– Ну, здесь можно и покурить, – сказал проводник. – Здесь сейчас спокойно. А уж переправу – опять бегом надо одолевать. И тихо, без разговоров.
– А что, или опять близко к реке вышли? – спросил Егоров.
– Нет, он не вышел, а в излучины засылает снайперов. А нашим не с руки очистить излучины-то. Говорят, сделают и эту операцию, но пока…
Подошли, соблюдая тишину, к переправе, и Макся, знавшая, что переправа – это всё-таки мост, не увидев моста, спросила во всю силу своего драматического сопрано:
– Так где же мост-то?
На неё зашикали. Егоров схватил её за руку, сильно сжал и пригнул к земле. И будто бы в ответ на её вопрос, откуда-то сбоку громыхнул невидимый выстрел и, нудно зудя, над их головами пролетела пуля.
– Поняла? – шепнул Егоров. – Молчи и делай то, что все делают. Смотри мне, лейтенант! Ни одного вопроса!
– Теперь поняла! – испуганно прошептала Макся.
«Бедная моя Макуся! И на какого чёрта впутал я её в это дело!» – думал про себя Егоров. Но делать было нечего. Проводник первым вступил на скользкие доски переправы и быстро, почти бегом, но бесшумно двинулся вперёд. За ним должны были идти Егоровы, но Макся замешкалась на берегу, кажется, сапоги подтягивала повыше, боялась замочить ноги, и побежали другие. Как и предполагал Егоров, они вошли на доски последними.
– Можешь идти быстрее? – спросил Егоров.
– Нет, не могу! Очень скользко, сапоги разъезжаются. Боюсь – упаду! – жалобно шепнула Макся.
Сердце у Егорова от жалости облилось кровью. Взял бы он Максю на руки и понёс бы на руках, но ведь невозможно! Руками-то надо держаться за верёвку!
– Тогда держись одной рукой за меня! – сказал он. – Вот держись за пояс!
– Ой, тоже не могу! Равновесия не будет…
– Ну ладно. Идём так, только тихо! Не взбалтывай воду ногами.
Уф-ф-фф! Прошли. Вышли на берег. Поодаль от берега стояли все, а у самой кромки берега стоял старшина, «хозяин переправы», и недалеко от него на берегу лежало что-то длинное, тёмное.
«Не увидела ли Макся убитого? А то как раз – первое впечатление!» – подумал Егоров.
– Что же вы так долго-то? Так и пропасть можно ни за что! – с укоризной сказал проводник.
– Ничего! Так настроились! Идём скорее! Ноги промочила? – заботливо спросил Егоров.
– Нет, только вся дрожу, да ещё мертвец там! – испуганно шепнула она.
– Мертвецов тут не считают! И страха к ним не испытывают. Только жалость и скорбь!
Только что они отошли от переправы и стали подниматься в горку по Чижовке, как по переправе открыли огонь.
– Твоё счастье, Макся! Счастлива ты! Ещё бы немножко ты покопалась там, накрыли бы нас! Уже, наверное, были бы наши души… в селениях праведных! Учти! Переправа – только бегом, – говорил потихоньку Егоров.
Но Макся опять отставала! И немудрено. В сапогах, вообще непривычных для неё, да ещё чужих, не по ноге, быстро не побежишь, да ещё по вязкой, размытой осенними дождями земле.
Но вот и вход в траншею. Отсюда начинается полк Смеляка.
Выросший из-под земли часовой останавливает группу.
– Стой! Пропуск!
Егоров отвечает. Узнаёт красноармейца. Тот радостно улыбается, только белоснежные зубы сверкнули. Пожали руки, часовой в знак особого уважения берёт «на караул» по-ефрейторски и пропускает группу в ход сообщения.
Шли долго.
«Вероятно, ещё здорово продвинулись вперёд!» – подумал Егоров. Вдруг увидел что-то над своей головой! Поднял руку, потрогал, оказалось, это рельсы…
– Откуда здесь рельсы? – спросил у проводника.
– Да ведь мы уже в городе, почти у самого цирка! Метров триста – и будет здание Обкома партии. Ух и здание! Мрамор, гранит! Просто дворец! А это трамвайный путь был. Теперь уже и блиндаж командира полка близко. Сейчас придём!
У входа в блиндаж Смеляка группу встретил старый знакомый, верный спутник Смеляка – Климанов.
– Климанов! Здорово, друг! – радостно говорил Егоров, обнимая Климанова.
– Здравствуй, старший лейтенант! Здравствуй, Егорушка! – окая по-северному, отвечал Климанов, обнимая и целуя Егорова. – Давно же я тебя не видал! Которая же твоя жена-то?
– Вот жена! Знакомься, Макся. Это Климанов, золотой человек. Ходячая доброта.
– Ишь ты! Уж больно ты, старший лейтенант, высоко людей ценишь. Дайте я вам ручку поцелую! – говорил Климанов Максе.
– Ты ей лучше по затылку поддай! Из-за неё чуть под обстрел не попали.
– Оборони Бог! Что так? Не-е-ет! С ней не пропадёшь. Сразу видно – бедовая! Огонь! – улыбнулся Климанов.
– Ну, веди, Климанов, к хозяину. Как он?
– Ждёт. Волнуется! Любит вас ведь, как брата младшего. Уже и водку велел приготовить. И обед разогрет. Всё в порядке. Идёмте! А товарищей ваших велено сюда провести. Их тоже обед ждёт. Пожалуйста. Кухаров, ты, браток, распоряжайся здесь. Не впервой тебе!
Вошли в блиндаж. У порога стоял Смеляк, аккуратно одетый и даже благоухающий «Кристаллом». Он широко улыбался, и руки у него были открыты для объятий. Он крепко обнял Егорова и громко сказал:
– Ну молодец! Рад, что ты в порядке, рад, что нашёл жёнушку свою. Знакомь же с ней!
