И очень было приятно Егорову улечься спать на каком-то совершенно потерявшем подобие диване, накрывшись своею, ещё в части майора Рамонова полученной, шинелью тёмного цвета.
Спал крепко, самозабвенно, совершенно не слыша шумов, которыми, хочешь или не хочешь, сопровождаются процедуры выходов смен постовых.
А смены-то продолжались, и музыканты точно и чётко несли порученную им службу.
Глава 26
Кухаров, разбудивший Егорова утром, доложил:
– Уже приходил разведчик-то, коновод, справлялся, скоро ли, дескать, поедем? Коней уже оседлал, и всё готово. Идите-ка в штаб, может быть, уже готовы бумаги-то? Ехать ведь не близко!
Соломский, очевидно, через окно увидел подходящего Егорова и вышел ему навстречу с пакетом.
– Ну вот! Вот пакет, в нём всё, что надо. Там проверь только списки пополнения. С ними ведь едут и командиры. Поверку не проводи, проверь только наличие списков, а за людей старшие команд отвечают. Знаешь, где будет питательный пункт? Ну и хорошо. Там Баженов будет, лично! Сам-то позавтракал? Так давай поешь, и езжайте!
Провожать новоявленных кавалеристов вышел весь свободный от службы состав оркестра, а из штаба вышли Соломский и Ураганов, откуда-то утром внезапно появившийся.
Кони в конной разведке были хорошими, настоящими «строевыми» конями, и, вероятно, та вороная кобыла, которая была предназначена Егорову, немало дивилась, когда подошедший к ней обвешанный оружием командир долгое время пытался вскарабкаться на неё с правой стороны! Во всяком случае, лишённая возможности сказать что-либо язвительное по этому поводу, она негодующе поглядывала на него своим огненным глазом. Интересно было то, что ни Соломский, ни Ураганов, ни тем более музыканты не могли дать Егорову совета, как же всё-таки добраться до седла, и ничего не поделаешь, часть-то была всё-таки стрелковая, кавалеристов среди присутствовавших не было. И только коновод-разведчик, который тоже был кавалеристом постольку-поскольку, в конце концов пришёл на выручку Егорову.
– Вы, товарищ старший лейтенант, с левой стороны к коню подойдите и левую ногу в стремя вденьте, а рукой беритесь за седло, впереди, впереди и подтягивайтесь, а ногу, правую, заносите и прямо в стремя её! Вот так. И нетрудно. А теперь можно ехать? – Тут же он посоветовал Егорову не засовывать носки в стремя полностью, а сильно упереться ими в стремена, не столько сидеть в седле, сколько слегка прикасаться к нему, словом, вскоре дело пошло на лад.
Но вот показался и опасный переезд через железную дорогу, по которому с остервенением били немцы из орудий и миномётов.
Всадники заехали за дома и по совету разведчика – остановились.
– Тут такое дело, – начал разведчик. – Надо подождать немножко, вдруг будет немец бить по переезду, подождём и галопом на всей возможной скорости, а как только с насыпи съедем, то сейчас же ближе к избам и тоже галопом. А то попадём под огонь! Ты-то – можешь? – обратился он к Кухарову.
– Небось удержусь как-нибудь! За меня не бойся!
– А вы, товарищ старший лейтенант, в стременах крепче, повод не держите, конь сам пойдёт, за мной, а сами пригнитесь ближе к гриве. И держитесь. Ничего! Страшного тут нет ничего! Это не аэроплан! Падать в случае чего не высоко. Так, так… Вот и бьёт немец!
Действительно, раздался противный визг, вой, и чуть ли не на самом переезде раздался взрыв снаряда.
– Правильно мы рассчитали! Теперь небось ваши-то, в штабе, забеспокоились? А мы-то – целы! – очень довольным тоном говорил разведчик.
– Вот уже три разрыва, – считал разведчик. – Подождём до восьми и поедем!
– Почему же до восьми? Что за примета?
– Какая же примета? Тут просто расчёт. Миномёт у них шестиствольный, «Ванюша» называется, вот дают очередь, шесть получается разрывов. А потом, для страховки, ещё два снаряда из орудия подкидывают! Это всё проверено уже, тут без промашки делается. И вот после восьми залпов у них обязательно должен быть перерыв, хоть пять минут, а должен быть. Вот этот-то перерыв и есть наш!
Разведчик был прав. Было именно восемь взрывов. После этого, восьмого, взрыва разведчик хлестнул коня Егорова, а сам выскакал вперёд и понёсся к переезду. Егоров, памятуя наставления «бывалого конника», постарался сделать всё так, как его учил этот наставник, и вылетел вслед за ним на переезд. Кухаров, как истинный рыцарь, завершал кавалькаду.
Проскакали через рельсы, на скаку повернули к полуразрушенным домишкам и галопом помчались к выезду в поле. И не успели добраться до середины посёлка, как услышали ожесточённую пальбу из миномётов позади себя.
– Увидали, черти! Но теперь уже поздно! Однако, товарищ старший лейтенант, давайте-ка прибавим, а то ведь они могут огонь-то в глубину перенести. Э-гей!
Егоров чувствовал себя на коне не очень уверенно, и перспектива «прибавить рыси» была ему не очень приятна, но делать нечего, конь, видя ускоряющийся бег своего партнёра, сам прибавлял скорость. Егоров почти задыхался, но держался. Сзади скакал Кухаров, тоже без особенного удовольствия на лице.
