Комбат Огнев что-то тихо говорил своим красноармейцам, но через несколько минут плац взорвали громкие крики «ура», и через секунду, не больше, плац опустел.
Красноармейцы батальона готовились в далёкий путь и приводили в порядок освобождаемые ими помещения.
А второй и третий батальоны были на занятиях.
Без четверти одиннадцать Егоров привёл оркестр к батальонному плацу и увидел, что батальон уже почти построен. Красноармейцы стояли в скатках, с противогазами, запасными дисками. Автоматы были на груди, знаменитые «сидоры», как в те времена называли вещевые мешки, были на спинах.
Поверх пилоток были надеты стальные шлемы.
Красноармейцы были в приподнятом настроении, сыпались шуточки, кое-где вспыхивали песни.
Оркестр встал в голову колонны, но в этот момент показались Смеляк с Урагановым. Капитан Огнев повернулся к строю, чтобы дать команду «Смирно», но Смеляк громко крикнул: «Отставить», – и без всякой торжественности подошёл к батальону.
Вместе с Урагановым он внимательно осмотрел красноармейцев, кое-кому дал совет подтянуть вещмешок, кое-кому рекомендовал немного распустить пояс. Они прошли вдоль всего строя, а затем Смеляк вышел на середину и просто, не как командир полка, заговорил:
– Так что же, дорогие друзья! Вот и пришёл наш с вами час! Сегодня, сейчас вы, а чуть позже и все другие наши товарищи выступим на поле брани, где будем по большому счёту отплачивать врагам, осквернившим нашу священную Родину! Встретимся мы с вами, надеюсь, скоро, но уже в другой обстановке, может быть, и некогда будет поговорить с вами… так вот, теперь я хочу вам пожелать победы, жизни и счастья! А чтобы всё это было, вы в пути поменьше забавляйтесь табачком, а побольше да покрепче проверьте свои знания оружия, только это даст вам гарантию того, что все мои пожелания сбудутся! И ещё желаю вам всем украсить свои груди золотыми звёздами! Для этого у вас есть самое главное: ненависть к врагу и преданность Родине, которую вы идёте защищать и освобождать! Так-то вот. Ну а теперь? Всем вам руки пожать – времени не хватит, так считайте, что я всем вам руки пожал, – он сделал соответствующий жест. – А вот комбату вашему и комиссару я уж за всех вас пожму! – Он пожал руки и обнял крепко и комбата, и комиссара.
– А теперь, капитан, ведите батальон! До скорой встречи!
Егоров подождал команду, сделал жест, и задорный, бодрящий марш повёл за собой строгую, грозную колонну воинов, двинувшихся на священное дело освобождения своей Отчизны!
Батальон проводили до границы лагеря. Здесь капитан Огнев подошёл к Егорову, тепло поблагодарил его, пожал руку и попрощался с ним «до скорой встречи!»
Оркестр пошёл обратно.
Старшина Королёв подошёл к Егорову и спросил тихо:
– А мы когда, товарищ старший лейтенант?
Так же тихо Егоров ответил ему:
– Вот проводим всех и поедем сами! А уж если точно, а вам как раз, как хозяйственнику, точность-то и нужна, то в двадцать три ноль-ноль. Вы, Королёв, потихоньку, полегоньку начинайте сборы. Помните? Ноты брать все. В планшеты музыкантам положите сборники маршей, кавалерийские сборники, на всякий случай, может быть, в пути понадобится, танцевальные сборники. Всё остальное равномерными пачками каждому в вещмешок. Расписания, планы, документацию, всё с собой. Инструменты – все с собой. Каждому свой. Оружие с собой, при себе. Шинели в скатки. Диски, котелки. Проверьте у каждого медальоны-амулетики. Словом, всё как полагается. Я на вас вполне надеюсь!
– Слушаюсь! Только вот одно дело! Надо бы нам чехлы на медные инструменты сделать. Особенно на басы, баритоны, тромбоны. В поезде-то ладно, а вот когда походом пойдём… Они же ведь блестят, и здорово, такой ориентир откуда хочешь увидишь, и с земли, и с воздуха.
– Верно! Да! Но где же мы с вами найдём такие чехлы? Ведь их нет на складе-то! Получали-то мы инструменты без чехлов! Ах, Королёв, что же это вы раньше-то не подумали?
– Да кто же знал, что так быстро снимемся? Знать бы раньше, так можно было бы…
– Понятно! Можно было бы соломки постлать! Знаете поговорку насчёт того, кто богат задним умом? Ну ладно! Пойдёмте к Баженову.
Помощник командира полка по МТО интендант второго ранга Баженов долго делал вид, что не понимает, о каких чехлах ему говорят. Пришлось прибегнуть к имени Смеляка. Баженов прекрасно знал, что к оркестру Смеляк относится очень внимательно и нужды оркестра стремится удовлетворять.
– Зачем же здесь нужен Смеляк? При чём здесь командир полка? Разве без него нельзя решить этот вопрос? Но согласитесь, товарищ Егоров, что сейчас не время для этого. У меня же масса других дел! Невпроворот, честное слово! Шутка сказать, полк уезжает на фронт! Эка! А вы-то могли бы и раньше о чехлах подумать. Хорошо! Материю я дам, но кто же будет шить? И потом, ведь надо же иметь выкройки…
– А вы, товарищ интендант, – вмешался Королёв, – дайте нам материю, да бечёвочек не забудьте, затягивать отверстия-то, а уж мы сами как-нибудь сошьём!
Полученные брезент и бечёвки доставили в оркестр и специально выделили шесть музыкантов шить чехлы.
