– Кто ещё грузил посылки?
– Помогали ещё эти двое солдат, складских.
– А начальник склада что делал?
– Сидел на ящиках, а потом поехал с нами в госпиталь.
Прохорович постоял немного, подумал что-то, затем подал руку Егорову и сказал:
– Пожалуй, картина мне ясна. Будь покоен, Егоров! Ты был, конечно, прав. Занимайся своим делом, а об ерунде не думай!
Девятого ноября тоже был концерт, но уже просто для командования дивизии. Были командиры полков, был и Смеляк, но он только издали поприветствовал Егорова, подойти же, вероятно не смог. Уж слишком много народа было около Егоровых. Принимали концерт с восторгом. Благодарили и поздравляли с успехом, а Бобков после концерта подошёл к Егоровым и заявил:
– Ну а с концерта прямо ко мне, в мою квартиру, так сказать! Отметим праздник! Имеем право!
Не хотелось Егоровым идти «в гости», гораздо лучше было бы отправиться в свою комнату, посидеть со своими товарищами, но, как ни говори, – начальник политотдела был прямым начальником и оркестра, и концертной группы. Пришлось подчиниться.
Пришли к Бобкову. Жил он в разрушенных домах. Среди развалин нашлось какое-то подобие комнаты, и это подобие оборудовали под жильё. Даже обставили по возможности. Получилось в общем прилично.
Кроме Егоровых был в гостях прокурор дивизии, кто-то из помощников Бобкова, несколько человек старшего командного состава. Конечно, в этом обществе Егоров почувствовал себя не очень удобно, а о Максе, конечно, нечего было и говорить, хотя все присутствующие были невероятно внимательны и предупредительны именно с Максей!
Ординарец Бобкова, пожилой красноармеец с хмурым, не выражавшим сочувствия к этому «банкету» лицом, быстро и очень чётко накрывал на стол. На столе же было много такого, о чём Егоров уже давно потерял даже всякое представление. Были колбасы разных сортов, сыры, дорогие консервы, коробки с хорошими, дорогими конфетами, несколько плиток шоколада «Красный Октябрь», стояло много бутылок с вином, больше всего было «Узбекистана». Под конец ординарец поставил на стол несколько бутылок водки.
Широким, гостеприимным жестом Бобков пригласил всех к столу.
– Прошу! Чем богаты, тем и рады! Уж не взыщите, что есть! На большее не претендуйте!
Приглашённые уселись вокруг стола, а ординарец поставил на стол несколько больших эмалированных кружек.
– Простите за бедность! Но – сервизов и хрусталя у меня нет, поэтому убедительно прошу наливать в кружки!
Этого Егоров ещё не видел! Брали бутылку водки и наливали из неё кружку доверху! Почти всю бутылку выливали в неё, без остатка. А майор Бобков ещё приговаривал:
– Прошу, прошу! Сегодня можно! Праздник, и на фронте, на передовых, всё в порядке! Итак…
Егоров с ужасом увидел, что и перед ним стоит такая же кружка с водкой. Такими дозами он никогда не пил спиртного. И тут же он увидел, что и перед Максей стоит такая же посуда! И сосед Макси, кто-то из старших командиров, любезно и настойчиво предлагал ей выпить эту кружку.
– Постойте! Нельзя же ей пить! Да ещё столько! Она же певица! – крикнул Егоров.
– Минутку, минутку! – повернулся к нему Максин «кавалер». – Сегодня без мужей. По-праздничному! Ну, я прошу вас! – изогнулся он в сторону Макси.
– Нет, подожди! – подошёл к нему Бобков. – Это ты, действительно, немного загнул! Можно ли женщине, да ещё певице, давать водку да в таком количестве? Дайте вашу водку! Баранов! – крикнул он ординарцу. – Дай-ка чашечку или стаканчик. Вот мы вам нальём узбекского! Это-то уж можно выпить!
Затем, став в должную позу, Бобков произнёс тост в честь праздника, в честь грядущих побед и пригласил «осушить бокалы»! Егоров был изумлён! Все выпили по целой, полной кружке водки, без единого дыхания, разом! И закусили весьма слегка! Так, для вида! Только он и Макся отпили из своих «бокалов».
