка и негромко запела:
– Un oiseau qui étend ses ailes pour s’envoler. Alors je sens l’enfer s’ouvrir sous mes pieds[3]…
Хриплый голос, полный нежности и легкости. Слова вылетали так же, как та самая птица из песни, расправляющая крылья. А за ад под ногами могла сойти пустыня, что осталась внизу.
– Ô Lucifer! Oh! Laisse-moi rien qu’une fois, – Роза продолжила петь, увидев, что Матис узнал песню. – Glisser mes doigts dans les cheveux…
– D’Esméralda[4], – они закончили вместе. Теперь тишина была приятной, словно легкий аромат духов, оставшийся на запястье в конце дня.
Дышать стало легче. Даже после смерти, когда их тела будут похоронены навеки, души расцветут от музыки и знакомой мелодии жизни. Это была их симфония праха.
– Слышал эту песню. Из-за нее мне захотелось посетить Нотр-Дам, – Матис еле заметно улыбался.
Он осознал, как отчаянно его сердце жаждало музыки и знакомых слов. Матис смотрел в иллюминатор, сидя в неудобной позе, в попытках унять страх высоты, но его душа успокоилась, получив желаемое. Пики курганов, рассыпчатые холмы и бескрайние песчаные дюны – изумительный вид, но что это?! Матис увидел, как сбоку из вертолета вываливается бесформенное нечто. Присмотревшись, он понял, что это пилот.
– Что за фигня… – Матис махнул Розе на ее иллюминатор, и они вместе смотрели, как мужчина камнем летит на песок. Черную шторку нещадно трепал ветер из раскрытой кабины. Распахнутая дверца болталась в воздухе, как будто тоже хотела унестись в свободный полет.
Рычаг управления не поддавался: как бы сильно Роза ни тянула его на себя, машина отказывалась подчиняться, устремляясь к земле. Матис сначала понадеялся, что Роза справится с посадкой, но, осознав, что ничего не выходит, заметался по салону.
– Да что же это такое! – Он видел, как приближается песок, и в отчаянии схватился за волосы.
Матис снова побежал к кабине, надеясь как-нибудь помочь. Из-за шторки он не заметил вылетающую оттуда Розу и врезался в нее, а она, оттолкнув его, кинулась в пассажирский отсек. Матис решил, что нет смысла искать спасения в одном и том же месте, так что запрыгнул на сиденье пилота и стал тянуть на себя рычаг. Предплечья дрожали от напряжения, жар растекался по всему телу, а рельеф рукоятки больно впивался в ладони. Ничего не изменилось. Через лобовое стекло он все еще видел, как нос вертолета приближается к земле. На фалангах пальцев остались белые мозоли. Отчаявшись еще сильнее, Матис ринулся вон из кабины пилота.
– Я не знаю, что нам делать! Рычаг вообще не поддается!
Он застыл на месте и вздохнул с облегчением – Роза стояла у открытых дверей вертолета, а на ее спине висел парашют.
– Точно! Парашют. Хорошо, что вы догадались. Сейчас я тоже возьму…
Матис бросился искать еще один рюкзак, переворачивая все вверх дном. Сейчас он его найдет и наконец-то вернется на землю с этой устрашающей высоты.
– Матис, – окликнула его Роза. Обернувшийся мальчишка был похож на рыбу, которую выбросило на незнакомый берег. – Парашют один.
– Как один?..
Он зацепился взглядом за рюкзак на ее спине и с неверием двинулся вперед.
– Значит, один.
– Один.
– А нас двое.
– Так точно.
Мгновенье, за которое Матис успел перевести дух. Тут же с животным рыком он бросился на Розу, пытаясь содрать с нее спасительный рюкзак.
– Простите… простите… – он повторял одно и то же слово, силой наваливаясь на человека, с которым пару минут назад мирно пел песню. – Мне надо… Простите.
Роза уверенными движениями защищалась.
– Это ты меня прости, – бросила она, собираясь шагнуть из вертолета, но Матис повалил ее на пол. Роза отстраненно подумала, что хоть она и боец, но давно в отставке.
Она дергала ногами, стараясь скинуть приставучего мальчишку. Ногти Матиса впивались в ее спину в попытках ухватиться за лямку рюкзака.
Оба чувствовали, как все принципы и устои не просто отступили на второй план, а полностью растворились в безжалостном желании выжить. Адреналин, бегущий по телам, заставлял уставшее сознание работать быстрее. Матис – зверь, Роза тоже, а парашют – последний кусок мяса.
– Умоляю! Я хочу вернуться домой! Пожалуйста! Пожалуйста! Меня ждет мама. Я ведь ничего не успел, – слова вылетали с едким вкусом мольбы, а каждое «пожалуйста» было слепой надеждой.
Слезы Матиса лились на щеки Розы. Она хваталась за его плечи, пытаясь сбросить с себя, но юнец, когда-то казавшийся таким легким, не поддавался. Она могла только чувствовать, как бешено пульсирует от напряжения чужое тело. Скинуть его не выходило. Матис отказывался сдаваться и мертвой хваткой держался за лямку заветного рюкзака. Роза напрягла руки сильнее, сдавливая его плечи так, что Матис начал подгибаться и заскрипел зубами. Тогда он с чистейшей злостью выкрикнул ей в лицо:
– Да вы ведь сами решили умереть! Я не решал. Меня никто не спросил, – он рыдал от жгучей ненависти, во все стороны летели слюни. – Да я ведь не хотел умирать, а вы хотели!
– Все изменилось. Ты сам спас меня.
– Я не мог по-другому! Я что, монстр, что ли? Или животное? Я человек! И вы тоже, поэтому я и помог.