куда более мощными, а в дивизионных редакциях штаты-то были прямо нищенские, сиротские штаты! И ещё. В армейских, фронтовых газетах, как правило, сотрудничали многие знаменитости, журналисты, прозаики, поэты, в дивизионных же газетах, как правило, отдувался один редактор. Такое же положение было и в «Сталинском воине», газете дивизии генерала Прохоровича. И изменить этого положения никто не мог, таково было «штатное расписание» дивизионных газет, а утверждалось оно в Москве, и даже говорить об изменении его было «святотатством»!
И вот, в этой маленькой газете, почти вся вторая полоса была посвящена концертной группе дивизии. Подвал полосы занимал очерк, подписанный Заречным, в котором он давал подробное описание прихода концертной группы на передовую и проведения концерта в блиндаже для подразделения.
Статья эта так и называлась: «Приходите ещё».
«Ночь была лунная. Снежная даль блестела изумрудными переливами. Но когда вошли в траншею, стало видно лишь звёздное небо. Над головами трещали очереди немецких разрывных.
– Здесь пригнитесь, – предупреждает проводник.
– А теперь ничего, шагайте во весь рост.
– Стой, кто идёт?.. – послышался впереди резкий окрик.
– Свои. Со мной группа артистов, – отозвался проводник и сообщил пропуск.
– Разводящий! – вызывает часовой.
– Да что там разводящего беспокоить. Пропускай. Не видишь, говорю, концерты бойцам давать идём, – настаивал проводник.
– Концерты – оно, конечно, очень хорошо, – смягчается часовой, – но у нас порядок. Нельзя без разводящего. Сам видишь… передовая!
Явился разводящий, проверил пропуск и указал путь дальнейшего следования. Часовой – как мы потом узнали, парторг тов. Крайнев, вытянувшись, по-ефрейторски приветствовал проходящих артистов ансамбля.
Вот и блиндаж. Здесь уже всё готово. Зрители в сборе! Концерт открывается стихотворением поэта Безыменского "Защитнику В." в исполнении тов. Патрикеевой.
– Боец! Товарищ! На тебя
Устремлены глаза Отчизны!
И каждый чувствует, что эти слова обращены к нему.
– Боец, спасая всю страну,
Ты должен отстоять В**-ж… – заканчивает исполнительница.
И тихо становится на минуту в блиндаже. А затем тишину разрывают энергичные аплодисменты слушателей.
– Как в Большом театре, – замечает кто-то в углу.
– Следующий номер – "Песня о комбате Солдатенкове", – объявляет художественный руководитель ансамбля тов. Егоров. Песню исполняет Мария Ивановна Егорова. Бойцы дружно награждают исполнительницу аплодисментами. Тов. Егорова также успешно исполняет песенки "О шинели", "Челиту"…
Бойцам нравится скетч "В немецком штабе". Когда на "сцене" появляется тов. Полежаев, исполняющий роль рядового Ганса Кнауба, среди зрителей раздаются возгласы:
– Швейк, Швейк!..
В программе концерта – красноармейские частушки, пляска, скетч "Осколок быта" и другие.
Весёлый, жизнерадостный концерт заканчивается боевой песней "Чижовка".
Бойцы знают и любят эту песню. И многие поют припев вместе с участниками концерта.
Так непосредственно в блиндажах у бойцов в течение суток группа ансамбля дала девять концертов.
Бойцы радостно встречают и приветливо провожают актёров!
Они благодарят их и приглашают вновь.
"Приходите ещё!"»
(«Сталинский воин» № 136, 21 декабря 1942 г.)
А верхняя часть полосы была занята небольшими выступлениями солдат – слушателей этого концерта, поделившихся своими впечатлениями от концерта и высказавших свои настроения, порождённые ими.
Откровенно говоря, это было очень приятно – узнать, что концерты действительно воодушевляли людей на бой. Егоров видел сам во время концерта, как некоторые из солдат писали что-то на небольших листках бумаги и передавали это Завозову. В правдивости этих выступлений усомниться было невозможно, писали их живые, конкретные люди, Завозов был не из тех людей, кто «организовывал» бы выступления. Для него было дорого непосредственное слово живого солдата, и, наконец, врать на фронте… не имело никакого смысла!
Вот что писали солдаты.
«Стало теплее на душе
Что можно сказать о концерте? Всё понравилось. Музыка тронула за сердце, и теплее на душе стало. Я очень люблю музыку. Иногда так взгрустнётся немного, а послушаешь музыку – и легче, веселее станет. Концерт вдохновил меня, и руки мои сжимаются крепче, и ещё сильнее хочется бить немцев. Недаром Суворов говорил, что с музыкой и развёрнутыми знамёнами русские солдаты Измаил взяли.
Хорошо была исполнена "Песня о комбате Солдатенкове", "Чижовка", скетч "В немецком штабе", стихотворение Безыменского "Защитнику В.". Хорошо бы включить в программу ещё музыкальный номер, что-нибудь русское, задушевное.
Спасибо участникам концерта тт. Егоровой, Патрикеевой, Полежаеву и всем остальным.
Старший сержант В. Крылов».
«Спасибо за концерт
Я пришёл прямо с огневой позиции. Сегодня убил восемьдесят третьего фрица. Слушал я концерт, и вспоминалась мне наша довоенная жизнь, не седая, радостная. Такое зло на немцев взяло. Ну, погодите же, гады! Я уложил в могилу восемьдесят три бандита, а теперь ещё сильнее буду их бить!
