В разговорах время прошло незаметно, и совершенно неожиданно подошли и егоровские музыканты, и семь бывших санитаров, имевших какой-то сконфуженный вид.
Быстро познакомились, хотя, несомненно, все знали друг друга, покурили, оформили «санитаров», или «медиков», как их сейчас же окрестил весельчак и острослов ударник Соколов, и стали решать, как быть на ночь.
Решили идти в Никольское, это совсем рядом, километр, не больше. И окончательно разместиться там. Но Егоров расстроил всех своим сообщением, что ему надо идти на передовую и он поручает им разместиться самим, не забыв выделить один из домов для репетиционных целей.
– Вы сейчас идёте? – забеспокоился Королёв. – И я с вами! Мне-то обязательно надо посмотреть, что это за музыканты такие у Осинина. Идёмте, товарищ старший лейтенант. Они и сами всё сделают!
– Сделают, понимаю! Но кто у них будет старшим?
– Зачем им старший? Кухаров всё обмозгует и устроит, а уж если старший по командной линии, то есть же старшина Ростовский, вот он и покомандует! Давай, Ростовский! Только потом не мешай Кухарову, а делай всё, как он скажет. Давай! Шагом марш!
Музыканты пошли в сторону Никольского, а Егоров в сопровождении Королёва двинулись к передовой, опять через переправу!
Путь в полки Семидева и Осинина был от переправы в другую сторону, и зайти к Смеляку не удалось, а хотелось Егорову побыть хоть минуточку со своими добрыми друзьями. Зато у Семидева был полнейший успех! Музыканты, ставшие отличными стрелками, очень обрадовались, узнав о том, что есть возможность вернуться к музыке, и очень удивились, когда Егоров им сказал о том, что Семидев их отпускать не хочет.
– А для чего мы ему нужны? Стрелка подготовить можно быстро, мы тоже, когда в роту пришли, плавали как кули в воде! Да нет, отпустит! Чего там!
Начальник штаба полка посмеивался, а потом сказал:
– Есть распоряжение поступить по вашему желанию. Хотите остаться – очень рады, не хотите – тоже рады за вас. Только напишите рапорта!
В общем, от Семидева Егоров уходил со списком в пять музыкантов, и вполне хороших, а также с заверением начальника штаба полка, что утром они будут в штабе дивизии.
Переползание, падание со всего маху лицом вниз под лучом прожектора – и наконец блиндаж Осинина.
Осинин, как всегда, с золотой звездой на гимнастёрке, был угрюм, недоволен и цедил слова сквозь зубы.
Еле-еле поздоровавшись с Егоровым, он процедил:
– Звонил мне Прохорович. Приказал сделать по вашему желанию. Пожалуйста! Смотрите, люди здесь!
Егоров поблагодарил.
– Не будем здесь мешать! Выйдем-ка наружу, там и поговорим!
– Пожалуйста! – иронически произнёс Осинин.
– Ну, как хотите, товарищи музыканты? – просто, дружески обратился к музыкантам Егоров. – Хотите – переходите в оркестр, но только с условием: заниматься всерьёз! От репетиции до репетиции и от игры до игры паузы не выдерживать. Заниматься инструментом ежедневно, по расписанию, следить самим за техникой, за звуком, словом, совершенствоваться. А то и переходить не надо. Не будете заниматься – опять сюда, другого пути нет!
– Конечно, хотим! – все вместе заговорили музыканты.
– Хоть людьми себя почувствуем.
– Здесь ведь только одно и слышали: «лодыри» да «бездельники», «дармоеды»! Теперь вот в ротах, а названия эти так и ходят за нами, и от кого?
– Свои мужики и слова лишнего не скажут, ротный, взводный как люди обходятся, а полковой, как что, посылай, говорит, «лодырей» этих! Сколько времени ни черта не делали, ваньку валяли, пусть теперь отплачивают!
– Хоть сейчас побежим к вам, товарищ старший лейтенант!
Егоров справился, кто же на чём играет, Королёв поговорил с ними, словом, всех их Егоров решил взять с собой.
– Так, товарищ майор! Вышло по-вашему. Беру всех! – доложил Егоров Осинину.
Осинин медленно поднял глаза на Егорова. Посмотрел. Фыркнул куда-то в сторону.
– Всех? Берите! Избавлюсь от этих дармоедов! А то глаза промозолили. Оформляйте их перевод! – отдал он приказание адъютанту.
– За что же вы их так, товарищ майор? Они-то ведь ни в чём не виноваты!
– А это уж моё дело, товарищ старший лейтенант. Уж перед вами-то я отчитываться не намерен!
– Простите, товарищ майор. Я и не думал этого.
– Так вот! Всего хорошего.
Егоров удивлённо посмотрел на Осинина. Отошёл в сторонку и попросил адъютанта ускорить процесс оформления документов. Он решил всех этих музыкантов взять сразу с собой. Документы адъютант подготовил быстро. Егоров взял их, пожал руку адъютанту и вышел к музыкантам. Они ждали егоровского решения и тихо переговаривались с Королёвым.
– Ну, товарищи! Всех вас мы берём. Приказ и аттестаты на вас – уже у меня. Быстро идите, возьмите свои сидоры, если есть, шинелишки, попрощайтесь с товарищами и быстро сюда. Мы вас будем здесь ждать, но недолго. Ну, полчаса хватит вам? Так вот, через полчаса выходим! Ясно вам?
Музыканты исчезли.
– Ну, Королёв? Поговорил с ними? Как впечатление? – спросил Егоров.