Поцеловав Максе руку и обняв её, Смеляк сказал:
– С вашим мужем мы, можно смело сказать, друзья, связанные смертельной опасностью. Вместе с ним ходили в бой, вместе переносили всякие невзгоды, и очень прошу и вас считать меня своим другом. Всегда буду рад быть вам полезным и нужным. Без шуток!
Потом он подошёл к музыкантам.
– Всех вас знаю и всех высоко ценю! Прошу вас в то помещение, там всё для вас готово, и Климанов сделает для вас всё, что в его силах. А он богатырь северный, значит, могуч, как в сказке!
Все засмеялись. А Смеляк продолжал:
– Егоров! Скажи откровенно, им можно сейчас выпить?
Егоров посмотрел внимательно на своих людей. Помолчал. И сказал:
– Можно, если с головой. А они всегда теперь с головой-то.
– А меня, – сказал Смеляк, – извините! Давно я со своим другом не виделся, и давно мне хочется с ним и с его жёнушкой посидеть, поговорить. Думаю, что не осудите и поймёте меня.
У Смеляка уже был накрыт стол, стояли бутылки с водкой, какие-то ярко расцвеченные, с невероятно пёстрыми этикетками бутылки.
– Не удивляйся, Егоров! Теперь у нас в моде египетские сигареты и греческое вино! Снабжают нас фрицы, ничего не скажешь, неплохо! Мы не возражаем. Вот и хлеб будет их, и консервы, и сыр, а уж остальное – климановское изделие, наше! Садитесь-ка!
Видно было, что Смеляк действительно скучал без Егорова и был рад встрече – совершенно искренно. Настроение у него было отличное. С удовольствием вспоминал он время, проведённое с Егоровым, и умилил Максю тем, что рассказал ей подробно, как он хотел устроить их свидание, когда их эшелон проходил через станцию У**, как хотел дать Егорову мотоцикл из Графской и как всё это не получилось. Как Егоров был начальником штаба батальона, разведки и так далее. У Макси только всё шире и шире раскрывались глаза.
– А не холодно ли вам? – заботливо спросил он у Макси. – Здесь ведь так, пока топится печурка, тепло, погасла – мороз! Земля ведь! Пока живём как кроты, но ничего! Так как? А то Климанов сейчас дровец подбросит. Ну, а что ты не пьёшь? – спросил он у Егорова. – И вы? – повернулся он к Максе. – Водки я вам не предлагаю, а вот греческого можно, оно мягкое, вроде кахетинского, что ли…
– Да ведь как пить-то? – отвечал Егоров. – Ну как концерт-то и не получится? Уж лучше после тогда…
– Ну, после так после. И то верно! Ну, как у тебя-то дела? Говорят, ты с начальником продсклада что-то конфликтовал? Ну-ка, расскажи!
Егоров рассказал о своей стычке с продовольственником. Смеляк, слушая, посмеивался, покачивал головой.
– Да, да! Правильно всё! Это, брат, человечек, на котором пробы не поставишь. Весь в клеймах, кругом! Только его «царствие» уже кончается!
– А что такое?
– Это уже с нами было! Должны были солдатам подарки прислать. Ну, знаешь, там, папиросы, мыло, по мелочи, но и то приятно. И, сказали, по четвертинке водки на брата. А сколько в полку братьев-то? Это уже количество. Так хорошо, что о водке мы солдатам ничего заранее не говорили, думали сюрприз сделать! Должны были десятого ноября привезти, к обеду. Вечером дали команду – обед раздавать, когда привезут подарки, следовательно, и водку. Жду, жду, не докладывают о водке. Ну будто бы ею и не пахнет. Я Баженова, помнишь Баженова? Тут ещё, крутится. Поумнее стал. Где, говорю, водка? Везут, отвечает. Кто везёт? Сами, говорит, из ПФС, нам не дали, не сумеете, говорят, довезти водку, возить надо умеючи! Понимаешь? Ну, сколько же ждать? Уже ночь наступила! Водки нет. Плюнул, говорю, раздавайте обед. Ну, старшины пошли с термосами. Глядь, Баженов бежит, бледный, даже испуганный какой-то. Что с тобой, говорю, или черти на тебя кидаются? А он отвечает, кабы, говорит, черти, водку, говорит, не привезли! Всё привезли, и папиросы, и мыло, и иголки, и конверты, а водки нет! Где же, спрашиваю, водка? Ведь там же не одна бутылка, а ящики, несколько ящиков-то! Отвечает, докладывают, что на переправе разбили и утонули все бутылки! Понял? Это ведь идиотская манера пошла, дурацкая, когда всё на войну валят, дескать, «война всё спишет»! Ну, я тут взбеленился! Представляешь? Наверное, позеленел весь. Такой поднял хай! Наверное, немцы слышали и испугались. И тебя, – это я Баженову-то кричу, – и твоих начальников лично перестреляю. Ну сбесился, понимаешь! Варламов прибежал, Ураганов. Скандал, да и только! Звоню Прохоровичу, докладываю, сам трясусь от злости, так мне за солдат наших обидно! Праздника ведь лишил, подлец! Прохорович помолчал, потом говорит: не ори, я твою водку не воровал. Пиши рапорт и сейчас же пришли. Что-то говорит, то твой приятель Егоров, то ты сам с этим гусем цапаться стали. Стой, думаю, тут и Егоров при чём-то! Говорят, и ты с ним имел дело! А теперь вот я и узнал. Ну что же? Не пойдут ему ни солдатская водка, ни солдатские посылки впрок! Попадёт в штрафбат! Но, между прочим, таким туда и дорога!