Все дружно выпили и согласились с тем, что этот тост, действительно, самый главный!
И Климанов, стоявший в некотором отдалении, налил себе немножко и выпил. А он, все знали, был человек непьющий и к водке относился недоброжелательно. Но перед таким тостом и он не устоял!
А после обеда Варламов начал ворчать.
– Время теряется напрасно, бездарно, по-идиотски! Золотое время! Знать бы сейчас задачу, так можно было бы спокойненько, без рвучки, пока не теребят, не подталкивают, расчёты сделать. А так сидишь с закрытыми глазами! Безобразие!
– Не ворчи. Отдыхай и думай! Прикидывай разные варианты! А главное – набирайся сил! – отвечал Ураганов.
Смеляк сел на ящик в дверном проёме и любовался видами.
Егоров прошёл к музыкантам и увидел, что все они как один дружно спали! Очевидно, неожиданно полученная ими водка сделала своё дело! Кухаров спал полулёжа, а Саша Бондаренко спал, доверчиво положив свою голову на колени ему.
На всех парах проскочили Рязань. Промелькнула ещё большая станция. «Ряжск» – удалось прочитать Егорову. Поезд мчался, не сбавляя хода.
Куда же всё-таки мы едем?
К вечеру поезд прибыл на станцию Мичуринск. Масса военных на вокзале, забитые поездами железнодорожные пути, гудки паровозов.
В вагон Смеляка вошло несколько командиров, как оказалось, это были работники комендантского управления станции Мичуринск.
– Разрешите доложить, – обратились они к Смеляку. – Ваш эшелон будет иметь здесь довольно длительную стоянку. Можно дать людям горячую пищу. Ваше решение?
– Что же может быть лучше? Варламов, давайте команду!
Через несколько минут Белоножский уже играл сигнал «Сбор всех начальников». Варламов давал распоряжения по телефону, а ещё через несколько минут у вагона Смеляка собрались командиры рот.
Но благие намерения накормить людей горячей пищей не были осуществлены!
В тот момент, когда интендант из комендантского управления растолковывал командирам и старшинам рот технику получения горячей пищи, путь следования на ВПП и транспортировку супа и каши в вагоны, внезапно зазуммерил телефон в вагоне Смеляка и все невольно прислушались к голосу Варламова, взявшего телефонную трубку.
– Что? Паровоз подали? Когда-когда? Через пять минут отойдём? А как же… Ясно, ясно…
Ротные командиры заволновались. Пять минут мало! Надо срочно собрать людей. Да пока добежишь до своих вагонов! Безобразие какое! А тут ещё этот интендант! Всегда путают!
Смеляк подошёл к двери.
– Что же, товарищи! Отставить горячую пищу! Обойдёмся! Прошу всех по местам. А вас, товарищ интендант, убедительно прошу впредь более точно согласовывать свои действия с комендантом. Отправка эшелона по его команде делается, не по нашему желанию. Что же, он не знал, что вы решили нас кормить? Неудобно получается! Не знаю, кого устраивает такая неразбериха!
Интендант скрылся так незаметно, как будто бы его и не было.
– Белоножский! Давайте сигнал «Слушайте все», – сказал Егоров.
– Правильно. Уместно! И трепотня закончится!
Действительно, минут через пять послышался гудок, и поезд плавно двинулся вперёд.
Надвигалась тёплая, южная ночь.
А от Мичуринска тоже можно было попасть на несколько фронтов. Куда же двинется эшелон?
Смеляк сидел на ящике и смотрел на пролетающие мимо поля. Курил. В вагоне все спали. Егоров подошёл к двери и стал около.
Поезд летел, и ни одного огонька не встречалось. Будто бы все деревни, сёла, лежавшие по бокам железной дороги, вымерли!
– Да! – молвил Смеляк. – Научились маскироваться и мужички! Значит, не раз были пуганы с воздуха. Чёрт знает что! Ведь это же глубинка! Кому в голову могло прийти, что сюда, в Тамбовщину, полезут немцы!
Поезд замедлил ход и медленно стал проходить через крупную станцию. Большой, двухэтажный вокзал проплыл мимо вагонов.
– «Грязи», – прочитали одновременно вслух и Смеляк, и Егоров.
– Видите, какая станция? Грязи! И опять несколько направлений! Влево на Сталинград, вправо на Орёл, Брянск, а прямо – на Воронеж! Интересно, куда же мы будем поворачивать? Знакомы тебе эти места? – спросил он, повернувшись к Егорову.
– Знакомы! Тут неподалёку у мамы своей моя жена и дочка живут! Вот знать бы раньше, что через эти места поедем! Можно было бы телеграмму дать, вышли бы к поезду!
– Да что ты говоришь? Это, знаешь ли, редкий случай! Так где же они сейчас живут?
– Да вот, если в сторону Воронежа ехать, то будет маленькая станция У**, а у станции, километрах в трёх, тоже маленький городок, теперь райцентр того же названия. Там и существуют пока!..
– Интересно! Но кто же мог бы тебе это заранее сказать? Это я насчёт твоей телеграммы-то говорю! Вот и сейчас я, к примеру, не знаю, куда мы поедем! Но, знаешь, Егоров? Если будет на этой станции У** остановка, я тебе дам верховую лошадь с ординарцем, съезди на часок домой. Слово даю. Это, конечно, если в ту сторону поедем и если остановка там будет. А если нет, то уж не обижайся! Не в моей силе это! Ах ты чёрт, как получается-то!
Егоров благодарно пожал руку Смеляка, но надежды на свидание со своими у него всё же не было!
