– Прошу вас! Это ещё из старинных запасов. «Беломор» фабрики Урицкого. Ленинград. Довоенные! С позволения сказать!
Закурили и стали разговаривать. Комендант без промедления поведал свою историю. Оказался он, в прошлом, инженером-путейцем, служившим в Управлении Октябрьской железной дороги. Был мобилизован в конце 1941 года и после долгого пребывания в распоряжении начальника ВОСО именно этого фронта, откуда его и направили в качестве коменданта в Трёхсвятскую.
– Ну какая же это станция? Просто пункт высадки людей, выгрузки имущества! Но, представьте себе, иногда всё-таки не приходится спать. А это в моём возрасте уже трудновато! И, вообразите себе, отчёты и сводки замучили! Все, знаете ли, звонят и требуют! И все, знаете ли, в таких угрожающих, не всегда приятных тонах! К чему это так? А вы, простите, давно воюете?
Узнав, что Егоров дирижёр, что и теперь он всё-таки на этой должности, комендант разулыбался, разнежился и совершенно погрузился в воспоминания!
– Ах, музыка, симфонические концерты! Я же был всегдашним и постоянным посетителем концертов в Большом зале Ленинградской филармонии. У нас ведь были великолепные дирижёры! Элиасберг Карл Ильич, чудесный дирижёр, эрудированный музыкант! А наш Ельцын! Правда, это в основном оперный дирижёр, но он был великолепен и в концертах! А Самосуд? А Небольсин? Какие программы бывали в концертах! Я ведь помню и Глазунова! Правда, тогда я был значительно моложе, но помню его великолепно! Но, знаете ли, он писал чудесную музыку, но дирижировал плохо, неинтересно, хотя был окончательно влюблён в палочку, но всё равно оркестр при нём играл божественно! А где работали вы?
В разговорах время прошло незаметно, и совершенно неожиданно раздался голос:
– Кто прибыл от Прохоровича?
В дверях стоял плотный, подтянутый командир.
– Наряд имеется? Пожалуйста! – он просмотрел документы Егорова, содержимое пакета и после этого сказал: – Порядок! Как думаете вести людей? Сейчас или позже? С привалом, с питанием или сразу, за один переход?
– Конечно, с привалом, с питанием. Мы всё-таки далековато отсюда!
– Ясно, ясно! Через час люди будут здесь.
К удовольствию Егорова, коменданта позвали в телеграфную, и, пользуясь тем, что он остался один, Егоров решил использовать свободное время и написать письмо своим родным.
Час прошёл быстро. Вошёл тот же командир и доложил:
– Люди на подходе. Построим их по ту сторону путей, по обочинам, под деревьями. Незаметно будет.
Егоров поблагодарил коменданта за заботливость и внимание, пожал ему руку и вышел к своим «ассистентам», как их назвал комендант.
Хочешь не хочешь, а надо было садиться в седло. Это не вызывало радости у Егорова, но делать было нечего. Разведчик подтянул подпруги, о чём-то поговорил с лошадью, и – более или менее спокойно – Егоров оказался в седле. Подъехали к строю. Егоров внимательно осмотрел строй, людей было много, даже очень много, все были в новом обмундировании, хорошо подтянуты. Но Егорова удивило другое. Почти все стоявшие в строю красноармейцы были смуглыми, черноволосыми, по внешнему своему облику они напоминали не то узбеков, не то казахов. Подошли командиры, старшие команд, доложили о количестве людей, предъявили списки. Всё было оформлено правильно, все документы налицо. Можно было трогаться.
Но ведь Смеляк говорил, что здесь будет Корсун, начальник штаба дивизии. Его Егоров не видел, и это его немного беспокоило.
Он обратился к командиру – представителю сборного пункта:
– А скажите, был ли у вас сегодня подполковник Корсун, наш начальник штаба?
– Да, был. Утром. Проверил все списки сам и всё оформил, что надо! О ваших людях сказал, что здесь всё в порядке, а в отношении ещё двух нарядов обещал приехать вечером и разобраться более точно! У вас всё в порядке, можете не сомневаться!
– Ну, тогда желаю вам всего лучшего! – Они попрощались.
Одному из наиболее солидных старших групп Егоров поручил командовать строем, а сам в сопровождении Кухарова выехал вперёд. Разведчика же попросил замыкать строй.
День был нежаркий, и колонна шла не утомляясь. Шли спокойно. Благополучному движению помогало ещё и то, что красноармейцы шли без оружия (его они должны были получить уже на месте), только со своими вещмешками, носящими наименование «сидоров». Это, конечно, облегчало движение.
Красноармейцы шли молча, тревожно поглядывая вокруг. Даже спокойные лица Егорова и Кухарова не внушали им ощущения того, что здесь пока волноваться нечего и страхи пока что излишни.
Но вот показались и строения Новой Усмани, вот уже и деревья около въезда.
Навстречу Егорову подошёл Баженов.
– Ну вот и хорошо! И у нас всё готово, и обед, и чай! Здесь был подполковник Корсун, так он сказал, что к нам много идёт узбеков, казахов, так они чай обожают, я им чайку и приготовил! Это всё к нам? – показал он рукой на подходившую колонну.
– Да, это наши люди теперь.
