– Слушаюсь, товарищ старший лейтенант. Только позвольте спросить…
– Что спросить? Что у нас будет недокомплект? А знаете, Королёв, была в старину превосходная русская поговорка: «Свято место пусто не бывает»? Очень даже хорошая поговорка, а главное – верная! Вы, я знаю, насчёт третьей валторны беспокоитесь! Уверяю вас, найдём и третью валторну. А в случае чего поживём пару месяцев и с двумя валторнами! Ничего! Играть можно смело! У Осинина вон тринадцать душ весь оркестр, вся капелла, а играют же! Другое дело, как играют, но ведь службу-то свою выполняют! Так что не беспокойтесь!
– Ясно! – ответил Королёв.
А поезд всё стоял.
И пошёл только тогда, когда уже стало смеркаться.
Так же, с быстротой экспресса, домчались они до большого, но не очень красивого вокзала города Я**, но остановки там не было. Как и раньше, остановились, отъехав на приличное расстояние от Я**, на каком-то заброшенном и заросшем сорняками подобии разъезда.
И эта остановка была длительной.
А утром другого дня по правую сторону идущего поезда показалась стройная, величавая колокольня знаменитого русского монастыря, откуда давным-давно Дмитрий Донской выходил на бой с захватчиками.
И теперь стало ясно, что эшелон так или иначе попадёт в столицу нашей Родины.
Начали мелькать знакомые названия подмосковных остановок: Хотьково, Софрино…
На платформах было много людей, рабочие, служащие ехали на свои работы.
Егоров подумал, подумал и решил:
– Давайте-ка, друзья, друзья, поиграем! Во-первых – нам полезно, а во-вторых, пусть люди на остановках послушают и подумают: вот эшелон идёт на фронт, а настроение у него хорошее, бодрое, думает эшелон не о плохом, а о хорошем, думает он о победе, о жизни! Давайте-ка!
И через мгновение звуки марша, дружно, с желанием исполняемого, разнеслись от мчащегося поезда.
На проносящихся мимо поезда платформах были видны улыбающиеся лица девушек, мужчин, от души машущих руками воинскому поезду и желающих ему возвращения с победой.
Но неожиданно названия железнодорожных остановок стали меняться. Егоров был вполне уверен, что вот теперь будут Мамонтовка, Лосиноостровская, но вдруг мелькнуло название Малаховка, вот Перово – стало понятно, что поезд двигается в обход Москвы.
И наконец, после длительного замедления, поезд остановился.
Определить название остановки было невозможно, кругом стояли товарные поезда, и станционных зданий даже не было видно.
К оркестровому вагону подошёл Баженов, спросил:
– Как живёте? Как настроение? – а потом добавил: – Я понимаю, конечно, надо бы и по земле походить, да шут его знает, сколько будем стоять! Не растерять бы людей! Ишь ведь, какой шум на путях? И не услышишь, как поезд пойдёт!
Из вагонов эшелона были слышны песни.
Музыканты позавтракали, Кухаров с двумя котелками умудрился сбегать к паровозу за горячей водой и организовал бритьё всего оркестра.
Прежде всего он предложил горячую воду Егорову.
– Побрейтесь, товарищ старший лейтенант! Вы, конечно, не заросли, как некоторые, но в порядке освежения! Где ваша бритва-то?
И теперь, когда была относительная тишина, Егоров рассказывал своим музыкантам биографию Римского-Корсакова, делая особенный акцент на деятельности его в качестве инспектора оркестров военно-морского флота.
– И вот, в одном из оркестров Кронштадтского гарнизона он однажды встретил тромбониста, матроса сверхсрочной службы, который своим великолепным звуком и техникой обратил на себя его внимание. И под влиянием этой встречи он создал свой превосходный концерт для тромбона с оркестром. Теперь этот концерт вошёл в репертуар лучших тромбонистов мира, и нет ни одного музыканта, который не знал бы этого поистине блестящего произведения. Но очень мало людей, знающих о том, что концерт этот написан для простого матроса, может быть, даже и малограмотного, но владевшего инструментом так, что великий композитор был очарован его игрой.
– Значит, и военные музыканты могут вызвать в композиторе вдохновение? – спросил Белоножский.
– Выходит так. Ведь всякая музыка – прежде всего музыка. Есть только хорошая и плохая музыка, совершенно так же, как и хорошие и плохие музыканты!
– Ну нет! Вот музыканты симфонические, оперные – они прямо говорят, что такое военная музыка! Это, дескать, не музыка, а треск, а нужна она только для солдат. Так и режут: «солдафонская музыка, никто её не слушает».
– А не кажется вам, что всякая музыка нуждается в своих, специфических условиях? Понятно, что петь оперы под военный оркестр будет невозможно, но ведь и полк не пойдёт под симфонический оркестр? Но, между прочим, духовые оркестры совершенно необходимы в опере, и их появление в опере, как правило, вносит такую превосходную краску! Можно ли представить себе «Кармен», «Аиду», «Хованщину» – без духовых оркестров? Невозможно! Просто немыслимо! Так что те, кто вам говорил о «никчёмности» духовых оркестров, явно кривили душой! Или, что вернее, сами были безграмотными музыкантами.
Беседа шла в душевных тонах и, вероятно, продолжалась бы долго, но вдруг около вагона послышались шаги быстро идущего человека и послышался голос, спрашивающий:
– Где оркестр смеляковского полка? В каком вагоне?
