ьно, оркестр будет разбит, выведен из строя.
Надо найти выход из положения. То есть надо их, музыкантов, и посчитать как резерв, и в то же время сохранить, уберечь от могущих быть последствий. Над этим думал Егоров, но голос Ураганова вывел его из задумчивости:
– Ну, как же быть? Ротных командиров снимать нельзя, это точно. Взводные – не та фигура. А больше нет никого. Остаётся один Егоров. Как ваше мнение?
– Ну что же! – сказал Смеляк. – Правда, я Егорова на другом деле хотел использовать, но придётся, видно, согласиться. Товарищ Егоров! – позвал он.
– Слушаю, товарищ капитан!
– Вам новое задание! Вы, может быть, и удивитесь, и возражать попытаетесь, но мы этот вопрос уже обсудили и решение приняли. Так! Принимайте штаб второго батальона. Конечно, временно! Мы же пошлём заявку на человека для этой должности, а пока что беритесь! Работать вы умеете, обстановку знаете. Комбата тоже знаете, парень хороший. Так что – так вот! Явится связной – и в путь!
– Слушаюсь, – отвечал Егоров. – Но разрешите одно только слово.
– Говорите, говорите.
– Я же всё-таки не очень уж такой военный человек! Многого я не знаю и очень многого не умею. Если мне суждено погибнуть, значит, так надо, но ведь я могу по своему незнанию людей подвести? Ведь это же как-никак, а батальон!
Смеляк задумался:
– Верно говорит! – Но сейчас же приободрился, подтянулся и уже другим тоном сказал: – Всякое дело кажется мудрёным до тех пор, пока в него не вникнешь и не разберёшься в нём. Так и здесь! Голова у вас, Егоров, нормальная, в обстановке вы разбираетесь, что к чему – видите. А насчёт людей – сами не захотите погибнуть и людей под удар не подведёте. Ни пуха ни пера!
Словом, через полчаса Егоров в сопровождении Кухарова и связного полз в расположение второго батальона, который, волею судьбы уйдя далеко от реки, благодаря извилинам этой самой реки оказался опять на берегу!
Егоров чувствовал себя далеко не уверенно.
Глава 27
Как во всех подразделениях капитана Смеляка, на участке расположения второго батальона трудно было предположить, что здесь расположен батальон, то есть крупное, мощное подразделение. Не было видно людей, ничто не выдавало расположившейся здесь воинской части.
Берег реки подходил прямо к домикам уже городского типа, к улице, вымощенной булыжником.
Правее виднелись руины зверски разрушенного когда-то солидного моста. Связной шёпотом сообщил, что назывался этот мост Чернавским.
Неподалёку были видны стены приземистого красного здания. И о нём поведал связной ещё тише и таинственнее:
– Яхт-клуб! Ещё Пётр Первый строил. Всё время из рук в руки переходит. То мы в нём, то немцы. Сегодня наши в нём.
Среди городских зданий возвышались трубы, своим очертанием напоминавшие о пивном заводе. Так впоследствии и оказалось. А над всем этим царила громадная и стройная башня колокольни монастыря. Как стрела.
Конечно, без связного Егорову было бы трудно найти не только штаб батальона, но и батальон вообще.
Блиндаж штаба был открыт в песчаной отмели на берегу. Несмотря на то, что в блиндаже налицо были все предохранительные меры, войдя в него, Егоров посмотрел на все эти накаты весьма подозрительно. Не внушал этот блиндаж доверия и не казался таким надёжным, как блиндаж Смеляка, откуда только что вышел Егоров.
Убитого начальника штаба уже похоронили, и комиссар батальона, молодой старший политрук сидел за подобием стола в штабном блиндаже и, мучительно морщась и, очевидно, страдая, писал извещение о геройской смерти матери убитого.
Егорова он встретил с некоторым недоумением. На его лице было написано: «А зачем это к нам капельмейстера прислали?» Но, будучи человеком воспитанным, он всё же сказал:
– Очень рад видеть! Неужели у вас к нам дело, если сюда, в это пекло, забрели?
– Уж рады вы или не рады, но, конечно, забрёл я сюда по делу. Назначен к вам начальником штаба!
– Вы? Начальником штаба? Но ведь вы же, так сказать…
– А вы говорите прямо. Я же не обижусь, тем более что вы обязательно скажете правду. Вы хотели сказать, что я капельмейстер, музыкант?
– Именно это! Или… неужели такие потери в командном составе, что вас назначили на эту должность?
– Не могу сказать о потерях, но положение серьёзное, людей недостаёт, а жизнь требует действий.
– Так вы, товарищ Егоров, простите меня! Имейте в виду, что я очень рад тому, что вы будете у нас. Думаю, и комбат будет доволен.
– А кстати, где комбат? Надо представиться ему и получить указания от него. Сидеть сложа руки сейчас неуместно.
– Вы правы. Но комбата найти трудно. Он, знаете, достойный ученик и Прохоровича, и Смеляка. На месте не сидит. Всё по ротам, по землянкам. И сейчас где-нибудь там, поближе к опасным местам. Людей действительно мало, так он на местах изучает возможности, как с наименьшим количеством людей достичь наибольших эффектов. Но мы попытаемся найти его.
