– Безусловно, товарищ комиссар.
– Вот видите? И вы согласны! И не согласиться с этим может только тот человек, который лишён возможности здраво рассуждать и глубоко мыслить. Итак, по первой части нашей беседы мы имеем полное взаимопонимание? Не так ли?
– Совершенно верно, товарищ комиссар.
– Пойдём дальше! Но как же нам сделать, чтобы музыку, это великолепное средство, могущее мобилизовать человека на свершение и ратных подвигов, мы могли бы, в условиях нашей окопной жизни, вплотную приблизить к окопу? Блиндажу? К тому самому солдату, который имеет сейчас передышку в боях и который через час, а может быть, и полчаса, должен будет опять идти в бой бить врага? Понимаешь мою мысль?
– Понимаю, товарищ комиссар, и даже могу сказать…
– Что можете сказать? Что, дескать, есть фронтовые ансамбли, что есть бригады артистов, приезжающие на фронт?
– Именно это я и хотел сказать!
– Я так и думал! Но ведь дело в том, что фронтовые ансамбли могут выступать в лучшем случае в тылах дивизий, а не в окопах. И в основном слушают их и восхищаются ими – резервы да запасные полки, ну выздоравливающие, как редкий случай, какой-нибудь выведенный на переформирование полк. А это так редко бывает! Ну а артисты? Тут уж в лучшем случае армейские тылы. Конечно, и за это громадная благодарность! Да, ещё лётчикам, танкистам, эрэсовцам чапаевским, морячкам везёт, аэродромы-то всё-таки не под носом у немцев, и танковые соединения формируются не здесь. Ну а наш брат, пехота? Да и кто же разрешит тащить артистов в окопы? И кто на себя такую ответственность возмёт? Я бы – не взял! Да и вы бы не взяли. Это, брат, риск, да ещё какой!
– Всё правильно! – сказал Егоров.
– Ещё бы! Изучали мы этот вопрос со всех сторон. И вот ведь какая история. Подразделение, ну, скажем, рота, выполнила задание отлично. Поощрение ей само просится. Надо поощрить. Вот спрашиваем, что бы вы хотели? Что вам сделать? Отвечают, нам бы, товарищ комиссар, отдохнуть бы культурно, чтобы кто-нибудь нам песенку какую-то мирную спел, чтобы кто-то почитал, чтобы посмеяться можно было да немножко от смертей и крови забыться. А там и опять пойдём, а сколько нам это силы даст? А то наши ротные заводилы уже выдыхаться стали! Говорят – репертуара нет! – Гаврюшин невесело засмеялся. – Видите? Репертуар иссяк! А запрос-то какой? Дайте нам культурно отдохнуть! Здорово ведь, чёрт возьми! Но ведь оркестр-то в окопы не поведёшь? В блиндаж-то он и не влезет? А если и влезет, то получится такой же эффект, какой был на вашей демонстрации! Верно?
– Конечно, верно! – согласился Егоров.
– Ладно! Так у нас и созрело такое решение. При дивизионном оркестре создать ещё и дивизионную концертную группу. Не ансамбль, нет, эта форма нам не подходит, громоздка очень, а группу, человек пять-шесть, ну сколько там надо будет из расчёта возможности выступления в блиндаже. Что надо? Песни просят, значит, певец, певица, значит, баянист, вернее всего, а может быть, гитарист, не знаю. Вам лучше знать. Какой-то чтец, чтица, или, может быть, скетч, сценка какая-то! Может быть, кусочек пляски. Вы понимаете? Чтобы вся программа такого концерта уложилась бы минут в тридцать – тридцать пять. Почему? Чтобы за ночь могли бы эти концерты послушать, посмотреть две-три роты, а может быть, и больше. Время-то для концертов – только ночь! Как вам эта идея? Близка?
– Близка, товарищ комиссар, но только я не знаю…
– Ясно! Ваша задача подобрать по дивизии таких людей, поискать – так найдутся у нас и певцы, и чтецы, и музыканты! Оркестр-то вон какая махина.
– Оркестр-то – по приказу из полков отдали людей-то!
– И это по приказу будем делать. Самовольно, что ли? Всё законно!
– Да! Но нет уже этих людей, товарищ комиссар!
– Как нет? А были? – спохватился Гаврюшин.
– Были, товарищ комиссар. Я лично в полку Смеляка встречал артистов – и вахтанговцев, и из Малого театра были молодые артисты, в своё время на бронь плюнули, пошли в ополчение, а оттуда к нам попали… из цыганского театра «Ромэн» были артисты, но, к сожалению… были! Давно их уже нет!
– Почему?
– Кто ранен, кто… хуже! Товарищ комиссар, пуля не принимает во внимание профессию. Ей ведь абсолютно всё равно.
– Да! Я понимаю! Но почему же их не оберегали?
– Товарищ комиссар, все они, как на грех, по крайней мере, у Смеляка, взводными, ротными, батарейными…
– Да, да! Ну?
– И, как все другие, тоже рвались в бой, шли вперёд и не думали об опасностях!
– Так! А у Осинина, Семидева были такие же?
– Конечно, были. Но я уверен, что и там такое же положение.
– Ну хорошо! Это мы проверим. Вы, товарищ майор, – обратился он к Бобкову, – проверьте в полках. Пусть комиссары поищут таких людей у себя. Ну а если будет надо, то пошлём вас в прифронтовые районы, посмотрите там! Там ведь сейчас много народа и из В** понаехало. Там уж наверняка найдутся специалисты. Поговорите с ними, послушайте, посмотрите сами, а заручившись их согласием в письменном виде, через местные райвоенкоматы оформите их и привезёте. Дадим вам все нужные документы, бланки, и… действуйте!