А поезд, чуть замедлив свой бег в Грязях, стал опять быстро набирать темп. Слева по ходу поезда промелькнуло величавое здание элеватора, и Егорову стало понятно, что поезд пошёл в Воронежском направлении.
– Теперь ясно, товарищ капитан! Едем на Воронежский фронт. Прямо поехали!
– Значит, к Ватутину! Это хорошо! С Ватутиным служить лестно! Полководец он лихой! И человек с большой буквы. Ты-то знаешь Ватутина? Это командующий фронтом. Но интересно, в какую армию нас вольют? Кто нашим шефом будет? Это большое дело!
Егоров внимательно слушал Смеляка, а сам пристально вглядывался в темноту ночи.
Да, война ощущалась вокруг. Не мелькало ни одного огонька, всё было замаскировано. А станции носили на себе следы вражеских авиационных налётов. Начали встречаться полуразрушенные станционные постройки, разбитые водонапорные башни.
А поезд ускорял и ускорял свой бег.
– Ну, когда же твоя станция? Скоро ли? – спросил Смеляк.
– Скоро! Вот сейчас будет разъезд, маленький, захудаленький, но с громким именем Московка! Почему такое название дали, никто, даже и старики не знают! А за ней и моя станция!
– Ну, давай гадать, остановится или нет! Остановится – даю тебе лошадь и час! Не остановится – вина не моя!
– Спасибо, Иосиф Степанович! – поблагодарил Егоров, невольно назвав Смеляка не по званию, как обычно.
Но поезд нёсся и нёсся. И вот начали приближаться знакомые Егорову места. Вот старинный вал, защищавший когда-то казаков от татарских набегов, вот оказавшееся разрушенным здание яичного склада, а вот и станция с развалившейся водокачкой, с разбитым главным зданием и путями, забитыми товарными вагонами.
Поезд мчался с предельной скоростью.
Егоров тяжело вздохнул.
Смеляк услышал этот вздох и взял Егорова за руку.
– Погоди, не унывай! Во-первых, мы могли и не ехать здесь. Это же случайность, что ты попал именно на это направление. Ну, ехали бы, допустим, в Орёл и не проехали бы мимо. А во-вторых: ты знаешь, наверное, есть ли дальше, неподалёку, большая станция?
– Есть, близко. Километров двадцать пять, Графская называется!
– Ну и отлично! Будет остановка – дам тебе теперь уже мотоцикл с водителем! Дорогу-то ты знаешь? Ну ладно. Часа три тебе хватит. Туда и обратно. Ну а если эшелон и уйдёт, то, по-моему, уже недалеко. Найдёшь! Да ещё за ними идут наши эшелоны, а потом и Семидев, и Осинин. Тут уже не потеряешься!
Но надежды и на эту возможность у Егорова не было.
И правильно сделали надежды, что не появились!
Через Графскую поезд пролетел на всех парах. Но изменил направление. На Воронеж надо было двигаться прямо, а поезд свернул влево. Это была ветка на станцию с поэтическим названием Ганна. Станция эта была тупиковая, и проходить на неё надо было через степи с редкими, всегда полупустынными станциями.
Отойдя от Графской километров на 30–40, поезд… остановился! И сразу наступила невероятная тишина. Слышно было только жужжание комаров и отдалённое кваканье лягушек.
Смеляк и Егоров молча выкурили по папиросе и стали ложиться спать.
Казалось бы, что именно в ночной темноте было бы целесообразно идти поезду до станции назначения, тем более что эта станция была, по всей вероятности, близко. Но поезд стоял и стоял. И только тогда, когда солнце поднялось уже высоко и было уже не утро, а самый настоящий, яркий, солнечный день, поезд медленно пошёл!
К моменту отхода поезда всё население вагона успело побриться, помыться, привести себя в полный порядок.
Капитан Варламов, предчувствуя близкое окончание поездки, уже разрабатывал план марша, очерёдностей выгрузки и был уже весь в заботах. Особенные заботы вызывала у него рота связи, где имущества было много, больше, чем у любого батальона, а личный состав был почти сплошь из очень молодых красноармейцев, и командир роты, и все взводные тоже были очень молоды! Не меньшее беспокойство вызывали и артиллеристы. Тоже очень уж молоды были командиры.
– Вот, товарищ капитан! – обращался он к Смеляку. – Конечно, я не спорю с вами, молодость очень хорошая вещь, и доверять молодым, бесспорно, надо! Но надо же, чтобы эта молодёжь следила за собой, чтобы думала о дисциплине! Был же приказ заменить малиновые с золотом петлицы на защитные, полевые, заменить знаки различия на зелёные же, снять пряжки со звёздами, нашивки на рукавах. Фуражки с цветными околышами заменить на пилотки, каски. Был приказ? Был. Строгий? Вполне! Ничего не сделано. Что же мы имеем на сегодня? Самок, командир сорокапяток, сделал всё наоборот! Всё начистил, весь блестит, сияет! Конечно, красиво. Да и сам-то Самок красив, чертёнок! Но ведь мишень-то какая! А он, юная дубина, этого понимать не желает, видите ли! Ведь будет же никому не нужная, глупейшая жертва! Надо что-то делать!
– Не надо преждевременно впадать в пессимизм! Уверяю вас, дорогой начальник штаба, что и Самок, и все другие поймут сами, что наше распоряжение является не прихотью, не блажью, а жестокой необходимостью. Увидят и познают сами важность маскировки. Ну что сделаешь с таким Самком? Хочется же ему как-то пощеголять. Небось, и сбрую у своей лошади начистил до блеска?