Комиссар подозвал связиста, и они начали звонить по ротам. Минут через двадцать комбат был обнаружен в разведвзводе, ему сообщили о прибытии начальника штаба, и он сказал, что постарается немедленно появиться.
А пока его ещё не было, комиссар ввёл Егорова в положение дел в батальоне. Фронт батальона был невелик, но насыщен немцами и представлял определённую трудность. Перед батальоном была, верно, только одна линия немецких окопов, но за этой линией шли уже дома, превращённые, по сути дела, в доты, и немцев надлежало выкуривать уже из каждого дома в отдельности. Между домами и берегом, где-то впереди окопов, было здание, вернее, остов здания, Петровского ещё яхт-клуба, которое служило яблоком раздора. Сегодня пока яхт-клуб в наших руках, но может внезапно оказаться в руках немцев. Ближайшая задача – овладеть окопами немцев, тогда яхт-клуб будет уже за нашей спиной и перестанет угрожать нам, а овладев окопами, надо будет накапливать силы для выкуривания немцев из домов и овладения кварталом, улицей и так далее. Но народа маловато!
– Знаете, националы почти все переранены и в большинстве своём отправлены в санчасть. Но не подумайте дурного. Нет! Это хорошие, прекрасные люди, но осторожность была им чужда. Совершенно забывали о том, что их могут убить, покалечить, собирались на поле человек по десять–пятнадцать, а немцам только этого и нужно. Но уже те, кто всё понял сразу, эти просто настоящие рыцари. Воюют бесстрашно, но осторожно. А стрелки – замечательные, бьют без промаха, прирождённые снайперы, честное слово! Всё это так, но людей-то всё-таки мало! Мало!
Тут вошёл комбат. Он тоже был не так давно назначен на эту должность, но уже успел завоевать признание и в батальоне, и в полку. Он был молод, строен, подтянут, тщательно выбрит и изысканно вежлив.
– Лейтенант Солдатенков! – отрекомендовался он. И, рассмотрев Егорова, удивился: – Позвольте! Сказали же – начальник штаба батальона, а вы же ведь дирижёр?
– Так точно, – отвечал Егоров. – Когда надо – дирижёр, а когда нужно другое, то и начальник штаба батальона!
– Ах, так? – рассмеялся Солдатенков. – Ну и великолепно! Знаете, мне это нравится! Я люблю такие положения. Вы в курсе дел?
– Да! Комиссар мне всё рассказал, и, за исключением ваших соображений и указаний, мне всё ясно.
– Какие же мои соображения и указания? Цель ясна! Она всему полку ясна, эта цель! Яснее не придумать. А указания? Вот, прежде всего, дела батальонные. То, что было у нашего, теперь убитого, друга, начальника штаба. Тут все его дела. – Солдатенков вынул из своей полевой сумки две общих тетради и небольшую пачку бланков разных форм, аккуратно завёрнутую в дивизионную газету.
– Да, и ещё вот карты и карандаши. Больше штабного имущества нет! Телефонами и рацией связисты заведуют, но они всегда при вас находятся, снабжением и всем прочим – хозяйственники. Словом, всё как у людей. От вас прошу ажура в людях, в точности всех данных и в оперативном содействии. Большего мне не надо!
Контакты были налажены, и работа началась.
Егоров с удивлением заметил, что он привык как-то к масштабам полка и объём работы в батальоне ему казался уже не таким крупным: взаимоотношения с командованием батальона установились вполне хорошие, работать было даже, если это уместно в фронтовых условиях, приятно. Единственное, что его беспокоило, это то, что, будучи оторванным в какой-то степени от штаба полка и от Смеляка, он мало знал о своих музыкантах и побаивался, чтобы их не разбазаривали по другим подразделениям.
Но он нашёл выход.
В один из более или менее спокойных моментов он сказал Солдатенкову:
– Всё-таки непорядки у нас! Писарей в штабе батальона нет, посыльных нет, ординарцев и тех нет! Что это такое? Всё это всё-таки сказывается на работе!
– Да ведь у вас же есть Кухаров? – отвечал Солдатенков.
– Ну что же один Кухаров? Во-первых, в отношении писарской работы это пустое место! Посыльным его сделать – не может же он один во все подразделения поспеть? Сколько нам надо людей в штаб?
– А где я их возьму? Егоров, дорогой, вы же лучше меня знаете, что людей недостаёт?
– Вот я и хочу предложить вам дело. Из подразделений брать никого не будем, а давайте попросим Смеляка дать нам сюда музыкантов моих! Они сейчас у Соломского комендантский взвод изображают, а здесь-то люди нужнее. Попросим, чтобы оставил на охране инструментов человека три-четыре, а остальных сюда, в штаб. Но не в роты!
– А почему не в роты? В ротах-то ещё полезнее!
– Скажу! Всё-таки это музыканты! В роту пойдёт – через день-два риска – может быть убит. Верно? Музыканта-то и нет! А ведь не за горами время, когда музыкант будет очень нужен. Верите в это?
– Я-то? Ещё бы не верить! Конечно, верю и жду, жду этого времени!
– А где их тогда взять, музыкантов-то? Их и нет. Будьте уверены, из тыла их нам не пришлют. А тут-то мы их с вами и сбережём! Конечно, и тут могут быть потери, но всё-таки оркестр мы сохраним. Ваше мнение?