– Товарищ старший лейтенант! А если бы «лезгиночку»? А? Я бы потанцевал!
Егоров остановил оркестр, сказал музыкантам, чтобы подготовили «Осетинскую лезгинку». Потом попросил народ сделать круг пошире и поднял руки.
Лезгинка началась.
Бояринов, как всегда, танцевал от души. Зрители устроили ему шумную овацию. Бояринов смущённо кланялся, и видно было, что он не прочь продолжить своё выступление. И действительно, он подошёл к Егорову и попросил его сыграть просто «Барыню»!
Нот «Барыни» не было, но музыка этого непритязательного танца так проста, что Егоров, зная, что Белоножский со своими трубачами и Макстман с Андрюшей Васильевым «Барыню» сыграют, подошёл к басам, называя ноты, напел им их партии и то же проделал с группой аккомпанемента. Ударники кивком головы показали, что они, дескать, не подкачают.
«Барыня» зазвучала.
Бояринов вышел в круг и после нескольких плавных движений будто бы застыл в позе приглашения к танцу перед одной из девушек, стоявших в первом ряду зрителей. Какими средствами Бояринов узнал, что девушка эта сможет принять участие в танце, никто догадаться не мог.
Как всегда бывает, девушка сконфузилась, закрыла лицо рукой, но подруги вытолкнули её на середину, и она тоже начала танец. Танцевала она самозабвенно, но их «соло» продолжалось недолго, заразительные, подмывающие звуки народной пляски, одной из стариннейших русских плясок, призвали к действию ещё несколько пар танцующих. И платформа оказалась заполненной танцующими.
Смеляк стоял около оркестра и наслаждался!
Около Смеляка были и Ураганов, и Варламов.
Видно было, что и они довольны. Очень хорошо получить здоровую зарядку перед вступлением в серьёзную и ответственную работу.
Наконец Бояринов начал выдыхаться! Партнёрши около него менялись одна за другой, но ни одна не могла вынести его бешеного темпа. Он дождался конца музыкальной фразы, подмигнул Егорову и закончил пляску совершенно фантастическим прыжком. Гром аплодисментов раздался кругом.
Аплодировал и Смеляк, и Ураганов, и, кажется, никто не остался равнодушным к этому стихийно возникшему «концерту».
Тут-то Смеляк неожиданно посерьёзнел. Он подошёл к Егорову и сказал:
– Ну и хватит! Очень всё это хорошо, но бесконечно нельзя! Давайте отдыхать! А перед отъездом поиграем марши! Перед самым отъездом.
Но «отдыхать» не пришлось!
К Смеляку подошёл какой-то капитан, по всей видимости, из станционной комендатуры, что-то шепнул ему, и Смеляк, ответив ему поклоном головы, обратился к Егорову с приказанием:
– Дайте сигнал «Слушайте все!»
Трубачи подняли трубы раструбами вверх и фортиссимо проиграли сигнал, повторив его трижды.
И сейчас же вдоль эшелонов раздалась команда: «По ваго-о-о-нам!»
Вслед за командиром полка оркестр вошёл в вагон и встал у широко распахнутой двери пульмана.
– Как только тронется поезд, играйте марш! Торжественно, победно! Выедем за пределы станции, и можно будет кончить! – дал распоряжение Смеляк.
Очень для этого момента подходил «Колонный марш» Чернецкого. Написанный на тему победной полковой песни старейшего в русской армии Фанагорийского полка, своим чеканным ритмом, своими 6/8 в такте, он звучал очень победно и торжественно. Недаром вся Красная Армия предпочитала его для торжественного прохождения на всех парадах, начиная от Красной площади в Москве и до любого плаца полка, где проходили местные парады.
Приготовились к игре. А поезд ещё стоял.
Платформа была усеяна народом.
Прошло немало времени. Поезд стоял.
– Ну, в чём же дело? Почему опять стоим? – спросил Смеляк.
Капитан Варламов снял трубку полевого телефона, соединяющего вагон командира полка с паровозом.
– Почему не двигаемся? В чём там у вас дело? – начал он кричать в трубку.
– А кто на паровозе из наших? – спросил Смеляк.
– По графику – лейтенант Соломский, – отвечал Ураганов.
В это время Варламов получил какой-то ответ с паровоза и положил трубку на аппарат.
– Сейчас поедем. Оказывается, впереди нас пропускали специальный состав от ставки Верховного. Он пойдёт впереди нашего состава до Мичуринска. Чёрт! Куда же мы-то едем?
– Не забивай себе голову, Варламов! Вот когда дадут команду «Выгружайся», тогда всё будет предельно ясно, да и то могут быть всякие «поворотики»! И чего ты беспокоишься? Тут ли, там ли, задача у нас одна. Бить врага! К этому и будь готов! А где – наверху это виднее! – ответил Смеляк.
И именно в этот момент раздался гудок паровоза и зазуммерил телефонный аппарат.
Варламов быстро взял трубку.
– Орёл, Орёл слушает!
И сразу же положил трубку на место.
– Поехали!
Лязгнули буфера вагонов, и поезд медленно, трудно, сдвинулся с места.
– Давайте! – сказал Смеляк.
Раздался «Колонный марш». Медленно проплыла платформа, усеянная людьми. Стоявшие на платформе махали носовыми платками, кепками, кричали какие-то слова напутствия, а оркестр играл старый, овеянный многолетней воинской славой, русский марш, и, будто бы стараясь войти в ритм марша, поезд ускорял свой бег.
