Егоров тщательно и придирчиво привёл себя в порядок и, будучи совершенно уверенным в том, что здесь всё будет сделано как надо, отправился в штаб.
Подполковник принял его как обычно, очень любезно и радушно, расспрашивал, как идут дела, как теперь выглядит оркестр и количественно, и внешне, поинтересовался, чем теперь занимаются музыканты, посоветовал не ослаблять караульной службы и закончил следующим:
– А как у вас с инструментами? Я знаю, что инструменты вашего полка с вами, а как остальные? Имейте в виду, что инструменты, какие были у Семидева и Осинина, ими сданы на склад ОВС и сейчас они там. Вы можете в любой момент пройти туда и взять всё, что вам надо, старшина ваш распишется в получении, и всё. Вот вам записка начальнику ОВС, кстати, он всегда там.
– Спасибо, товарищ подполковник! Я возьму с собой музыкантов, и они подберут себе инструменты при мне, сами. Это будет уже твёрдо, не придётся ходить и надоедать много раз.
– Конечно! Словом, это ваше хозяйство и можете этим распоряжаться сами.
На обратном пути Егоров зашёл в оперативный отдел и поговорил с Потыкайло, познакомился с кое-какими командирами, словом, начал включаться в новое для себя общество.
И, конечно, встретился с начальником АХЧ.
– Ну что же? Где ваши повара? Почему не берут продукты? Я на завтра вас снял с котла! – с места в карьер заявил он.
– Только имейте в виду, что я тоже буду стоять на довольствии со своими людьми. А за продуктами они приедут, не беспокойтесь!
– Значит, сырые будете кушать продукты? – посмеивался начальник АХЧ.
– Ну почему же сырые? Варёные, жареные! Всё достали, что нужно! Полностью.
– Как достали? Где достали? – схватился интендант. – Чего достали?
– Да всё! И котлы, и кастрюли, и чайники, и сковороды, и даже сервиз столовый! Всё как у людей! – отвечал Егоров.
– Слушай! Кто достал?
– Как кто? Солдаты! Кто же ещё? Ведь наш солдат всё умеет достать, из-под земли выроет, а найдёт.
– Ну молодцы! А повар-то есть?
– Как не быть? Два даже!
– Но ведь они же музыканты?
– То-то и ценно, что, когда надо, музыканты, а когда нужно, то и повара!
– Ну, дорогой, не обижайся! Приду когда-нибудь, попробую вашу стряпню! Не прогонишь?
– Как это можно? Будете гостем. Не особенно дорогим, конечно, но законы гостеприимства гуманны! В общем, накормить-то накормят вас, но уж потом и побеседуют с вами напрямую!
– Кто же будет беседовать?
– Музыканты! Попомнят вам ваши завтраки и обеды в ротной кухне!
– А что я? Я вас предупреждал! Говорил, что будет плохо. Я честно говорил, сразу, заранее!
Не успел Егоров войти в свою избу, как торжественно явились Королёв, Кухаров и Бондаренко. Они принесли на подпись заявку на продукты. У крыльца стояла Сонечка, запряжённая в тщательно вымытую и застеленную каким-то белым материалом повозку.
– Как требует гигиена! – заявил Бондаренко.
Егоров проверил раскладку продуктов, подписал заявку и пожелал удачи. Хозяйственники уехали.
Теперь можно было заняться письмами. Егоров написал большое письмо Максе, сообщил ей свой новый адрес, что теперь он в более спокойных условиях, что начал заниматься своим делом и, конечно, что очень скучает и много бы отдал, чтобы побыть около своих родных хоть немножко, но это пока что мечты и момент их осуществления далеко не известен. Написал письма и Добровину, и, наконец, в филармонию, из которой был призван в армию. В этом письме, помимо приветов и пожеланий, он просил прислать ему ноты последних музыкальных произведений, новинок, чтобы он мог их оркестровать на военный оркестр и познакомить с ними свою теперешнюю аудиторию, благодарную, восприимчивую и необъятную по своему количеству. Потом Егоров просмотрел подобие «каталога» имеющихся у него под рукой нот, сделал безрадостный вывод, что нот мало, катастрофически мало, и что желание Прохоровича с имеющимися у него материалами он выполнить не в состоянии. Но ведь это не выход из положения. Нот нет, но надо сделать, чтобы они были. Для этого прежде всего надо вспомнить всё, о чём просил Прохорович, записать, вспомнить гармонизацию этих вещей, проверить с музыкантами, ведь они тоже многое знают и помнят. А потом оркестровать. А дальше всё уже просто. Значит, надо достать бумаги, посадить линовать нотные линейки, достать желательно чёрной туши. А главное – тишина, сосредоточенность и возможность заставить себя внутренне услышать музыку, ту, что ему теперь нужна.
Тишина была! Бабуся, хозяйка избы, тихонько топталась на дворе, да её и никогда не было слышно. Помощники Егорова были в продскладе, иногда было слышно, как по улице проходили патрули, изредка доносились голоса музыкантов, усердно делавших пульты и вешалки. Можно было приступать к работе.
Егоров предварительно налиновал себе два-три листа нотной бумаги и, взяв в руку карандаш, углубился в слух. Работа шла успешно. Вскоре бумага покрылась нотными знаками, а Егоров улыбался беззвучно и писал, писал… И, конечно, курил! Очень вредное занятие – курение, но как легко работать, особенно памятью, одновременно с куреньем. Очень кстати стали выписывать комсоставу папиросы в их дополнительном пайке. Правда, сорта папирос неизменно менялись, но даже и эта постоянная смена табака не вызывала теперь кашля, а раньше, только закуришь какие-нибудь другие папиросы, как уже задыхаешься в кашле!