Эти «портные» были освобождены от работ по сборам.
К 15:00 оркестр в полном составе был уже на плацу второго батальона. Со вторым батальоном уезжали и Смеляк, и Ураганов, и Варламов, словом, всё командование и штаб полка.
После проводов второго батальона музыканты в последний раз и, действительно, последними, пообедали в столовой, где почти всё уже было собрано и подготовлено к отъезду, и занялись чехлами для инструментов.
Егоров же, пользуясь оставшимися до отъезда свободными часами, решил побродить по лагерю, нанести ему «прощальный визит». Всё-таки не одну неделю прожил в нём Егоров. Но прогулка не удалась!
Везде сновали красноармейцы с озабоченными лицами, сжигавшие какие-то бумаги, вытряхивающие сено из матрацев. Все деятельно готовились к отъезду. Ведь уезжали и соседи, Семидев и Осинин, уезжал и артполк, снималась вся дивизия. Но звуков музыки Егоров не слышал. Вероятно, и проводы эшелонов с оркестром были инициативой Смеляка.
Смеляк людей любил!
В десять часов вечера Королёв доложил Егорову:
– Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант! Всё готово. Всё разложено, у меня всё записано, кто что несёт. Скатки проверены, чехлы готовы.
– Отлично, Королёв! Покажите чехлы.
«Чехлы» – это, конечно, звучало очень гордо! Бесспорно, это были просто мешки, куда запихивали инструмент. Словом, это «чудо швейного мастерства» было весьма уродливым и, без преувеличений, скверным! Но цель-то, в общем, была достигнута: ничего не блестело, не сверкало, а по виду этих безобразных уродов трудно было бы предположить, что они скрывают в себе музыкальные инструменты.
Баженов, уезжавший с третьим батальоном, поинтересовался чехлами тоже и, увидев их, покрутил головой и сказал:
– Дуже погано!
К сожалению, эту реплику Баженова услышал старшина Королёв. Он как-то мгновенно вскипел и, по-видимому, забыв о своей всегдашней «ленинградской» выдержанности, подбежал к интенданту и запальчиво начал говорить:
– Ах, погано? Вам не нравится? Некрасиво сшито? А что же вы не приказали раньше сшить настоящие чехлы, со звёздами, как по уставу полагается? А ведь у нас сколько портных, сколько мастеров!
– Да вы же мне не заявляли! Чего же теперь-то ерепениться!
– А зачем же нам было заявлять? В инструкции просто сказано, инструменты выдаются с чехлами и футлярами! Русскими буквами по-печатному написано. Все могут прочитать, даже дети… грамотные которые…
Но разговор этот был, конечно, бесполезным. День уже клонился к ночи, заниматься перешиванием чехлов было некому и некогда!
Баженов постарался незаметно исчезнуть.
Несмотря на то, что третий батальон ещё не уехал, лагерь производил впечатление совершенно пустого.
Землянки ушедших батальонов были совершенно чисты и пусты.
Дорожки и плацы идеально выметены.
Нигде не было видно людей.
Оркестр уже давно был готов к отправлению, но выход был назначен на двадцать три ноль-ноль, ни минутой раньше или позже.
Темнело, когда Егоров опять вышел из землянки и прошёлся по территории полка. И только во «владениях» капитана Неверова он услышал человеческие голоса и увидел живых людей.
Сам капитан Неверов, затянутый ремнями, весь скрипящий снаряжением, стоял около своего штабного домика, совершенно, начисто очищенного от имущества, и выслушивал доклады ротных старшин. Вероятно, доклады эти его удовлетворяли, ибо он удовлетворённо помахивал головой.
Увидев подходящего Егорова, он приветливо улыбнулся и протянул ему руку.
– Ну, скоро и двинемся! У меня ведь давно всё уже в порядке! Надо только время выждать!
– И мы готовы! – отвечал Егоров. – Может быть, двинемся?
– Нет! Двигаться мы не имеем права. Есть приказ выходить в двадцать три. Приказ дан ведь не с кондачка. В нём всё предусмотрено: и подача поезда, и время скопления людей у железной дороги, и очерёдность погрузки. Ведь не один наш полк поднимается, вся дивизия. Нет! Раньше не выйдем. Никак этого нельзя.
– Ну, значит, нельзя! Подождём!
– Давайте-ка пройдёмся, посмотрим, что с моей банькой теперь стало?
Неверов сибиряк и страстно любил париться в бане. Лагерная баня его, конечно, не устраивала. Поэтому на правах старшего по возрасту комбата, с молчаливого согласия комдива и Смеляка, из отходов строительных материалов в тылах своего батальона он чуть ли не собственноручно построил небольшую баньку, топившуюся по-чёрному. В этом сооружении в свободные часы Неверов наслаждался сам и обязывал посещать его весь свой, правда, немногочисленный, штаб. Помимо этого, как знак своего особого расположения, устраивал он приглашения в свою баню особенно нравившимся ему командирам. Его частыми гостями в этой знаменитой «неверовской бане» были Смеляк, Варламов, ходили слухи, что посещал этот уголок и комдив Прохорович. Не один раз побывал в этом «учреждении Неверова» и Егоров. Восторга от посещения этой бани Егоров не испытывал. В крошечной мыльной было так дымно, что купаться можно было только сидя на полу, а это, как все знают, не очень-то удобно! Неверов же был в упоении, он хлестал себя берёзовыми вениками, как дервиш во время Шахсей-вахсея, и гоготал от удовольствия так, что его, наверное, было слышно по всей дивизии.