Кончилась платформа, промелькнула водонапорная башня, начались дачные домики в садах, зазмеилась сбоку путей всегда сопутствующая им пешеходная тропинка. Поезд шёл совсем уже быстро!
– Ну и всё! – сказал Смеляк. – Кончайте и давайте питаться! А поработали вы сегодня больше чем на славу. А вот, – сказал он ехидно, – соседи-то были совсем около нас, а слышно их не было! Может быть, засекретились?
– Дались тебе соседи! Ну что тебе от них надо? Ведь всё просто! Ты так думаешь, и мы с тобой согласны, они по-другому! Может так быть?
– Может-то может, но ведь они опять будут выдумки разные высказывать. Дескать, Смеляк к народу подлаживается…
– Дело их! Армия наша народная, народом созданная и выпестованная! И очень хорошо, если и армия послужит народу не только на поле боя, а вот и в таком, как было сегодня, единении народном. Когда и армия, и народ вместе! Очень неплохо!
– Ну ладно! Время покажет. Давайте обедать!
Столами командованию служили ящики, поставленные вплотную друг к другу, аккуратно застеленные, вероятно, простынёй, так как на скатерть этот материал похож не был.
Вокруг этого стола уселись Смеляк, Ураганов, Костровский, Варламов, Вишнецкий. Адъютант Смеляка – лейтенант Атаманюк возился с чем-то позади импровизированного стола. Трусков сидел сбоку и аккуратнейшими ломтиками нарезал хлеб. Ординарец Смеляка, высокий, добродушный и всегда спокойный Климанов, вскрывал консервные банки штыком.
– Климанов! Будь культурным! Возьми консервный нож! Что ты штык суёшь в консервы? – говорил ему, посмеиваясь, Смеляк.
– А штыком-то вернее! – отвечал Климанов. – Опять же тренироваться надо! На передке не до консервных ножей, а штык-батюшка всегда при себе!
– Егоров! А вы присаживайтесь сюда! Без стеснения! Учтите, что ваш паёк уже здесь! И ешьте всерьёз! Без скидки! А то будете голодным. Этот народ в еде неуступчив, видите, какие все упитанные? – говорил Смеляк. – Давайте, давайте! Да! А что есть у ваших музыкантов? Старшина Королёв, что у вас есть?
Королёв весело доложил, что у музыкантов имеется всё, что положено, еды достаточно и что никаких претензий у них нет.
– Хорошо! Но так как наши люди сегодня много и хорошо поработали, то я думаю, что им надо поразнообразить меню. Вот, возьмите-ка!
И он начал вынимать откуда-то снизу и передавать Королёву бутылки с водкой.
– Сколько вас человек? – спрашивал он. – Ах, вот сколько! Не много ли вас? Вы думаете, что немного? Ладно! Я согласен! Значит, надо ещё парочку бутылочек доставать! Только уговор! Выпить, поесть и спать! Отдыхайте! Без песен и без трепотни! Идёт?
– Так точно, товарищ капитан!
Музыканты дружно загремели своими кружками, и через минуту уже послышалось усиленное пережёвывание. Оркестр «кушал» (именно в армии прочно удерживается словцо «кушал» вместо «ел»).
Не заставляя себя ждать вторичного приглашения, Егоров подошёл к «столу» и занял место. Его усадили между Варламовым и Вишнецким.
На столе стояло несколько больших банок с консервами, была нарезана и возвышалась большой горкой колбаса, лежала груда солёных огурцов и несколько луковиц. По тем временам стол был изысканным! Климанов разливал в кружки водку.
– Наливай на один глоток, Климанов! – говорил Смеляк. – Не воображай, что это чай или кофе! Водку надо пить одним глотком и закусывать всерьёз! Ваше мнение, Егоров?
– По-моему, так! Но сколько людей, столько и мнений! Толстой в «Анне Карениной» говорит: «Сколько голов, столько умов», – вероятно, столько же и методов пить водку!
– А в этом никто никаких препон не чинит. Только у нас одно условие: не терять управления собой!
Тем временем Климанов налил во все кружки. Сидящие за столом подготавливали закуску.
– Ну что же, товарищи! Приступим! – поднял свою кружку Смеляк. – Выпьем за то, чтобы все были живы, здоровы, чтобы вражеские пули нас облетали, а наши бы ложились прямо в цель и разили бы врагов нещадно! Чтобы каждый из нас сделал бы всё, что он может, для защиты и освобождения нашей Родины и все силы свои положил бы для этой священной цели! Так?
Чокнулись кружками и выпили, по глотку.
Питались, как сказал Смеляк, привольно, с чувством. Не спеша устраивали себе огромнейшие бутерброды и со вкусом заедали их хрустящими огурцами.
Вторую порцию водки выпили за всех тех, кто остался дома, за родных, близких, друзей.
«Обед» подходил к концу, когда Смеляк сказал Климанову:
– Ну-ка, Климанов, налей ещё по глотку. Есть у меня ещё один, самый главный тост! Все были хороши, все уместны, но есть ещё одна здравица. Нельзя не выпить. Давайте!
И когда все взяли кружки, Смеляк, держа в правой руке свою, сказал:
– Выпьем, товарищи, за нашего русского солдата! За его ратные дела! За его геройство! Выпьем за солдат нашего полка и пожелаем им славных дел, победы и, как говорили раньше, одоления! Мало, ох как мало ещё обучен наш солдат, все вы знаете, почему это так, и всё-таки я верю, вот ни на что не глядя верю, что всё-таки будут у нас наши, нашего полка герои и славными делами полк наш известен будет! За наших солдат!