– Второй тост! – сказал Бобков… – но наливать было уже нечего. Первый тост прикончил всю водку, бывшую на столе, без остатка.
– Ах! Тут уж всё! – сказал Бобков. – Ну, это поправимое дело! – отошёл от стола, сел на свою кровать и из-под кровати стал доставать ящики… посылки – одну, другую, третью… и доставать из них бутылки с водкой. – Пожалуйста! – весело покрикивал он. – Есть ещё порох в пороховницах, и ещё есть запасы! Баранов! Неси побольше закусок!..
Егоров обомлел! Ведь это же те самые посылки, которые он видел в продскладе. Из-за которых он вынес такую бурю с начальником продсклада, всё-таки написал же на него жалобу начальник продсклада, значит, чувствовал за собой и поддержку чью-то!
А водка лилась не то чтобы рекой – потоком, и голоса гостей становились всё громче и громче.
Незаметно Егоров встал и подошёл к Максе.
– Слушай! Пойдём-ка отсюда. Душа у меня не лежит… Как-то не очень приятно это всё. Пойдём!
Макся отвечала:
– Да ведь неудобно же… и обидится Бобков.
– Ты думаешь? По-моему, они уже все занялись только сами собой. Им не до нас, и мы совершенно не нужны!
– Ну давай, попробуем сделать это незаметно.
Ординарец Баранов одобрительно покачал головой, когда Егоровы сказали ему, что хотят уйти.
– Правильно! Что вам тут делать? Хорошего тут не будет. Да ещё даме быть в такой компании! Ведь водка-то чего не сделает? Давайте-ка я вам шинель вашу поищу и шубку. Вот! Пожалуйста!
И верно! Никто их не хватился. Они вышли на улицу. Было темно. Руины изредка освещались вспышками артиллерийских разрывов там, на передовой. Погромыхивали редкие выстрелы.
Надо было добираться пешком, но ведь это весьма далековато. Оркестр давным-давно уехал, идти же пешком всё же рискованно, да и Макся устанет. А ведь завтра опять концерт.
– Как же нам быть, Макся? – спросил Егоров, поднимая воротник Максиной шубки.
– Не знаю! Но надо что-то решать! Может быть, пойдём пешком? – сказала Макся.
– Далеко! И небезопасно. Пойдём-ка в санроту, может быть, у них будет какая-нибудь оказия в наши края, всё же там медсанбат, мало ли что у них может случиться…
Доктор Вишнецкий был поражён, увидев таких неожиданных гостей, да ещё в такой поздний час. Он развёл руками и сказал, что оказия будет, но только ближе к утру, а пока рекомендовал отдохнуть «хотя бы в моей конуре». Он проводил их в свой кабинетик и предоставил в их распоряжение один из обшарпанных диванов. А часов в пять утра, на машине с ранеными, они приехали в Новую Усмань, чем удивили своих музыкантов. Кухаров был поражён и спрашивал:
– Как же вы сюда попали? Мы были уверены, что вы там останетесь ночевать!
Всё-таки сумели и отдохнуть, и даже порепетировать.
А после обеда к ним явился Бобков.
– Ай, ай, ай! – начал он от двери. – Как же это вы так удрали? Мы все переполошились! Нет наших артистов. Единственная была дама, и та удрала! Нехорошо! Все так опечалились! Почему вы ушли? Зачем? Разве было плохо?
– Было хорошо! – отвечал Егоров. – Но обстановка создалась не для нас. Мы не можем так пить, а пить так, как мы умеем, значит быть белыми воронами, а их положение всегда бывает не очень хорошим, как вы знаете.
– Да что вы? Пили нормально! Фронтовые дозы! На чём вы добрались?
Он скоро увидел, что его присутствие не очень радует «хозяев», что отвечают ему только из вежливости, и, убедившись в том, что здесь что-то не так, скоро исчез.
А вечером пришёл в гости, «на огонёк», редактор, капитан Завозов.
Это было совсем другое дело. Завозов умел разговаривать как свой, хороший, близкий человек, как настоящий друг.
