– Вот-вот! А обед как будешь делать?
– А так же, полную норму! Только будет ещё второе. Можем сделать.
– Что же ты сделаешь?
– Кашу с мясом! Мясные консервы размешаем. Очень вкусно будет. А суп сделаю всё-таки пожиже, не то что эту пробу.
Итак, за питание можно было быть совершенно спокойным. Дело было передано в надёжные руки, и можно было быть уверенным в том, что тут всё будет в порядке.
Егоров пошёл по посёлку. В доме, предназначенном для репетиций, шла усиленная работа. Доделывали пульты, а двое осининских музыкантов сооружали дирижёрский пульт таких размеров, что, пожалуй, и для Большого театра Союза ССР он был бы великоват.
– Ну, братцы! Это не пульт, а прямо вагон какой-то! Не велик ли? – спросил Егоров у музыкантов.
– Где же велик? В самый раз! Тут партитура, тут часы, здесь список, тут вон карандаш. Всё в порядке. А чего же жаться-то? У музыкантов и то, смотрите, какие пюпитры! Нет! Самый смак!
– Ну ладно! – не стал омрачать их порыва Егоров.
Здесь же делали и вешалки для инструментов. А в одном из углов Голубев, первый тенорист и библиотекарь, устраивал себе топчан. По своему библиотекарскому положению он должен был всегда находиться в репетиционном «зале». Смело можно было идти на склад ОВС за инструментами, и во главе всех своих новых музыкантов, явившихся без инструментов, Егоров и Королёв пошли по уже знакомой им дороге к Шубину.
Как и сказал начальник штаба дивизии, Шубин был на месте и встретил пришедших очень приветливо. Сейчас же он повёл их в склад и показал им все инструменты. Батюшки! Что это было? Инструменты лежали навалом, были они, разумеется, без чехлов, со зверски помятыми раструбами, со сломанными вентилями! Духовое кладбище! Егоров ахнул от обиды!
– Как же так получилось, товарищ Шубин? Ведь это же фактически-то лом? Утиль?
– Да ведь я и не специалист, и никого из знающих это дело у меня нет! Между прочим, в каком виде их сдали, в таком они и сейчас находятся. Могу дать честное слово, что здесь к ним никто не прикасался! Так что это вина, поверьте, не моя и не наша, а самих полков!
– Да ведь их надо чинить! А где? Мастеров-то нет? Ах, как нехорошо-то вышло! Прямо скандал!
Егоров всерьёз расстроился. Выходит, что все его хлопоты и заботы Прохоровича пошли прахом! Фактически остался только один оркестр Смеляка, только его музыканты были с инструментами. А кто помог сохранить эти инструменты? И опять, в который раз, Егоров с чувством большой благодарности вспомнил самого молодого и самого мудрого командира полка, своего Иосифа Степановича!
– В общем, получается грандиозный скандал! – сказал Егоров. – Что же, придётся идти к Прохоровичу и докладывать ему, что только один полк сдал все инструменты в полном порядке. А о дивизионном оркестре – нечего и думать!
– Подождите, товарищ старший лейтенант! – сказал один из двух музыкантов. – Разрешите нам ещё покопаться, подберём то, что сможем сами починить. Руки-то у нас есть, головы пока тоже. И маленечко соображают, что к чему. Быть может, и выйдем из положения?
– Да, давайте! Но насчёт починки самим… Чем чинить-то? Инструменты нужны, паяльники, да и токарный станок, вероятно, потребуется? Очень я сомневаюсь!
– А чего же очень сомневаться-то? – встуил Шубин. – Подумаешь, станок! В конце концов, здесь не такая уж ювелирная работа нужна! Можно пойти в любую оружейную мастерскую, и там ребята сделают всё, что хочешь! Не хуже городских мастеров ваших. Знаем тоже кое-что! Автоматы чинят, да как ещё, а тут всё попроще! Ну и музыканты подскажут в случае чего!
– А пожалуй, это верно! Это, знаете ли, мысль! Спасибо, товарищ Шубин! Но ведь оружейники заняты и день и ночь! С ними и говорить-то страшно. Заездили их до чёртиков! Но пробовать надо!
В конце концов хоть и с трудом, но подобрали себе инструменты все, даже заменили малый барабан. Но всё это имущество требовало ремонта. Таким образом, время начала оркестровых занятий откладывалось ещё на какой-то срок. Все музыканты занялись ремонтом, и в конце концов определилось, какие инструменты нуждались в помощи мастерских и что именно надо было сделать с ними.
С перечнем этих работ Егоров отправился искать артмастерскую дивизии. Найти её было не так трудно, но разговор с воентехником первого ранга, начальником артмастерской, был очень труден и неприятен.
– Что? Чинить дудки? Ты что, смеёшься, что ли?
– Совсем не смеюсь, а только прошу. Ведь у нас тоже дело, и дело это стоит!
– Какое дело стоит? Тру-ля-ля, что ли?
– Хотя бы и тру-ля-ля!
– Это дело подождёт! У меня завал оружия. Это не чета твоим дудкам!
– Можно же ведь найти время?
– У меня в сутках двадцать четыре часа, и найти я ничего не могу. И не стой, и не жди. Всё равно ничего не выйдет!
Опять непонятно! Оркестр-то дивизионный, мастерские дивизионные! Где же искать помощь? Идти в мастерскую какого-нибудь из полков? Это было совсем уже неудобно! При чём же полковые мастерские? И, подумав немного, Егоров решил идти к Прохоровичу. И у дверей Прохоровича встретился со… Смеляком!
Смеляк радостно обнял Егорова, крепко прижал его к себе!
– Ах, как я рад тебя видеть! Будто бы год не виделся! Вот что значит привычка. Ну, говори, как дела у тебя?
