Верно, к месту падения Светлякова уже бежали, низко пригнувшись, несколько солдат и, взяв Светлякова на руки, быстро побежали назад.
Пошли дальше с настроением значительно худшим, чем до этого.
– Вот так, живёшь, бегаешь, волнуешься, а как жахнет тебя такая вот шальная, и всё! – сказал адъютант. – Но ничего! Мы не на курорте! Всё может быть.
Под опорами разрушенного моста их ждала лошадь, запряжённая в широкие сани-розвальни. Поехали к штабу дивизии, всё ещё размещавшемуся в подвалах авиазавода.
Ехали быстро, езда в санях настроила всех на более весёлый лад, и приехали к генералу в благодушном настроении.
Адъютант нарочито громко доложил:
– Товарищ генерал! Ваше приказание выполнено. Руководство концертной группы прибыло.
Прохорович, как всегда, подтянутый, блистая сапогами, вышел из кабинета. Полковничьи его петлицы были заменены – очевидно, пока – самодельными генеральскими петлицами с большими звёздами.
– Очень рад вас видеть, мои дорогие! Уж не взыщите со старика, хотелось мне вас поблагодарить за вашу тяжёлую, но такую прекрасную службу! Все о вас говорят. Все вас благодарят! Все вас просят! Захотелось и мне вас поблагодарить, вот я и послал за вами!
– Товарищ генерал! – начал Егоров. – А мы от всей души поздравляем вас с генеральством! И, поверьте, мы очень горды тем, что наш комдив стал генералом!
– Ну, ну! – засмеялся Прохорович. – Я ещё генерал самодельный! Видишь, и петлицы мне тут сами гоношили, и звёзды какие-то уродские сделали, и штаны у меня без лампасов! Говорят, из Москвы всё выслали. Вот уж тогда буду в норме, а пока – генерал на бумажке! Но – спасибо! Особенно вам всем спасибо, потому что ваше поздравление действительно искреннее! – он пожал всем руки, а женщин поцеловал.
– Ну, расскажите, как прошли концерты! Да! Светлякова при вас ранило? – спросил он.
– При нас, товарищ генерал. И как нелепо… Он же проводить нас пошёл – и такая неприятность!
– Неприятность в том, что позвоночник ему повредили! Надолго теперь Светляков из строя выйдет! Это очень жаль! – сказал генерал.
– Уж лучше бы он не выходил с нами! – удручённо отвечал Егоров.
– Да ведь, милый мой! Как знать, где тебя захватит пуля? Вы-то тут при чём? А Светляков – вежливый парень, очень хорошо воспитан, и, зная, что тут дамы, как он мог не проводить? Ну ладно! Ничего уже не сделаешь. Повезли его в медсанбат. Эвакуировать будут. Ну а как шли концерты?
Егоров подробно рассказывал о концертах в окопах, о том, как они удачно проходили опасные места, как немцы, возможно, услышав пение или музыку баяна, начинали бить по блиндажам, как они выдерживали паузы между выстрелами для своих перебежек.
Генерал слушал внимательно, не перебивая, и давал договориться до конца.
– Ну а как слушают солдаты? Как они реагируют на концерт? – продолжал он свои вопросы.
– Слушают великолепно! Играть и петь для них большое наслаждение! Видишь и чувствуешь, как доходит до них любое слово, любая нота, мотив. Аудитория ценнейшая и благодарнейшая! Усиленно зовут ещё. «Будем ждать поскорее». Это они, как правило, говорят по окончании концерта. Вот как это отражается на их боевых делах, простите, товарищ генерал, я лично ничего не могу вам сказать, не изучал этого вопроса, некогда было. А надо бы проанализировать и это.
– Конечно, надо, но уж во всяком случае не тебе этим заниматься. Полезешь в это – кто будет новые программы готовить? Я этого не умею. Да вот есть один человек, он, кажется, этим уже занялся!
– Кто же этот человек?
– Хороший человек. Замечательный, знаешь ли, Человечина. Завозов, редактор наш! Он ведь был с вами там?
– Так точно, товарищ генерал. Был. И верно, сидел с солдатами. Он писал, они писали что-то.
– Вот-вот! Он уже мне звонил! Говорит, что восхищён сам и восхищены солдаты. И воодушевление их после коцертов – громадное! Это-то и надо! Собирается дать подборку в газете по этому поводу. Я дал согласие!
– Интересно… Только… согласовать бы эту подборку с нами…
– А что? Не доверяешь ему? Нет, Завозову можно доверить всегда! Человек объективный, честный и до конца правдивый! Он не будет врать, не будет извращать факты. Он ведь, – генерал засмеялся, – кое-кому как гвоздь в стуле. Ох и мешает! А мне и Гаврюшину помогает, и людям помогает. Ну, я очень рад, что всё у вас идёт отлично! Только, по-моему, эту программу дивизия уже прослушала? По-моему, везде вы уже были! Надо вторую готовить. Значит, материалы тебе надо подобрать! Я думаю дать тебе дней десять–двенадцать, съездишь с женой к дочке своей и материалы там подберёшь! Как ты думаешь?
Егоров обомлел от неожиданности. Он был готов расцеловать этого, такого чуткого, такого человечного старика.
А Макся так просто не выдержала, а обняла его за шею и… заплакала!
