рикрывалась руками, а когда кто-то из преследователей, широко размахнувшись, толкнул ее в плечо, она, хоть и видела его намерение, не сделала попытки увернуться. Казалось – если бы обидчик, не рассчитав направления удара, промахнулся бы и растянулся на земле, она бы первая кинулась его поднимать.
Он не заметил, как оказался во дворе. Когда настиг детей, они уже успели обступить девочку плотным кольцом и, вырвав из рук сумку, закинуть ее за забор. Безошибочно вычислив заводилу – кривозубого и ушастого, жутко веснушчатого мальчика, Симон подхватил его за шиворот, оторвал от земли и, тряхнув им, словно погремушкой – мальчик от неожиданности клацнул зубами и прикусил язык, – поставил на место.
– Н-н-н-н-ну-у-у? – надвинулся он на детвору, закатывая рукава рубашки. – Кто еще хочет обидеть мою сестру?
Заводила тоненько заскулил – от обиды и страха, и первый бросился наутек. Детвора припустила за ним. Остались только две девочки – та, которую обижали, и вторая, которая, метнувшись за вышвырнутой за забор сумкой, вернулась и вручила ее почему-то Симону.
– Отдай ей! – велел Симон.
Девочка протянула сумку Сусанне.
– Я ее не обижала, – выпалила она, смотря на Симона во все глаза.
– Она меня не обижала, – подтвердила Сусанна, – она говорила, чтобы меня оставили в покое. Но никто ее не слушал.
– Молодец, – лениво похвалил Симон вторую девочку и, моментально потеряв к обеим интерес, направился в школу.
Выросшей в затворничестве и привыкшей рассчитывать только на себя Сусанне сложно было представить, что кто-то посторонний может заступиться за нее. Никто и никогда не пытался ее защитить. Родители были замкнуты на себе, тетки бессловесны. Ошеломленная произошедшим, она поплелась домой, обещая себе после, когда разделается с уроками, подумать над тем, что случилось. Вторая девочка шла рядом, поддевая коленом громоздкий, с гнутыми углами и истрепанной ручкой, явно мужской портфель.
– Я и не знала, что у тебя такой взрослый брат, – полуспросила-полуутвердила она, пропуская Сусанну первой в школьные ворота.
– Он мне не брат. Он мне вообще никто.
Вторая девочка удивленно вздернула тоненькие брови, но сразу же махнула рукой – у нее были более важные темы для разговора.
– А это правда, что ваша соседка Безымянная ночами превращается в волка и съедает людей? – с опаской спросила она.
Сусанна фыркнула.
– Не говори глупостей!
Так они с Меланьей и подружились.
К шестнадцати годам в жизни Сусанны многое изменилось. Умерла старшая тетка – уснула и не проснулась. Младшая, выйдя из своей спальни и не дождавшись ее, заподозрила неладное и заглянула к сестре, а та давно уже не дышала. Сусанну поразила не внезапность произошедшего и даже не его необратимость. Ее ошеломила испачканная мочой и экскрементами постель старшей тетушки – удивительной чистюли и любительницы порядка. Смерть, вдоволь поглумившись над покойной, предстала перед живыми в той неприглядной откровенности, на которую способны, пожалуй, только умалишенные люди. Она оказалась омерзительнее всего, что Сусанна знала и наблюдала раньше.
Похороны прошли под моросящим ноябрьским дождем. Народу было совсем мало – несколько знакомых отца и родители Меланьи. Бабушка стояла в изголовье могильной ямы и, обхватив себя крест-накрест руками, раскачивалась в такт собственному монологу. Сусанна не прислушивалась – давно научилась пропускать ее слова мимо ушей. Она не отрывала взгляда от лица лежащей в гробу тетки, думая о том, до чего оно стало неузнаваемым. «Это точно она?» – будто прочитав ее мысли, прошептал ей на ухо брат. Она прижалась щекой к его плечу, вздохнула. За последний год он сильно вытянулся, обогнав ее в росте, раздался в плечах, охрип голосом. Он приобнял ее и, пытаясь утешить, неуклюже похлопал по спине. Она собиралась шепнуть ему, что все в порядке, но прикусила язык, заметив одинокий силуэт поодаль. Приглядевшись, она узнала дурочку Вардануш. Для ноября она была совсем легко одета – тонкое ситцевое платье, ботинки на босу ногу. Платье, намокнув от дождя, облепило ее худенькую фигуру, а платок, которым она неумело обвязала голову, поминутно сползал на лоб. Она терпеливо поправляла его, напряженно вглядываясь в даль, словно ожидая чьего-то появления. Сусанна проследила за ее взглядом, но никого не увидела.
Как только гроб коснулся дна ямы, бабушка завыла глухим утробным воем и вцепилась ногтями себе в лицо. Младшая тетушка, которая все это время поддерживала ее под локоть, попыталась отвести ее руки, но потерпела неудачу. И провожающие вынуждены были оторопело наблюдать, как старая безумная женщина, выкрикивая сквозь вой страшные проклятия, раздирает ногтями дряблую кожу лица. Могильщики, так и не дождавшись, что родные кинут на крышку гроба по горсти земли, принялись закапывать могилу. Сусанна отошла в сторону, чтобы не видеть бабушки – она знала ее лучше, чем кто-либо другой, потому воспринимала учиненное ею представление с брезгливым безразличием. Кроме нежно любимого брата и родителей Меланьи, относящихся к ней с искренней теплотой, не было в жиденькой толпе провожающих людей, которые вызывали бы у нее хоть каплю сочувствия или даже жалости. Все они: что мрачный и небритый, прикуривающий одну папиросу от другой отец, что полусогнутая и бледная мать, наконец-то сподобившаяся покинуть свой закут, что младшая тетушка – пожалуй, единственный более-менее вменяемый, но абсолютно безучастный к кому-либо, кроме собственной матери, человек – превратились для нее в совершенно чужих людей. Не сказать что Сусанна их не любила, но она не испытывала к ним никакой привязанности, и, умри кто-нибудь из них завтра, она бы не проронила и слезинки.