– Но… при чём тут я? – спросил Егоров.
– Вы же будете начальником этой группы. Она будет при вас, при оркестре. И вы же будете её художественным руководителем, кто же ещё?
– Да, но ведь оркестр…
– Оркестр оркестром! Перестройте расписание, выделите время для работы с концертной группой. И… да что там говорить, вы же сами всё это можете гораздо лучше меня и представить, и сделать. Вот так! И помните. Всё это мы вместе с Францем Иосифовичем мозговали, и считайте, что всё это мы вместе вам говорили. Давайте так: вы обдумайте всё это с карандашом в руках, наметьте примерные составы групп, может быть, и примерные программы, ну, все мелочи, вплоть до размещения. Очевидно, у вас появятся женщины, как всё это устроить и обойтись без романтических историй. Словом, всё продумайте и приходите к нам. Меня не будет – к Прохоровичу. А там решим уже окончательно, и будет ясно, ехать вам или не ехать. Тут ещё комиссары доложат, что есть у них. Вот и весь мой разговор. Теперь прошу вас всё это продумать, уже как начальнику концертной группы, но ни на секунду не забывая об оркестре.
Гаврюшин и Бобков пожали руку Егорову и вышли.
Егоров сидел один и думал. Было над чем подумать. Ведь он, действительно, знал людей в дивизии и был уверен в том, что при всём желании таких, желательных Гаврюшину, людей комиссары полков у себя уже не найдут.
«Надо звать своих помощников», – решил он и вызвал, как обычно, Королёва, Кухарова, Ростовского.
– Вот такая перед нами задача, друзья! – начал он и изложил весь свой разговор с Гаврюшиным.
Первым подал голос Кухаров. Кто же мог говорить раньше его?
– Правильно! – сказал он. – Бояринова надо срочно к нам требовать. Лучшего танцора не найти! – Потом помолчал немного и добавил: – И мне помогать будет!
– Ой, подожди-ка! А ведь верно! – обрадовался Егоров. – Как он лезгинку-то, «Шамиля»-то как преподносил? Правильно! Запишем его. Это, значит, раз. Будем считать, номер первый.
Бояринова занесли в список.
– Ну а потом? Баяниста надо! Гитар и нет, да и гитаристов настоящих не найти. Тут надо играть, а не тренькать «В глубокой теснине Дарьяла» да по пустым струнам тарабанить!
– Конечно! А баянист есть! Только опять у Смеляка. Новый комендант полка, лейтенант Попов. Играет! Ну как Бог, если Бог на баяне может. И, что ценно, по нотам! Учился всерьёз. Но вот только что командир он! – доложил старшина Королёв.
– Лейтенант? Это ничего! Это комиссар дивизии устроит! А откуда ты, Валерий, знаешь, что он хорошо играет?
– Ну как же? Ведь я… был до него всё-таки исполняющим обязанности коменданта полка, помните? В боях-то? Ну так я же ему всё сдавал, всюду водил, всё показывал, а он мне тогда и играл, и ноты свои показывал!
– Это другое дело! Значит, занесём его под номером вторым!
– Маловато, конечно! – говорил Кухаров. – Ну да ведь и Москва не сразу строилась! Эх, товарищ старший лейтенант, найдутся и люди! Свято место пусто не бывает!
– Ну что же? Начало положено, а там посмотрим, что дадут комиссары!
Приступили к обдумыванию, как разместить в случае чего женское пополнение.
– Здесь-то легко всё это устроить, но ведь не всегда же мы будем здесь стоять. Надо всякие варианты придумать, – задумчиво сказал Королёв.
Новая задача встала перед Егоровым и всем оркестром.
Глава 33
Велико было удивление Егорова, когда буквально через пару дней после его разговора с Гаврюшиным к нему стали приходить с соответствующими записками от самого Гаврюшина или Бобкова бойцы и командиры, желающие испробовать свои силы для зачисления в концертную группу.
Это было неожиданно для Егорова, но делать было нечего и, волей или неволей, он должен был превратиться в какого-то такого энциклопедиста искусств, каким он никогда не был, да и не хотел быть. Помогало какое-то внутреннее чутьё, дававшее возможность каким-то интуитивным способом определять, действительно ли человек обладает желанием посвятить себя служению искусству в условиях передовых позиций, или ищет возможности под благовидным предлогом, да ещё по рекомендации комиссара полка, зачастую не очень-то сведущего в вопросах искусства, укрыться в дивизионной концертной группе от тягот и опасностей постоянного пребывания в окопах. Прямо надо сказать, что подобных людей хватало! Иные из них прямо говорили:
– Тут и сорокой запоёшь, и все басни Крылова выучишь, только бы вырваться с передовой!
Совсем не мало было таких «кандидатов». Но были и другие. И их было явное большинство. Это те, которые искренно верили в свои дарования и были совершенно уверены в том, что они в совершенстве владеют искусством пения, речи и так далее. Они заявляли, что с их стороны бессовестно всё это оставлять втуне, надо сделать их умение достоянием людей! К большому сожалению, у подавляющего большинства, кроме громадного желания, больше ничего не обнаруживалось, и Егорову, применяя всевозможные приёмы деликатного обращения, или, как говорил старшина Королёв, «версалей», приходилось всё же им отказывать.