– Так пожалуйста, заводите их в этот переулок, тут всё готово!
А из переулка этого вышли врач Маринин и симпатичный Егорову молодой медик Кряжев.
– И нас прислали сюда, проверить здоровье людей, посмотреть их ноги, руки! Сам понимаешь!
– Очень рад вас видеть! Вот вам люди, можете делать своё дело!
Красноармейцы уселись, кто где нашёл для себя удобным. Они расстегнулись, разулись, словом, расположились отдыхать.
Медики ходили от группы к группе и уже выражали сожаление, что нет с ними тоже молодого врача Сулейманова, который был по национальности узбеком и мог бы быть прекрасным переводчиком. Оказалось, что многие красноармейцы плохо владели русским языком.
Баженов приступил к раздаче пищи. Суп из мясных консервов был очень вкусным, густым, хлеб, только что полученный из полевой хлебопекарни, – мягким и душистым. Аромат крепко заваренного чая заполнял переулок. Красноармейцы заулыбались и явно повеселели.
Ели медленно, наслаждаясь вкусной, питательной пищей. Чай же пили просто с самозабвением, хотя чай и не был зелёным. Начались и разговоры. Многие спрашивали: а страшен ли немец? А хорошие ли люди в полку? Приходят ли в полк письма? Даже повара, ротные кашевары, привезённые сюда Баженовым, давали пространные положительные ответы и стремились внушить новым красноармейцам, что они должны быть горды тем, что попали в их полк.
– У нас и командир полка по фамилии Смеляк! Понимаешь, что это значит? У нас все орлы и герои! И вы такими же будете. А немец – он что же? Ведь он тоже из мяса и костей. И никакой он не герой и не храбрец. Так же бьют немцев, вон их сколько лежит-то! Его, немца-то, не бояться, а бить надо, чтобы не лез, куда его не зовут. Вот так-то!
Было уже пять часов вечера, и Егоров думал уже строить людей и двигаться, как он уже сам считал, – «домой»! С этой мыслью он уже дал распоряжение своему разведчику седлать коней, а Кухарова послал найти того самого командира, который командовал колонной, как вдруг неожиданно подбежал один из командиров штаба дивизии, которого Егоров знал, но знаком лично не был, и торопливо, проглатывая окончания слов, доложил:
– Начальник штаба дивизии приказал построить людей и вывести на луг около реки, правее моста. Там будет мероприятие, на котором должны быть ваши люди, а к себе пойдёте прямо оттуда! И, пожалуйста, побыстрее! – и моментально исчез, будто бы его ветром сдуло.
Так и не успел Егоров узнать, что это за мероприятие такое.
По плану, данному ему Смеляком, никакие мероприятия в его действия не входили. Но он вовремя вспомнил, что приказ вышестоящего начальника во всех случаях должен выполняться, и поэтому отдал распоряжение на построение.
Может быть, под влиянием сытного обеда и вкусного, крепкого чая, быть может, и в результате бесед со «старослужащими», настроение пополнения поднялось, и построились быстро, чётко, даже с желанием.
Вышли к реке, повернули вправо и в самом деле увидели большое количество военных, построенных квадратом с большим пространством посередине.
Егоров увидел и подполковника Корсуна, и начальника политотдела дивизии майора Бобкова, и Костровского, стоящего с группой командиров неподалёку от Корсуна.
Егоров спешился, подошёл к Корсуну и доложил, что пополнение для части Смеляка прибыло. Корсун поздоровался и приказал:
– Постройте своих людей вот между этими частями и стойте до того времени, пока я не разрешу уходить. Да, у вас, кажется, подавляющее большинство националов? Знают ли они русский язык?
– Некоторые, как я мог заметить, владеют русским языком слабо! – ответил Егоров.
– Если так, то, может быть, им и не надо присутствовать. Постойте-ка! – Корсун подозвал одного из группы командиров, стоящих в компании с Костровским, и начал тихо говорить с ним. Егоров видел, что на доводы Корсуна этот командир отвечал отрицательно и, очевидно, настаивал на присутствии даже и тех, кто плохо пока понимает русскую речь.
– Ну хорошо. Пусть будет по-вашему! – ответил Корсун и, подозвав Егорова ближе, сказал:
– Вот видите, наш начальник Особого отдела считает, что даже и не понимающим русской речи будет полезно побыть здесь. Но, может быть, есть переводчик?
Один из командиров пополнения сообщил, что он с грехом пополам может перевести, но что он вообще-то не очень хорошо владеет узбекским языком.
– А вы знаете, что будет-то здесь? – спросил Корсун Егорова.
– Никак нет. Командир полка ничего мне не говорил.
– Так вот. Задержали несколько дезертиров с поля боя и согласно закона военного времени будут их расстреливать. И в порядке назидания вот этот грозный начальник предложил их расстрелять публично, перед глазами тех, кому надлежит идти на поле боя, чтобы у них, дескать, не явилось желания стать дезертирами. Вот как!
Егорову стало очень не по себе. Он должен стать свидетелем расстрела? Да! Закон такой есть, и, очевидно его надо применять, но, вероятно, это можно и надо делать не при людях? Что может быть страшнее и мучительнее такого зрелища?! Другое дело смерть в бою! А это?..