Спасибо за концерт, товарищи. Почаще нас навещайте!
Снайпер ст. сержант С. Ролдугин».
«Наш Солдатенков
Комбата Солдатенкова я знал хорошо. Это был настоящий герой. И сегодня, когда я услышал о нём песню, моё сердце наполнилось жгучей ненавистью к немецким оккупантам. Образ героя зовёт нас на новые боевые дела. Хорошая песня о Солдатенкове.
Весь концерт прослушал с большим удовольствием.
Спасибо исполнителям.
Красноармеец А. Земляницын».
«Хорошая зарядка
Из всей программы мне больше всего понравилась "Песня о комбате Солдатенкове", "Чижовка", "Челита". Хорошо поёт тов. Егорова! Надо ещё отметить стихотворение "Защитнику В." и скетч "В немецком штабе". Концерт поднял дух. Сейчас идём на огневую позицию. Хорошую зарядку получили мы, и службу теперь нести будет веселее.
Красноармеец С. Хватов».
Значит, работа концертной группы попадала точно в цель. Ведь слушатели – солдаты, сержанты, старшины – не знали взглядов на концертную группу, высказанных Прохоровичем, Гаврюшиным, поддержанных, одобренных Грушецким и крепко сидящих у Смеляка. Но ведь своими высказываниями они, безусловно, подтверждали правильность их взглядов и мнений. Значит, действительно, и на боевые дела искусство может влиять, и весьма эффективно! Вот ведь как высказал свои мысли знатный снайпер Ролдугин!
Было совершенно очевидно, что материал помещён в газету не по желанию и намерению Завозова. Не вызывало никакого сомнения то, что материал этот был согласован с командованием дивизии и целью его было показать людям, что Красная Армия воюет не только оружием, но и искусством, что советское искусство принимает в войне такое же важное и почётное участие, как и все другие виды оружия. И, конечно, материал этот играл также роль своеобразного отчёта о работе первого дивизионного ансамбля, родившегося именно в этой дивизии.
– Видал? – говорили штабные. – Это великое дело. Теперь смотри, посыпятся на вас награды!
– Да ведь не в наградах дело! Не из-за наград народ воюет! Была бы польза!
– Польза есть! Это-то уже известно. Поздравляем!
Может быть, и это подействовало на штабных командиров. Документы на командировку были выписаны быстро, и Егоровы поспешили «к себе». Надо было срочно составить расписание, да и собираться в поездку было уже пора.
Расписание составлено. Ростовский понёс его в штаб. Макся собирается в дорогу, и тут выяснилось, что, оказывается, они сумели накопить весьма солидный запас, для того чтобы повезти его маме и дочке. В соединении с шоколадом, преподнесённым Прохоровичем, – этот багаж выглядел весьма внушительным.
Но вот встал вопрос о «повозочном». И тут Королёв выступил с деловым предложением:
– На этот раз берите Кухарова. Он тоже умеет с лошадью обращаться. Не хуже Сашки! А как он тогда переживал, смотреть было больно! И живее он, чем этот губарь! Полезнее будет. А уж счастлив будет без конца. Да и любой поехал бы с вами с удовольствием. Я бы, например! Бегом бы всю дорогу пробежал, но… нельзя! Понимаю! А Кухаров пусть едет. Как вы?
– Ладно! Пусть едет Кухаров. А кто будет готовить? – спросил Егоров.
– Как кто? А Бояринов? А Бондаренко? Будем сыты… Так я скажу Кухарову-то! – и он поспешил выйти отдать распоряжения Кухарову.
Кухаров был страшно польщён павшим на него выбором, но вида не подавал! Он деловито подготовил «выезд» уже в санях, озабоченно грузил в сани корм Сонечке, затискивал ещё какие-то пакеты…
– Что ты всё носишь? Можно подумать, мы едем на Северный полюс, так ты загружаешься! – обратил внимание на него Егоров.
– Как что? Паёк наш. Одного хлеба сколько. А консервы? А крупа? Три пайка на двенадцать дней, ха-ха! – озабоченно отвечал Кухаров.
А Королёв стоял на пороге дома и посмеивался.
Уже в темноте выехали. И, удивительное дело, в руках Кухарова были вожжи, и Сонечка, без бесконечных Сашиных понуканий и диковатых возгласов «нно-о-о-о, иди-и-и-и-и», бежала хорошей, размашистой рысью, как бы тоже спешила на свидание с людьми, так хорошо и нежно с ней обходившимися.
Уже порядочно отъехав от Новой Усмани, Егоров нащупал ногами какой-то странный предмет, лежавший под облучком саней. Предмет не походил на те пакеты, которые Кухаров укладывал в сани как паёк.
– Дмитрий Александрович! А что тут лежит? – спросил Егоров.
– А термос! – невозмутимо отвечал Кухаров.
– Какой ещё термос? Зачем он нам?
– Зачем! Он не пустой. Но завинчен хорошо, не прольётся!
– Что не прольётся-то? Говори толком!
Кухаров медленно повернулся, посмотрел на Егорова, как говорится, смерил его взглядом. И не спеша ответил:
– Термос с водкой! Повезём к вам, лишней не будет. Ещё как будут рады-то! А нам она ни к чему! Своей полно! Хватит!..