– Товарищ подполковник! – обратился он к Корсуну. – Быть может, моих националов всё-таки лучше увести? Толком они не поймут, в чём дело, а в полк придут с таким настроением, что хуже и не придумаешь.
– Вот об этом-то я и говорил ему! Но убедить его трудно. Я его не мог убедить! А вас-то он и слушать не станет. Не в том вы ранге! А! Пусть будет так, как он находит лучшим!
Егоров стал думать о том, как же быть ему самому. Мысль о том, что ему придётся быть свидетелем такого жестокого зрелища, как расстрел, повергала его в смятение, ему хотелось уйти, переждать где-нибудь это время, но его отсутствие сейчас же будет замечено порученными его попечению людьми, это, конечно, будет неудобно, нетактично, и, бесспорно, поступать так не годится. И, подумав, он решил остаться.
В лучшем положении оказались Кухаров и разведчик. Они попросту сказали Егорову, что им надо быть около лошадей, а сюда, к такому большому построению, лошадей подводить, конечно, неприлично.
А в это время на середину построения вышел неизвестный Егорову командир и дал команду «Смирно». После этого на середину вышли подполковник Корсун, майор Бобков и начальник Особого отдела. Поздоровались. Прозвучал громкий, мощный, но не совсем слаженный ответ. После команды «Вольно» начал говорить речь майор Бобков. С первых же его слов Егорову показалось, что майор Бобков чувствует себя не в своей тарелке, он явно волновался, а поэтому терял нужные слова, заменял их всяческими «э-э-э», «значит» и так далее. Речь его была клочковатой, и, подумал Егоров, переводить его было неудобно! Он говорил о высокой чести защитников Родины, о славе русского оружия, о священном долге воина, а затем перешёл к тому, что и среди воинов есть трусы и предатели, забывающие о своём долге, что нет преступления более гнусного, чем дезертирство, и что оно сурово карается. Несколько таких изменников обнаружено и среди них, и сегодня, при всех (он обвёл рукой, якобы захватывая, весь молчаливый квадрат войск), их постигнет суровая кара Родины.
– Введите приговорённых, – закончил он свою речь.
В середину построения ввели пятерых мужчин. Они были босы, гимнастёрки были без поясов, головы обнажены. Держались они плохо, вид их вызывал и отвращение, и почему-то презрительную жалость. Шли они в окружении двенадцати бравых, щеголевато подтянутых красноармейцев с автоматами в положении «на руку».
Приговорённых поставили точно на середине свободной площади, и автоматчики окружили их с трёх сторон, оставив только одну сторону, направленную на стоящих перед ними представителей командования, открытой. Стояла жуткая тишина. Кажется, стоявшие в строю сдерживали дыхание.
Подполковник Корсун кивнул головой куда-то в сторону, и на середину против приговорённых вышел командир с папкой для бумаг в руках.
Он встал в положение «смирно», не торопясь достал из папки лист бумаги, надел, также не спеша, крупные роговые очки и слегка повышенным тоном начал читать приговор военного трибунала.
«Секретарь трибунала», – догадался Егоров.
Чтение приговора не заняло много времени. Да и что было, собственно, расписывать в приговоре? Положение было совершенно ясным, и, конечно, чтение это было данью форме, традицией.
И всё же последнее слово приговора прозвучало страшно:
– …приговорил к смертной казни через расстреляние… – разнеслось по рядам.
Пополнение, стоявшее неподалёку от центра, присмирело, и, грешным делом, Егоров подумал, что, пожалуй, эти молодые красноармейцы, которые в любом случае ссылались на плохое знание русского языка, кажется, всё поняли. Тем более что молодой командир, взявший на себя обязанности быть переводчиком, счёл за лучшее обойтись без перевода, стоял поодаль от строя и упорно поглядывал в землю.
Секретарь трибунала закончил чтение, методично сложил приговор и положил его в папку, после чего, приложив руку к пилотке, что-то сказал подполковнику, наверное, попросил разрешения идти, подумал Егоров, так как Корсун что-то коротко ему сказал и тоже откозырнул.
В тишине прозвучал голос Корсуна:
– Приговор привести в исполнение…
Очевидно, по команде приговорённые повернулись кругом и оказались теперь уже плотно окружёнными автоматчиками. Они двинулись к оставленному для них проходу и направились к густым кустарникам, росшим здесь же, на берегу речушки. И Егоров было успокоился: ну повели их, и всё, наверное, не будет никаких расстрелов, заменят им эту меру приговором в штрафную роту, а там уже другое дело… Возможно, что так же думали и сами приговорённые. Но вот они скрылись в кустах, и с невероятным громом, совершенно не так, как обычно, раздались, загрохотали выстрелы в этих кустах!
Возмездие свершилось!
Строй стоял молча, застыв и без команды «Смирно»!
Егоров подбежал к Корсуну и чуть ли не дрожащим голосом попросил у него разрешения вести своих людей.
Корсун посмотрел на него как-то необычно, будто бы сквозь плёнку какую-то.
– Да! Ведите! И осторожнее. Там переезд этот проклятый. Дождитесь темноты.
Очень быстро Егоров вывел своих людей из этого живого квадрата, сам скомандовал «Шагом марш» и только после этого взобрался на своего коня.