– Я поздравлял вас с праздником? – спросил он. – Ну, тогда поздравляю! Желаю и так далее. Представляете, выдался мне сегодня свободный вечер, даже письма написаны и отправлены! И так тоскливо сидеть в редакции! Думаю, куда бы пойти? И вспомнил: да ведь у меня же есть друзья! И вот – я у вас! Чай-то у вас есть?
Кухаров моментально всё приготовил, и они засели за стол.
– Слушай-ка, – сказал Завозов, – повар Кухаров, или кухарь Поваров, ты мне устрой чай покрепче. Чёрный! Учти, что редакторы пьют только чай, а не водку, но в чае тоже есть наркотики! Только полезные. Будь другом!
Пили чай. Разговаривали о довоенных делах.
– Да! – вдруг спохватился Завозов. – А что это вдруг Бобков такой расстроенный от вас вышел? Я его таким не видел никогда. Говорит, что-то Егоровы на меня дуются, уж и не знаю, говорит, чем я их обидел! Вчера, говорит, от меня ушли потихоньку. Очень расстроен. Что у вас вышло-то? Были у него вчера?
– Да, были! – нехотя отвечал Егоров. – И ушли, это верно. Там так пили, прямо кружками водку хлебали. Куда уж нам в таком богатырском обществе!
– Ну уж, конечно, не из-за этого вы ушли. Пьют – и пусть себе пьют. Когда можно, это, быть может, даже и полезно.
– Нахал там какой-то к Максе приставал: выпейте да выпейте! Да и вообще…
– Вот-вот, это-то «вообще»-то и интересно!
– Да ведь вам, Александр Иванович, выкладывать-то и опасно. Скажешь, а глядь, и будет гласности предано…
– Да что это вы говорите? Ведь мы всё-таки друзья и не первый день друг друга знаем!
Так или иначе, но Егоров всё-таки рассказал об инциденте с посылками на продскладе, о том, как он воевал с начальником продсклада из-за посылок для раненых и как потом, у Бобкова, он был обескуражен, увидев большое количество и дорогих вещей, и самих посылок у него и на столе, и под кроватью.
– По совести говорю, меня это так резануло, что я не мог уже сидеть у него за столом и принимать участие в этом пиршестве. Понимаете? Мне было просто… плохо, что ли? Да и Максе, наверное, тоже!
– Да! Это, конечно, вполне естественно. А, кстати, вы-то, ведь вас теперь четыре командира в оркестре, вы-то получили посылки?
– Не-е-ет! – озадаченно ответил Егоров. – А разве и нам полагалось получить?
– Конечно, полагалось, только вы не получили. Не дали вам. А заодно и я не получил. Тоже не заслужил, – засмеялся Завозов.
– Подождите! Как же так?
– А очень просто. Ведь всё-таки начальник этих посылок – начальник продсклада. А уж у него принцип совершенно ясный. Тот, кто ему полезен, нужен, интересен, тот получит, и не одну, как вы знаете. А те, кто ему не нужен, могут обойтись и без посылок, так! Просто – до гениальности. Ну, подумайте, нужен ему я? Да никак! Что он может иметь от меня? Ведь он, уж не знаю, как его охарактеризовать, вполне уверен в том, что я о нём никогда и ничего не напишу, размер газеты мал, чтобы печатать о продскладе, разве только если кто из складских геройство проявит. Ну и точка, я ему не нужен. Значит, можно обойтись и без посылки. Вы ему тоже не нужны, какая от вас польза? Вам от него может быть польза, незаконная, конечно. А что вы ему можете? Снять вы его можете? Нет! Жульничество его покрыть можете? Тоже нет! Ничего вы не можете. А поэтому и сидите себе спокойно. Эх! Дорогие мои! – Завозов обнял обоих Егоровых. – Вы ещё сохранили в себе наивность и очень хорошую веру в людей. Человек – это звучит гордо! Правда. Святая правда! Но, увы! Есть разные человеки, и такие есть, к глубокому сожалению, и в нашем обществе, и даже на фронте. И самое главное – так бы