Наконец выскакали в поле, и косогор закрыл от них только что преодолённую ими дорогу. Разведчик замедлил ход.
– Ну, теперь порядок! Теперь вы командуйте, а меня уж извините, если что не так! Теперь если только шальной снаряд, или ежели с воздуха! – Он помолчал, а потом добавил: – А вы молодец, товарищ старший лейтенант! Если в первый раз на коне, то куда там! Держитесь здорово! Мы ведь галопчик-то взяли всерьёз!
– Да? Значит, необычно ехали? Я и то почувствовал! Теперь давайте полегче! А вам я очень благодарен за советы, да и лошадь-то великолепная!
– Конь хорош! Учёный конь! У нас таких мало. Но ведь с непривычки и с учёного коня можно грохнуться! А вы молодец. Держитесь хорошо.
Словом, после такой скачки рысь, на которую перешли после небольшого перерыва, когда ехали шагом, показалась Егорову просто «детским лепетом».
Проехали село Александровку, забитое артиллеристами, проехали мимо почти совершенно разбитых зданий машинно-тракторной станции, проехали через большое, ещё с гражданским населением, село Новую Усмань, где было очень много тыловых частей и где их остановили для проверки документов на выезде из села, и, наконец, свернули в сторону Трёхсвятского.
Очень непонятно было Егорову, как это так, он, человек такой мирной профессии и вдруг оказался в седле, на военном коне, с оружием и даже не чувствует усталости. Может быть, всё в его жизни было неверно, и путь его был бы совершенно другим, быть может, он рождён быть полководцем, командиром, чёрт возьми, стратегом, так вот мчаться на скакуне, отдавать грозные распоряжения? Мелькнула мысль, что бы подумала Макся, увидев его верхом, в таком вот обществе молодых, здоровых и сильных людей с автоматами, гранатами, а разведчик, кроме всего этого, был ещё и с шашкой.
«Пожалуй, и не поверит моим рассказам! – подумал Егоров. – А сняться – все сочтут это хвастовством! Да и кто снимать-то будет? Фотограф хоть и есть в полку, да у него такая уйма дел, что и думать нечего его попросить. Ладно уж! Как-нибудь обойдусь и так! Можно Максе и не рассказывать!»
Но эти размышления Егорова весьма прозаически прервал Кухаров:
– А вот и Трёхсвятская! Быстро доехали! Куда будем причаливать?
– Сначала надо найти военного коменданта на станции. А уж он даст нам все координаты. Где же станция?
Посёлок был небольшой, очевидно, когда-то был дачным. Улочки были обсажены кустарниками, деревцами, неподалёку виднелся большой, густой лес.
Около рельсов стояло небольшое здание железнодорожного типа, но значительно меньше и беднее знаменитой Алексеевки, где не так давно комендантствовал Егоров.
Подъехали к станции, спешились, откуда-то сбоку подошёл красноармеец с карабином и сипло произнёс:
– Документы предъявите!
Предъявили документы и попросили доложить коменданту. Красноармеец скрылся в темноте станционной двери, а затем вышел и сказал:
– Проходите! Они сейчас на телеграфе, сказали, что через минутку выйдут.
Комната, где они ждали коменданта, когда-то, вероятно, была кассовым залом станции. Она была ещё меньше алексеевского зала, а обстановки в ней, собственно, не было никакой.
Из двери, ведущей, наверное, в телеграфную, послышался голос:
– Минуточку! Тороплюсь, тороплюсь! Уно моменто!
Речь говорившего совершенно не походила на речь военного, да ещё коменданта. Ожидавшие переглянулись и улыбнулись. Исчезла военная атмосфера.
– Вот и я! К вашим услугам!
Из комнаты телеграфа вышел лысоватый, совсем уже не молодой человек в форме железнодорожных войск, со знаками старшего лейтенанта в петлицах. Он внимательно, через очки, посмотрел на приехавших и совершенно по-штатски объявил им:
– Вот, пожалуйста! Я и есть комендант, если позволите! Чем могу быть полезен?
Егоров показал ему свои документы, пакет от дивизии и доложил, что вместе со своими сопровождающими прибыл за пополнением.
– Великолепно, великолепно! Сейчас я позвоню на сборный пункт, оттуда придёт человек, и уж тогда вы непременно всё получите! Но придётся подождать! Это не очень далеко, но и не так уж близко. Словом, часок вам придётся посидеть со мной! Устраивает вас это?
– Если это надо, то о чём же говорить?
– Вот именно! Тем более что спешить сейчас – рискованно, рискованно! Гораздо лучше вести людей тогда, когда – «ночной зефир струит эфир»! Не так ли?
Но, продолжая разговор в таком духе, комендант незаметно подошёл к телефону, соединился с «Окой» и неожиданно твёрдым голосом отдал распоряжение:
– Сейчас же вышлите представителя. Прибыли за запасом для Прохоровича. Ждут!
И совершенно другим, «светским», голосом продолжал:
– Вот и всё! Теперь нам остаётся одно: ждать и ждать. Вы курите?
Кухаров и автоматчик, потоптавшись немного, вышли из помещения.
– Мы к лошадям пойдём!
Комендант достал портсигар, протянул его Егорову.