Отойдя в сторону, она приготовилась ждать, пока могильщики закончат свое дело. Стремительно холодало, влажный воздух пробирал до костей. Сусанна плотно запахнула пальто, подышала на озябшие пальцы, пытаясь согреть их своим дыханием. Вспомнила о Вардануш, поискала ее глазами. Та обнаружилась в другом конце кладбища. Запрокинув голову, она смотрела вверх и мерными круговыми движениями водила кистями. Приглядевшись, Сусанна различила в ее руках небольшой продолговатый предмет. От острого духа ущелья, резко накрывшего кладбище, защипало в носу и зарябило в глазах. Вардануш чихнула несколько раз, а потом резко отвела в сторону руку, будто оборвала что-то.
Стаскивая с шеи шарф, Сусанна направилась к ней.
– Накинь на плечи, простынешь!
Не дожидаясь ответа, она принялась укутывать Вардануш, но сразу же отдернула руку. Приложила ладонь к ее лбу.
– Да у тебя жар! Тебе нужно лечь в постель.
– Я всегда такая, – ответила Вардануш и расплылась в глупой, в долю мгновения испортившей ее красоту улыбке. Сусанна оторопела. Никогда прежде она не наблюдала такой молниеносной перемены: было такое ощущение, будто Вардануш, скоморошничая, сменила нарядную карнавальную маску на уродливую.
Вернув ей шарф, Вардануш направилась к выходу с кладбища. Мокрый подол липнул к ее голым коленям, мешая ходить, платок упорно сползал на глаза. Она неловко поправляла его тыльной стороной кисти, не выпуская темного предмета, который крепко сжимала в пальцах. Сусанну подмывало догнать ее и посмотреть, что такое она держит в руке, но она передумала. Что еще может носить с собой эта безобидная дурочка! Несомненно, какую-нибудь заведомую ерунду.
В освободившейся комнате старшей тетки теперь жил брат. Невзирая на протесты бабушки, требующей, чтобы выждали положенный для траура срок, Сусанна настояла, чтобы он туда перебрался. Она теперь не боялась бабушку и могла даже прикрикнуть на нее. Она никого теперь не боялась – ночи, проведенные под поток ругани и проклятий, не обезволили ее, а напротив – сделали сильней.
Первый бунт случился, когда ей едва исполнилось восемь лет. Беспокоясь, что брат может нечаянно проснуться среди ночи и испугаться бабушки, она, не спрашивая ни у кого позволения, перетащила на кухню лежащий в прихожей палас и, застелив его простынею и шерстяным одеялом, соорудила новое спальное место. На изумленные расспросы тетушек ответила, что они с братом не умещаются на кровати (что было истинной правдой) и ей не удается выспаться. Когда вернувшаяся из магазина бабушка, рассерженная самодеятельностью внучки, попыталась перетащить палас обратно, Сусанна устроила настоящую истерику с визгом и слезами в три ручья. Успешно перекричав ее, она для пущей острастки свалилась во вполне правдоподобный обморок (пригодился годами наработанный навык деланого сна), в котором благополучно пребывала достаточно долгое время, пока тетушки, несуразно суетясь, пытались привести ее в чувство. Брат, перепуганный происходящим, забился под кухонный стол, жалобно скулил и не соглашался оттуда вылезать. Сусанна пробралась к нему, обняла, шепнула на ухо, что все это для его же блага. «Ты ведь веришь мне?» Он мгновенно успокоился. Вечером она его уложила, сидела рядом, держа за руку, пока он не уснул. Ночью несколько раз поднималась, чтобы убедиться, что все с ним в порядке. Бабушка провожала ее тяжелым взглядом, не прерывая привычного потока сквернословия. Очерченные блеклым лунным светом, выступали из мрака поганый провал ее рта и нависший над верхней губой крючковатый нос. Когда внучка в очередной раз пошла проведать брата, она пробормотала ей вслед, достаточно громко, чтобы та услышала: «Будь ты проклята, сучье отродье». Сусанна даже бровью не повела. Забравшись в постель и со вкусом растянувшись, она внятно, чеканя каждое слово, проговорила: «Я не боюсь тебя больше, ведьма!» И добавила, не давая бабушке опомниться: «И никогда больше бояться не буду!»
Она ее действительно не боялась. Страх улетучился, уступив место необъяснимому тревожному состоянию. В теле стало тесно и неопрятно, казалось – там поселилась новая девочка, которая, в отличие от прежней задумчиво-созерцательной Сусанны, умеет лишь злиться и скандалить. Отчего-то ныли подмышки и тянуло в низу живота, левая грудь чуть припухла и невыносимо болела, а лоб обсыпало мелкими прыщиками. Изменился даже запах пота – стал каким-то звериным, острым и мускусным. Сусанна не понимала, что с ней происходит, но умудрялась извлекать пользу даже из такого своего состояния. Раздражение с тревогой необъяснимым образом подпитывали ее и придавали уверенности. Она действительно была из того рода непреоборимых людей, которые умели выживать при любых обстоятельствах. Брат, к сожалению, был слеплен из другого теста. Сусанна расстраивалась, распознавая в нем черты своих безвольных тетушек, и ясно осознавала, что ни на кого, кроме как на нее, он рассчитывать не может. Именно потому, набравшись решимости, она отселила его из спальни. Она не сомневалась – образ обезумевшей, исторгающей непотребную ругань бабушки ранит его до глубины души. Она пыталась защитить его, как умела. Она старалась изо всех сил.