Старшина Королёв подскочил к открытой двери и ответил:
– Здесь оркестр, здесь. Что случилось?
– А! Товарищ старшина! Здорово! Вот хорошо, что я вас нашёл! В этой куче поездов разве можно быстро найти? А где ваш начальник?
– Здесь начальник! Товарищ старший лейтенант! Спрашивают вас!
Егоров подошёл к двери.
– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант! Меня к вам прислал командир полка. Приказал: забрать вещи полностью и перенести вас, весь оркестр, в его вагон. Он теперь в первом эшелоне.
– Как, разве первый эшелон здесь?
– Так точно! Весь полк теперь здесь. Разрешите ждать?
– Конечно! А далеко идти-то?
– Да как сказать… Не очень далеко, но и не так уж близко! Командир полка почти у самой платформы.
Музыканты быстро собрали свой багаж, спрыгнули на землю, всю в пятнах от мазута. Построились по два.
– Подождите-ка! Надо о нашем уходе доложить капитану Неверову. Начальник эшелона должен знать, что у него уходят люди. Обязательно надо сказать ему. Где он может быть? – сказал Егоров.
Оказалось, что это знает Кухаров.
– Мимо его вагона пойдём! Он от нас через восемь вагонов. Да вот он, вышел из вагона.
Известие об уходе оркестра капитан Неверов принял весьма равнодушно. Только спросил:
– Совсем, что ли, уходите? Или вернётесь? Надо ведь с довольствием-то упорядочить.
Посыльный доложил:
– Видать, совсем уйдут. Так как командир полка приказал устроить для оркестра нары. А вообще-то – не знаю. Не в курсе.
– Ну ладно! С сухим пайком обойтись легче! Идите спокойно!
Шли всё-таки долго! Очень неприятно было перелезать под вагонами. А таких перелезаний было много. Особенно трудно было басистам. Но и тут на выручку пришёл Кухаров. Он нырял под вагоны первым и принимал тубы и большие инструменты. В конце концов минут через сорок посыльный, сам-то весь запотевший, объявил:
– Ну вот и наш эшелон! А вон и командир полка. Видите?
Оркестр вышел на платформу. Старшина Королёв построил людей в оркестровом порядке, все поправили на себе снаряжение, подтянулись.
– Нет, товарищ старший лейтенант, всё-таки Кухаров – молодец! Как, кстати, побрились-то все? Вот нюх какой у мужика! – опять шепнул Королёв Егорову. – Пойдём с игрой? Или просто строевым шагом?
– Мне кажется, что с игрой идти неудобно. Станция! Люди работают, а мы грохнем! Пойдём так, а там видно будет!
Чётко печатая шаг, оркестр подошёл к Смеляку.
– Оркестр! Стой! Товарищ капитан, оркестр вверенного вам полка прибыл по вашему приказанию. Военный капельмейстер – старший лейтенант Егоров, – отрапортовал Егоров.
Смеляк, широко улыбаясь, поздоровался с оркестром.
– Как ехали, товарищи? Всё у вас в порядке? Ну и отлично! Теперь вот что: свою задачу вы выполнили, все эшелоны проводили с честью. Но вы сами-то подразделение штабное, и место ваше – быть со штабом. Поэтому теперь вы поедете со мной, в нашем вагоне. Место вам отведено, всё устроено. Старшина, вы введите людей в вагон, устройте всё как вам надо, а потом до обеда сойдёте сюда, на платформу, и поиграем! Пусть солдаты послушают, а может быть, и потанцуют! Ясно?
Королёв, Кухаров и «примкнувший к ним» Саша Бондаренко, милейший паренёк, также в своё время, подобно Кухарову, вкусивший от мест заключения и концлагерей за приверженность к имуществу посторонних граждан, очевидно, почувствовавший в Кухарове «сильного человека» и распорядителя, быстро навели порядок в определённом для них месте, а вагон был громадный, пульмановский, где места могло хватить на значительно большее количество людей.
Они сумели даже застелить нары и развесить по стенам всё, что могло висеть.
Оркестр вышел на платформу, встал в строй.
– Вот молодцы! – подошёл Смеляк. – Давайте парочку маршей. С душой!
Желание Смеляка было исполнено. И сейчас же оркестр был окружён густой толпой слушателей.
Было много своих и «чужих» красноармейцев, было много девушек, очевидно, железнодорожниц, много гражданских. Очевидно, были и пассажиры каких-то поездов, подобно многим, застрявших на этой станции.
Смеляк сиял!
– А теперь, друзья, вальс! Есть? Вальсы-то есть под рукой?
«Лесная сказка», старинный и очень хороший вальс, зазвучал на платформе. Макстман и Андрей Васильев, кажется, всю свою душу вложили в свои сольные партии. Расстояние вокруг оркестра расширилось, и, сначала робко, а потом смелее и смелее, пары начали танцевать. Количество любителей музыки и зрелищ всё увеличивалось.
Сыграли и танго, и фокстрот, и чардаш, и польку. Играть хотелось! Играли-то не впустую, играли для людей и видели, что люди рады этой музыке, – как же не хотеть играть?
Но совершенно неожиданно подошёл Бояринов. Он тоже ехал в первом эшелоне.