И Кухаров, и разведчик – тоже были молчаливы.
Только Баженов и врачи, которые не были на этом «мероприятии» и ничего о нём не знали, хотели было рассказать что-то забавное Егорову, но, очевидно, по лицу его догадались, что, кажется, была какая-то неприятность.
– Что у вас случилось? – спросил Кряжев.
– И вы, и люди все ваши что-то не такие, как обычно…
Егоров коротко рассказал обо всём, чему ему и пополнению пришлось быть свидетелями.
Баженов и врачи опешили!
– Как? Такую историю перед пополнением, идущим в бой, разыграли? Да что они?..
Но эти разговоры, конечно, ничему помочь не могли.
Вид у пополнения был весьма не боевой.
Шли в абсолютной тишине. Но когда спустилась темнота и стало видно зарево над В** и над восемнадцатым авиазаводом, когда стали отчётливо слышны взрывы и выстрелы, когда появились ракеты и дорожки трассирующих пуль, пополнение начало явно робеть!
Стали слышны выкрики старших групп:
– Не отставать! Ничего страшного нет!
– Чем ближе к врагу, тем безопаснее!
Теперь Егоров и Кухарова отправил в хвост колонны.
Стало очень страшно, если он не доставит в полк людей в точном соответствии со списками.
Но вот и переезд.
Как будто бы всё спокойно. Темно. Видимость плохая. Неужели с колокольни можно заметить людей на переезде?
Или лучше по способу разведчика дождаться восьмого разрыва, а потом уж дать команду «Бегом марш»? И он решил всё-таки последовать совету разведчика. Утром-то получилось так хорошо! Ах! Если бы и теперь удачно перевести людей…
Старшие групп развели людей по обеим сторонам дороги и тесно прижали их к остаткам стен и заборов.
А переезд был рядом. В случае чего легко можно всех поднять и бегом перемахнуть через переезд.
И не успел Егоров подумать об этом, как пронзительно взвизгнула мина и ослепительный взрыв потряс воздух на переезде! Ещё! Ещё! Да! Совершенно точно, шесть раз. Пауза. Пять секунд, десять, ещё мгновение, тр-р-р-рах! И за ним ещё раз!
Можно! Есть перерыв.
– Бегом марш! – отчаянно заорал Егоров, до этого момента не умевший орать!
– Шире, шире!
Люди мчались бегом. Вот мимо проскакал разведчик. «Молодец! – подумал Егоров. – Он же их должен остановить по ту сторону и построить! Не бежать же бегом всю дорогу».
К нему подскочил Кухаров.
– А вы-то чего стоите? Вот почти все уже перескочили. Давайте-ка в галоп! А то попадём мы с вами! – Он ударил егоровского коня, и конь полетел вперёд. Не успели они повернуть своих коней в боковую улицу, как переезд осветился новым разрывом.
Пополнение, тяжело дыша, переводя дух после бега, стояло в боковой улице, на бывшем когда-то тротуаре, и ждало дальнейшего решения своей судьбы.
– Все целы? – спросил Егоров.
– Целы! Живы! – услышал он гул голосов в ответ.
– Проскочили!
– Ну и прекрасно. А вы боялись! Хитры немцы, но их перехитрить запросто можно! Так что, товарищи, смотрите веселее! Панике не поддавайтесь! Шагом марш!
Соломский и музыканты ждали у штаба. Не дожидаясь никаких докладов, Соломский подбежал к Егорову, помог ему сойти с коня и с чувством стал жать ему руку.
– Ну молодец! Всех привёл? Всё в порядке? Мы боялись за тебя, за всех вас! Слышишь, что делается на переезде? А в Чижовке – ты послушай только! Чёрт их знает! Ну хорошо, что всё в порядке.
Егоров поблагодарил разведчика, крепко пожал ему руку, чего разведчик не ожидал и в ответ так сжал руку Егорова, что тот крякнул от боли.
Старшина Королёв подскочил:
– Обедать, товарищ старший лейтенант! И суп готов. И чай тоже! И вообще вам отдохнуть надо. Шутка сказать, сколько километров верхом, да ещё, может быть, в первый раз! Идёмте!
Но Соломский взял Егорова за руку и сказал:
– Вы, старшина, идите и готовьте там всё, а сейчас ваш начальник пойдёт со мной в штаб, поработает кое-чего, а уж потом и домой. Вот как!
Пополнение, пользуясь возможностью отдохнуть, расположилось во дворе, усевшись на землю у стен домов, прикрывшись от возможностей прямого попадания. Курили, прикрывая цигарки ладонями. Слышался приглушённый разговор.
– Старшие групп, со списками ко мне! – отдал приказание Соломский.
С помощью Егорова Соломский проверил списки, копии их оставил себе, заверил их своей подписью и печатью и тут же объявил старшим, в какой батальон они будут отправлены, причём тут же давал характеристику батальонам и батальонным командирам, причём все батальоны у него получались лучшими, комбаты же все становились «мировыми»!
– А теперь отдыхайте и ждите. Связной придёт за вами позже. Поговорите со своими людьми и разъясните им, как надо пользоваться скрытой переправой и ходом сообщения, да напомните о том, что ходить в рост на той стороне нельзя, надо ползать, если жить хотят. Оружие и питание ждут вас в ротах. Привет! Желаю удачи!