– Ну, ну! – говорил Прохорович. – Ну что вы? Что тут особенного? И не для чего-нибудь я разрешаю вам эту поездку, а по делу! Где тут что найдёшь? А там всё-таки городок, люди живут, и музыканты, вероятно, есть, значит, и ноты, и тексты можно найти. Что вы?.. Я только по делу разрешаю! Вот так!
А в это время генеральский повар и ординарец накрывал на стол. Гвоздём стола были блины. Правда, это были блины «походного порядка», блины военного времени, но всё же это были настоящие русские блины. И хозяин, и гости отдали им должную честь. Во время ужина пришёл Гаврюшин и принял посильное участие в ужине. За ужином много говорили о концертной группе и окончательно было решено отправить Егоровых за материалами послезавтра, а завтра оформить документы и составить расписание на время отсутствия самого Егорова. Потом намечали вторую программу, и когда Егоров посмотрел на свои часы, было уже половина второго ночи!
– Товарищ генерал! Времени-то как много! Задержали мы вас. Разрешите нам идти? Уже около двух!
– Разве? – спокойно спросил генерал. – А как незаметно время прошло… Что значит говорить с людьми, которые не ищут ничего от своего начальника! Так приятно! Но поздно! Верно! А поэтому никуда вы сейчас не поедете, а ляжете спать тут, у меня. И всё очень просто!
– Товарищ генерал! Мы пойдём! Не так уж здесь далеко!
– Нет! Не просите! Сейчас вам постелят в кабинете, а Патрикеевой и Попову в других помещениях, – и генерал дал своим «свитским» команду немедленно постелить постели, а когда они доложили о готовности, то пошёл с Егоровыми посмотреть, будет ли им удобно. Совсем как дедушка, к которому приехали его… ну дети, что ли!
Постель сверкала белизной! Давно уже Егоров не испытывал прикосновения крахмальной простыни.
– Товарищ генерал! Стыдно нам! Мы из окопов, грязные, закопчённые, а у вас тут такая белизна! Такое бельё! – взмолились Егоровы.
– Вы грязные? Кто это сказал? Так ведь это же почётная грязь! Это не грязь даже, это накипь войны! Ложитесь смело и не думайте ни о чём. Есть тут люди, которые, только бы не попасть в окопы, любую грязь отстирают, все пятна языком вылижут, да ещё и накрахмалят! Спокойной ночи. Спите сколько влезет! – Генерал вышел.
Заснули – будто бы провалились куда-то в преисподнюю. Но спать «сколько влезет» – не вышло. Начались телефонные звонки, громкие рапорты, и занимать кабинет под спальню было просто неудобно. Не успел Егоров высунуть голову из двери, чтобы найти возможность выскочить и умыться, как его увидел генерал:
– Что? Уже встали? Конечно, не отдохнули, мало поспали! Эх! Это я ошибся. Надо было вас положить в другом помещении. Ну ладно! Идите умывайтесь, на меня внимания не обращайте.
И эту любезность и доброту генерала Егоровы оценили в полной мере. Но не успели они привести себя в порядок, как генерал крикнул им:
– Идите-ка пить чай. А потом иди в штаб за документами. На лошади поедете? Это лучше и спокойнее. Никто за вами не гонится. Только ты уж Максю свою закутай. Хорошенько! Ну, давайте пить чай!
А потом он подозвал Максю и, что-то шепча ей, сунул в руку какой-то пакетик. Как оказалось впоследствии, это было несколько плиток шоколада:
– Отдайте своей дочке от старого генерала, – говорил Максе Прохорович, – пусть немного позабавится и вспомнит, что на фронте есть дедушки, любящие маленьких ребятишек, и что за счастье этих ребятишек они и находятся там! На фронтах.
Генерал тепло попрощался со всеми, пожелал успехов и счастливого пути Егоровым.
По дороге в расположение оркестра все они зашли в штаб. А в штабе все знавшие Егоровых, а знали их буквально все, вдруг начали поздравлять и его, и Максю, и Патрикееву, и Попова! И говорить:
– Ну, значит, скоро вы будете иметь кое-что и на груди! И на плечах! Заслуженно! Что и говорить!
– Не понимаю! Объясните, о чём речь? – спрашивал Егоров.
– А что, не знаешь будто бы?
– Честное слово, ничего не знаю!
– Держи! Читай! – подошёл Володя Потыкайло и подал Егорову свежую, только что полученную дивизионную газету, «Сталинский воин». – Читай внимательно и вникни! В такое время, при такой обстановке, целую полосу газеты посвятить вашей концертной группе, это просто так не делается! Героям, образцам не посвящают столько места. А тут – полоса! Тут, брат, кое-кто от души, а кое-кто и скрепя сердце поздравляет! Теперь, брат, вы стали широко известны. В армии прочитают, во фронте, да и в Москве тоже! Это очень хорошо. А что газета маленькая, не беда! Скорее дойдёт куда нужно!
Егоров взял в руки газету и начал внимательно читать. Макся тоже, кто-то дал и ей газету. Вместе с ней читали и Патрикеева, и Попов.
Дивизионная газета была небольшого формата, так, вроде районных, а то и заводских печатных многотиражек. Но были они, эти печатные органы, основным источником информации для многочисленного состава воинских частей, входящих в дивизии. Через них узнавали и положение страны, и обстановку на фронтах, и все те события, которые имели место в дивизии. Газеты эти пользовались любовью и популярностью среди солдат, и многие предпочитали дивизионную газету газетам армейским и фронтовым, имевшим уже другой, солидный вид, это уже были газеты формата областных, в четыре полосы, да и редакции там были