Работа шла великолепно!
Но открылась дверь и раздался голос:
– Вот это дымок! Вы что же, задались целью продымить всё своё помещение?
Егоров поднял голову и, к своему удовольствию, увидел стоявшего в дверях Колманова.
– Дорогой мой! Как я рад вас увидеть! Какими судьбами попали сюда?
– Судьбы, как говорили раньше, неисповедимы! А судьбы войны – тем более. Приказано пока состоять при штабе дивизии, в распоряжении разведотдела. Так и попал. Спросил про вас, мне сказали, где вы, я и пришёл. И, знаете? Очень хотел бы быть с вами! Не возражаете, если я разделю ваше общество?
– Да с наслаждением! Вот придут мои хозяйственники, и мы оборудуем вам ложе и всё прочее. И на довольствие можете стать с нами. Только всё-таки далековато в штаб ходить будет!
– Ну уж это ерунда! Я ведь утром уйду, а вечером, поздно, приду. Только вечерами и будем с вами. А я и этому рад!
Они начали мирно беседовать, а через несколько времени явились и Королёв с Кухаровым и Бондаренко.
– Ну, товарищ старший лейтенант, – начал Королёв. – Авторитет наш вырос, честное слово! Все завидуют! Вот, говорят, люди! Эти будут сыты! Всё пойдёт впрок, ничто мимо рта не пролетит. А начальник АХЧ сам нам всё вешал и отсыпал. Говорит – приду обедать!
– А норма-то хорошая? – спросил Егоров. – Достаточно продуктов-то?
– А как же? На два только выписали, а повозка полным-полна! Только теперь надо ещё наряд увеличить, рабочих на кухню. Дрова готовить и картошку чистить. Это, конечно, не трудно, но одним поварам не управиться!
Но оказалось, что специального наряда на кухню не потребовалось. Все музыканты были так дружелюбно настроены по отношению к собственному «ресторану», что в любую минуту являлись добровольцы и вся чёрная работа выполнялась в один миг и на высоком качестве.
– Значит, питание двухкратное, завтрак и обед. Как у всех. Ну что же, Дмитрий Александрович, желаю тебе успеха и удачи. От души! Не боишься?
– Признаться, немножко как бы боюсь! Но ничего! Завтра оцените! Если завтрак будет «не того», ручаюсь за обед! Надо ведь примениться к оборудованию! Да и к нормам. Это ведь не на пять душ закладывать!
– Понятно! А ты, Королёв, объясни эту мысль всем людям. Чтобы в случае чего не зудели! В обед, дескать, положение выправится!
Утром, едва успел Егоров встать и умыться, прибежал раскрасневшийся и взволнованный Кухаров.
– Ну и едят! Это же, товарищ старший лейтенант, немыслимо! Куда лезет столько? Прямо страх берёт!
– Кто ест? Расскажи спокойно!
– Да наши же! Завтрак-то приготовили, ну, получилось вроде ничего себе, я по полному котелку налил каждому, съели! Идут за добавкой, это после целого-то котелка! Сколько, спрашиваю? Давай, говорят, сколько можно! Ну, я ещё по целому! Съели! Вы слышите? И ещё идут! Ну, я и ещё подлил! И всё едят!
– Значит, понравилось? Так ты гордись! Тебя-то хвалят?
– Пока ещё жуют! Рты полные, тут не до похвалы! А вы готовы? Можно вам нести?
– Пожалуйста! Только не полный котелок! Соразмерь там!
Через несколько минут Кухаров поставил на стол котелок, аккуратно прикрытый сверху чем-то вроде салфетки, постелил старую газету, аккуратно нарезал хлеб, а тарелку и ложку положил каким-то «изысканным манером».
– Прошу вас, товарищ старший лейтенант, – тоном заправского метрдотеля пригласил он Егорова к столу.
Егоров поднял салфетку, и душистый пар поднялся над котелком. В комнате распространился вкуснейший аромат неведомого пока блюда.
Что же это было? Суп? Нет, не суп, для супа это было чересчур густо! Соус? Нет, не соус! Для соуса это было, пожалуй, жидковато! Но это было очень вкусно, питательно и… остро! Ложка же в котелке стояла стоймя.
Егоров ел и похваливал.
– Здорово, Кухаров! Прямо как в «Астории». И где это ты так навострился?
Кухаров расцветал!
– Правда вкусно?
– Очень вкусно! Просто великолепно! Давно такого не едал! Вот теперь расскажи, как это делается.
– Нет! Главное-то, какая норма! Ведь заложили мы точно как полагается на завтрак. Ну я сдуру-то и бахнул всё в котёл! Я-то думал суп приготовить. Ну, тут и картошка, и крупа, и консервы, значит… Вижу, густеет что-то. Ну, я добавил водички, а потом лаврового листика, перчика добавил. Маслица, конечно! И ни одного грамма сверх нормы. И все не то что сыты, а сверх горла наелись и ещё осталось человек на десять! Вот какая норма!
– Осталось, говоришь? Так ты накорми старух-то, угости, а то ещё выбросишь, как хорошие повара делают. Может, ещё и дети есть в посёлке? Узнай, покорми!
– А как же? Я уже сказал здешним, кто есть, чтобы пришли с судочками. Неужто же выкидывать?