И, конечно, ничего не скрывая, Егоров выложил ему свои беды.
– Вот решил идти к Прохоровичу, доложить о таком положении. В мастерскую не пойду. Очень неприятно выслушивать такие вещи. Прямо до слёз обидно!
– А ты не расстраивайся! Знаешь же ты, что среди людей имеются сухари, чёрствые люди. И есть ещё недалёкие люди. Они видят только то, что у них перед ноздрями! Больше ничего. Ну а мы с тобой видим немного подальше, побольше, поэтому-то мы с тобой и инструменты сохранили, поэтому-то и людей сберегли! А как тяжело-то было? Помнишь, как ты в атаку-то ходил? Это, брат, на всю жизнь останется в памяти. А насчёт инструментов я тебе помогу. Обязан помочь! Ты тогда инструменты достал для полка, а я тебе их отремонтирую. Давай я тебе сейчас приказание напишу в нашу оружейную мастерскую, а ты уж туда сам сходи, и прямо с инструментами. А Прохоровичу я скажу об этом. Тебе что важнее, Прохоровича увидеть или инструменты починить?
– Ну что же вы спрашиваете, Иосиф Степанович? Конечно, инструменты!
– Я так и думал! И правильно! – Смеляк говорил и писал одновременно. – Держи, вот приказание. И иди без сомнений. Ты знаешь, кто у меня там начальствует? Архангельский, воентехник. Ты его знаешь, и он тебя, конечно, знает. И скажи, что я ему позвоню и спрошу, как дела идут с твоим заказом. Ну, до свидания! Желаю удачи! – и он прошёл в кабинет Прохоровича.
Ну как можно оценить Смеляка? Действительно, для Егорова он становился каким-то ангелом-хранителем.
Воентехник Архангельский встретил Егорова как своего однополчанина и друга. И сказал даже, что и без приказания Смеляка всё сделал бы! Однако приказание Смеляка внимательно прочитал и занёс его в какую-то особую книгу.
– Давай, Егоров! Тащи всё, что надо! Что только сможем, сделаем, а можем мы много! – уверил он Егорова.
Уговаривать не надо было, в этот же день весь «больной» инструмент был доставлен в мастерскую. Архангельский самолично все их пересмотрел, выслушал пожелания музыкантов и уже со своими инструкциями передал их мастерам. И что же? Не было музыкальных мастеров – специалистов, а были простые рабочие – солдаты полковой оружейной мастерской, но инструменты-то получились как новые! А может быть, в какой-то степени и лучше новых! Вмятины исчезли, клапаны ходили легко и без всякого шума. Больше того, один из токарей, увидев довольно побитую тарелку, предложил свои услуги в изготовлении новых тарелок и удивил Егорова своей эрудицией.
– Она действительно не будет как турецкая. Там сплав особый, серебра много, но мои тарелки будут звучать почище этой халтуры и даже – пщщщ, пщщщ – шипеть будут очень зловеще, где надо, конечно!
– Из чего же вы будете их делать?
– А может быть, это секрет? У мастеров всегда бывают свои секреты! Но, в общем, на войне материала для тарелок больше чем достаточно! Вон сколько гильз от снарядов! Не сомневайтесь! Если хотите, конечно, халтурную эту тарелочку я починю, но пользы-то от неё… Какая-то сковородка!
Ясно, что Егоров с благодарностью принял это пожелание мастера и сказал, что на концертах будет упоминать его имя!
– Да что там поминать! Мне это тоже в удовольствие! – отвечал мастер.
Егорову было вполне понятно желание этого простого человека, мастера с большой буквы, оторванного от своих мирных дел.
В эти дни дорога между Никольским и оружейной мастерской была особенно оживлена. Музыканты бегали по ней в мастерскую и обратно. А Смеляк действительно звонил Архангельскому и строго спрашивал, как идёт ремонт инструментов и нет ли претензий у Егорова.
Сам же Егоров погрузился целиком в работу по подготовке нотного материала. Как ни странно, но филармония, куда он написал свою скромную просьбу, не отвечала, хотя из газет было известно, что все театры и филармонии только и делали, что отвечали на письма и запросы, идущие с фронтов. И, несомненно, так оно и было, но, к сожалению не в Т-й филармонии. А может быть, там были уже другие люди и просьба Егорова была им непонятна, и с какой стати какому-то там Егорову надо было отвечать, да ещё беспокоиться о каких-то нотах!
Было подготовлено много нотной бумаги, Потыкайло внёс своё пожертвование в виде трёх флакончиков чёрной туши и большого запаса перьев. Обычно перед вечером Егоров собирал наиболее опытных музыкантов, Бермана, Агафонова, Макстмана, Ростовского, конечно, при участии Королёва, и уточнял с ними свои записи. А однажды трубач Иванов, посланный по делам службы в штаб дивизии, явился в домик Егорова с неожиданным сюрпризом.
В руках у него был замызганный, истрёпанный патефон и пачка завёрнутых в какие-то тряпочки граммофонных пластинок.
– Откуда же это? – спросил изумлённый Егоров.
– Да я отделался рано, выхожу из подземелья, иду мимо разбитых домов, а тихо было и совсем не страшно, я и зашёл в один дом. Кое-как пробрался по лестнице, зашёл в одну из квартир, всё побито, ужас прямо, а в углу рухлядь навалена, я сапогом толкнул, чувствую что-то твёрдое, я руками, гляжу – патефон! Посмотрел, будто бы в порядке. А ниже, на полу, пластинки, вот эта куча. Я завернул в тряпки, там же валялись, а тут и обстрел начался. Я во все лопатки по лестнице, чуть она не сорвалась, висит прямо на ниточке… ну а потом домой, рысью. Вот, посмотрите.