– По вагонам!.. – раздалась команда. Люди стали подниматься в вагоны и перекликаться с провожающими. Поднялся в вагон и Егоров, но шум прощания ещё долго не умолкал. Наконец послышался резкий свисток, короткий отрывистый гудок паровоза, и поезд медленно пошёл. Но состав этот не ушёл далеко. Он отошёл от воинской платформы, поманеврировал по путям станции и в конце концов остановился где-то в закоулке. Провожающих уже не было. Некоторые музыканты смотрели в открытую дверь, кое-кто устраивался спать. Ужинать никто не захотел. Через полчаса все уже спали. А поезд пошёл только в два часа ночи. Он быстро взял разгон и шёл на предельной почти скорости. Куда он шёл – никто этого в эшелоне не знал. Под утро заснул и Егоров.
Глава 5
В эту ночь в вагоне стало необычно уютно. То ли привыкли к вагону, обжили его, то ли вагон проникся духом товарищеских, человеческих отношений. А тут ещё пошёл дождь, и дождевые капли постукивали по крыше вагона, а в вагоне было тепло, вспыхивали искры самокруток.
Музыканты вспоминали былые дни, а Сибиряков беседовал с Егоровым:
– Беспокоитесь вы? А как же! Сомневаетесь… ясно почему… Всё равно будто в тёмную играете… да… Только, товарищ старший лейтенант, сомневаться не надо! Не подведём мы вас! Вот получим инструменты, вы и увидите, кто из нас чего стоит. Ну… Кое в ком, может, и ошибётесь, конечно… – улыбнулся он, – так ведь и без этого нельзя. А что оркестр у нас есть, то это факт!
И заснулось в эту ночь как-то легче, чем в последнее время.
Но вдруг поезд резко затормозил, остановился, а через несколько минут раздалась команда: «Выходи из вагонов!»
Раскрыли двери. Время было предрассветное, шёл моросящий нудный дождичек, никаких станционных строений не было видно. По бокам железнодорожного полотна стоял лес, было сыро и промозгло.
Егоров взял свои вещи и спрыгнул на землю. За ним стали выпрыгивать и музыканты. Последними соскочили Сибиряков и Кухаров, они собрали продукты и привели вагон в порядок.
Вдоль вагонов выстраивались подразделения. Было видно, как со стороны паровоза уже отходили в лес колонны. Подошёл капитан Безродный.
– Ведите своих людей, Егоров, вот за этой ротой. Увидите отдельный дом деревянный, там и остановитесь. А дальше будет видно.
– Товарищ старшина, постройте взвод и идите за мной, – обратился Егоров к Сибирякову.
Прошли через железнодорожный переезд, вышли на лесную дорогу, но дорога через лес скоро окончилась. Перед глазами идущих открылась большая площадка, когда-то, вероятно, бывшая опушкой леса, ибо вся она была окружена лесом. На краю этой опушки виднелся большой, длинный деревянный дом. За ним же виднелись крыши нескольких, уже небольших, домиков. А дождь всё шёл… мелкий, сеющий, назойливый. Было очень сыро. Подошли к дому, остановились и, пользуясь возможностью, закурили. Обратили внимание на то, что подразделения поворачивают в лес и скрываются там. Наконец к музыкантам подошёл капитан Безродный.
– Товарищ Егоров! В этом доме будет размещаться штаб части. Сейчас надо, чтобы ваши люди помогли расположиться штабу. Вот им всё покажет лейтенант Чарыгин. А мы с вами пройдёмся по территории и разыщем помещение для вашей службы.
Но разыскать помещение было совсем не простым делом. В лесу, в котором, по всем признакам, раньше размещался лагерь крупной воинской части, были устроены великолепные, большие, прямо-таки комфортабельные землянки. В этих землянках были полы, достаточно большие окна, отличные печи.
Каждая землянка была рассчитана на роту, не меньше. Но все землянки были уже полностью заняты, да и велики они были бы для оркестра. В конце просеки виднелось большое изящное строение, как оказалось впоследствии – лагерный летний театр. Среди землянок уже суетились старшины, дневальные. Красноармейцы готовились передохнуть.
Капитан Безродный долго молчал и наконец, очевидно, приняв решение, произнёс:
– Давайте пока разместим оркестр в палатке. А там… утрясёмся, устроимся, будет место и оркестру. Ручаюсь, что будет хорошо.
Штабное имущество было уже внесено в дом и почти расставлено по местам. Старшина Сибиряков с группой музыкантов пошли в палатку. Егоров побыл в штабе, проверил, как ставится палатка, а тем временем прекратился дождь, выглянуло солнце, и жизнь показалась совсем не такой уж плохой. Что-что, а воздух был очаровательный. В лесу было много сосен, цветущих кустарников.
Но вот уже повели подразделения на обед. Старшина Сибиряков посмотрел вопросительно на Егорова и сказал, что, пожалуй, время и оркестру пообедать.
Егоров согласился с мнением старшины, и уже через пару минут, тщательно приведя себя в порядок и построившись, музыканты пошли к столовой. И в это время Егорова окликнули. Повернувшись в сторону окрика, Егоров увидел подходившего к нему Добровина.
– Так что же вы, товарищ Егоров, думаете об обеде?