– Ребята хорошие, но забитые. В доску! И кем? Полковым командиром! Невзлюбил он их! А за что? Он ведь, Осинин-то, на финской войне-то, взводом командовал. Говорят – здорово. Там и Героя получил. Много ли времени прошло, а двинули его – и вот полк получил. А с полком не ладится у него. Разваливается у него! Он и сам это понимает, а сделать ничего не может. Так его и прозвали – «взводный»! Вот ему и показалось, что кто-то из музыкантов ему эту кличку подцепил, с тех пор и взъярился! Уж и комиссар его урезонивал, и комбаты говорили, что напрасно обижает людей, нет, ничего не помогает! Вот и оркестра-то у него уже давно нет, а он, как увидит музыканта, первым делом: «лодырь», «бездельник»…
Егоров внимательно слушал это безрадостное повествование.
«Интересно! Значит, и такие взаимоотношения бывают! Как же мне повезло, что я попал в общество Смеляка. Какую моральную поддержку оказывал он мне, музыкантам, как трогательно находил время, возможности, чтобы приободрить, развеять грустные мысли, да и сохранить от смертельной опасности», – думал он про себя.
Старшина Королёв, будто бы читая его мысли, продолжал:
– Смешно говорить! Наш Иосиф Степанович – и Осинин! Должности одинаковые, права одинаковые, ни у кого из них нет ничего различного, а всё по-разному! Да оно и понятно, у нашего душа, человек, а этот – человек тоже, но вот совсем другой! Вот и выходит – человек человеку рознь! Только чего он так добьётся? Не знаю!
– А нам, товарищ Королёв, и знать не надо! У него тоже голова на плечах, сам знает, как ему удобнее. А вот что-то долго нет наших товарищей? Но будем ждать.
– Чего же долго? Полчаса ещё не прошло. А они до такой степени дошли, что минуты лишней не задержатся. Да вон они и ползут.
В самом деле, все собрались быстро. Пересчитались и тронулись в путь.
– Эх! Кабы это да в последний раз! Век бы не видать ни передовых, ни переправ! Глаза бы не смотрели! – с чувством произнёс один из новых музыкантов.
– А вы не зарекайтесь! Мало ли что бывает? И переправ на нашем пути будет ещё ой как много! И с чего это вы так сердиты на передовую? Ведь вот вы, живы и здоровы, а многие ваши товарищи уж никогда больше отсюда не выйдут. Значит, для вас передовая была доброй, сохранила вас? Значит, не так уж она плоха! – сказал Егоров.
– Так это же случай! А для тех, кто лежит, – плоха? Э, нет, товарищ старший лейтенант, как говорят, дай Бог, чтобы не было этих передовых!
Подошли к переправе и замолкли. Тут было не до бесед.
В общем, к рассвету они вошли в Никольское. Селение это нельзя было назвать ни селом, ни деревней. Просто это был небольшой посёлок при МТС, разбитые здания которой были совсем рядом с домами посёлка и вытянуты вдоль шоссейной дороги, идущей из В** куда-то «в тыл». Дома были небольшие, типа изб, но крыты не соломой, а железом. Кое-где у домов были деревья, даже палисаднички. Где, в каких домах разместились музыканты? Но гадать не пришлось. Из-за угла вышел красноармеец с автоматом и сурово окликнул:
– Стой! Кто идёт?
Оказалось, что это был не кто иной, как Пугачёв, милейший и скромнейший паренёк, первый альтист. Он страшно обрадовался, увидев своё начальство, и сейчас же отрапортовал:
– Патрульный Пугачёв. Всё в порядке, товарищ старший лейтенант! Ростовский наряд назначил, всё проверил, служба идёт! А Кухаров всё хлопотал, а сейчас готовит ваше помещение.
– Молодцы! Я же знаю, что у вас всегда порядок.
– Вот в эту избу заходите! Там Кухаров. А вы, товарищ старшина, вон в ту входите, а товарищей поместим с нами. Идёмте!
Егоров вошёл в указанный ему дом и остановился в изумлении!
Кухаров, раздетый, в одних трусах, яростно мыл пол, натирая его чуть ли не железом. Около него стояло большое ведро с горячей водой, а рядом с ведром стояла старушка, которая, глядя на Кухарова, только ахала!
– Да сынок! Обдерёшь так всё! Дай-ка я тряпкой!
– Ладно! Кипяти воду. Сейчас мой командир придёт, купаться надо ему. Иди, иди, бабуся, проворачивай…
– А командир-то уже пришёл! – крикнул ему смеясь Егоров.
Кухаров обернулся.
– Вы уже пришли? Ну ничего. Я сейчас домою – и будете купаться. Бабуся! Шуруй насчёт водички! А пока идите, покурите в сеничках!
Пришлось подчиниться! Но через десять минут Кухаров пригласил Егорова в комнату.
– Я решил, товарищ старший лейтенант, уж сразу всё сделать! Бельё мы с Ростовским получили на всех, и на вас тоже, там Ростовский тоже всех купает. Всё чистое наденем, а грязное днём отдадим на склад, скажем, бельё нуждается в прожаривании, его сдадут куда надо! А искупаемся – всё верхнее под утюг, и ладно! Не будем же мы здесь чесаться? Тут-то уже и стыдно!
– Правильно, Дмитрий Александрович! Ты решил мудро. Только вот гладить-то уже поздно!
– А что нам? Сделаем подъём попозже! Всё равно завтра заниматься некогда будет!
– Это почему же?
– А как же? Устроиться надо? С бельём всё сделаем, сдадим, и надо будет пульты делать. Теперь большой оркестр, пультов надо штук тридцать пять, а то и все сорок. Вешалки для инструментов надо сделать? Для шинелей тоже вешалки нужны! Пирамидки для оружия нужно? Столы надо сделать? Без этого не обойдёшься! Ну, дел много. А потом надо обувь у всех пересмотреть, починить, а может быть, кому и перетянуть. Это всё срочно, а то потом, шут его знает, может, и времени на это не будет!