– Да, пожалуй, пора уже. Люди уже отбыли.
– Они правы. А где вы устроились на жильё?
– По совести говоря, не думал ещё об этом. Вот пока устраивали нечто вроде вигвама для музыкантов.
– В общем – хорошо. В домике, где мы разместились, есть ещё одно место. Если хотите, то мы можем быть все вместе.
– Кто же это все-то?
– А всё население нашей первой палатки. Народ хороший. А теперь идёмте в столовую. Это недалеко от штаба.
Комсоставская столовая не отличалась ни комфортом, ни качеством кушаний. Но, во всяком случае, суп был достаточно горяч, каша полита каким-то неведомым соусом, а чай был и вовсе хорош. Все столики были заняты командирами, и было заметно, что командиры сидели за столиками поротно, не смешиваясь пока с представителями других подразделений.
В глубине столовой виднелась дверь, за которой располагались столики с более чистыми скатертями и не с табуретками, а со стульями у столов. Егоров спросил у Добровина, что это за комната и почему туда никто не входил.
– Как же! Это комната для командования. Не для нашего брата.
Закончив обед и узнав, что ужин начнётся в восемь часов вечера и столовая будет открыта до девяти, а завтрак начинается с семи утра и продолжится до девяти, Егоров и Добровин направились к разреженной небольшой рощице, где стоял довольно длинный приземистый домик с большим крыльцом посередине.
– А вот и наш дом, – сказал Добровин. – Сейчас покажу вам наши апартаменты, а потом идите получать постельные принадлежности и устраивайтесь.
В той части дома, куда они вошли, были три комнаты, разделённые коридорчиком с печкой, обогревавшей все эти комнаты. Люди, что находились в комнатах, были хорошо знакомы Егорову. Здесь были и Шумин, и Родановский, и Полтинин, и Иницкий, были ещё Старухин и Калерин, тоже имевший отношение к «масштабу всей части». Все они дружно приветствовали Егорова и тотчас утвердили его в качестве «квартиранта».
Оказывается, постельные принадлежности получили ещё не все, поэтому отправились получать все вместе. На обратном пути, когда Егоров нёс одеяло, наволочки и громадную наволочку для тюфяка, к нему подошёл Сибиряков.
– Ищу вас, товарищ старший лейтенант. Что это вы несёте?
– Да вот… постель надо устраивать себе.
– Значит, нашли себе помещение? А то вот я и думаю-то… Вечер-то подходит. – И он пошёл проводить Егорова, да заодно и узнать расположение своего начальника. Кстати, он же помог набить сеном и тюфяк, и подушки, во время чего он доложил, что все музыканты тоже обеспечены постельными принадлежностями и что всё хорошо. Да только вот теперь его уже беспокоит вопрос инструментов. Что, дескать, уже слышал нелестную для музыкантов фразу: «Дармоеды идут!»
Решили в конце концов выполнить приказ командира части, то есть два дня использовать на хозяйственные работы, на устройство, а уж потом вплотную заняться делами своей прямой службы.
Глава 6
Хозяйственные дни были очень полезны для оркестра. Майор Рамонов нашёл для него очень хорошее помещение. Очевидно, это было здание, назначенное для лагерной библиотеки. Оно было деревянное, с фантастическими башенками, минаретами. Или в чём-то даже напоминало китайскую пагоду. В здании было два вместительных зала. В одном из них разместили жильё музыкантов, в другом «оркестровый класс». Стилизованное здание это было расположено в непосредственной близости от лагерного летнего театра и значительно удалено от землянок части. Это давало уверенность, что при получении инструментов и с началом плановых оркестровых занятий оркестр не будет мешать своими звуками ни учебным занятиям красноармейцев, ни штабу.
Беда пришла тогда, когда старшина Сибиряков, при участии музыкантов и знатоков строительного дела, произвёл детальный осмотр помещения. Выяснилось, что это архитектурное сооружение оказалось более чем лёгким, и даже в летние, более прохладные, ночи пребывание в нём становилось неприятным. Учтя все эти нюансы, Сибиряков предложил утеплить дом. С ним пришлось согласиться, и все эти дни Сибиряков, во главе музыкантского взвода, решал инженерные задачи, и от подъёма до отбоя все возились со шпаклёвкой, засыпкой и прочими процедурами.
В итоге вопросы жилья и быта оркестра были решены вполне хорошо. И пора было бы уже приступать к своей непосредственной работе. Но с чем? Майор Рамонов на очередной вопрос Егорова «Что же с инструментами?» неожиданно ответил:
– Вот скоро приедет комиссар, вот с ним этот вопрос решите.
Словом, впечатление у Егорова было такое, что он никому не нужен и оркестр, кажется, лишняя обуза в части.
В таком состоянии его однажды встретил батальонный комиссар Зеленин, который был начальником политотдела части и до приезда комиссара временно выполнял его обязанности.
– Что повесил нос, Егоров? Что не ладится?
Выслушав объяснения Егорова, Зеленин задумался, почесал переносицу и после небольшой паузы сказал:
– Да… И люди могут развинтиться… и вообще это не дело. Вот что! Зайдите завтра ко мне, в политотдел, что-нибудь придумаем.