— Да… кто-то, кто, кажется, знал когда-то давно этого Санчо Лефевра…
Он остановился посреди тротуара с таким видом, будто хотел сообщить ей что-то важное.
— Бывает иногда, оказываешься в каком-то месте среди людей, которых по большей части не знаешь… и ничего не остается, как слушать их разговор…
Она не совсем понимала его, но согласно кивала.
— В одном из таких случайных разговоров я и услышал имя Санчо Лефевра… Вот так… все очень просто… даже смешно… и вдруг я нахожу его фото в вашем альбоме.
Он взял ее под руку, и они пошли дальше. Вышли на пьяцца дель Пополо.
— А тот, кто упомянул Санчо Лефевра в этом разговоре, был довольно пожилой человек с очень темными волосами, возможно, грек или южноамериканец…
Она смотрела на него с любопытством, в свою очередь улыбаясь.
— Да вы настоящий роман мне рассказываете…
— Да, вы сами сказали… роман… Этот человек, судя по всему, был другом Санчо Лефевра… Его звали Бренос, Жорж Бре-нос…
На сей раз посреди площади остановилась она. Бренос. Имя, забытое на десятки лет, которого она не слышала больше ни от кого. Вот почему это имя, всплыв из небытия, причинило ей боль. Но она не могла дать этому имени лица, будто эти два слога «Бре-нос» ослепили ее внезапным светом.
— Вы так побледнели… вы, наверно, устали, мы слишком долго идем… и у меня такое чувство, что я докучаю вам этой историей…
— Нисколько… Мы можем где-нибудь присесть.
У нее немного закружилась голова, но сейчас было уже лучше. Имя Бренос было теперь для нее лишь все более слабым мерцанием, как свет маяка, когда удаляешься от берега.
Сколько лет сегодня этому Бреносу, если он еще жив? Сто? Ей хотелось задать ему вопрос, ведь, судя по его словам, он с ним встречался. «Возможно, грек или южноамериканец»… Она не помнила его лица, только черные, зачесанные назад волосы. И черные глаза.
Они сели рядом на террасе кафе «Розати».
— Нет… я никогда не слышала об этом Бреносе… Я никого не знала в Риме с таким именем…
Она лгала и злилась на себя за это. Почему бы не сказать ему правду? Да, этот человек теперь не имел для нее лица, но необычное звучание его имени кое о чем ей напоминало. Ей вдруг подумалось о двух молодых людях, девушке и юноше, чьи тела нашли в целости, coxpaнившимися в леднике, через пятьдесят лет после их смерти, возле деревни в Верхней Савойе, где она родилась. Воспоминания тоже вмерзли в лед, и хватило одного только имени «Бренос», чтобы они вышли наружу, хоть и припорошенные легким налетом времени. Так, ей не давал покоя вопрос, встретила ли она Бреноса до Санчо Лефевра, или это Санчо Лефевр познакомил ее с Бреносом. Ей казалось, что она впервые встретилась с обоими летом в «Гранд-отеле» в Ментон-Сен-Бернар, где тогда нашла работу. Во всяком случае, это Санчо Лефевр убедил ее покинуть «свою дыру», как он говорил, — он и сам это сделал несколько лет назад. И тем же летом она решила сменить имя. Но почему выбрала Ноэль?
Она помнила что-то вроде маленького замка в Солони — «замок Бреноса в Солони», часто повторял Санчо, как рефрен старой французской песенки, таким тоном, будто посмеивался над Бреносом, — в этом «замке» она провела тогда несколько недель с Санчо Лефевром и Бреносом.
— Вообще-то мне кажется, что вы сейчас пишете роман… уж очень вас интересуют эти люди со странными именами…
Она силилась говорить веселым тоном, но ей было не по себе. Впервые сегодня ее посетили эти воспоминания, как шантажист, когда вы уверены, что он давно потерял ваш след, а он однажды вечером тихонько стучится к вам в дверь.
— Да, вы правы… роман…
Он пожал плечами и улыбнулся ей.
— Я слышал об одной француженке, которая живет в Риме… Ей дали прозвище, когда-то давно… Альпийская пастушка… Вам это ничего не говорит?
— Нет.
— А что сподвигло вас поселиться в Риме насовсем?
— Случайность.
Другого слова она найти не могла. Она никогда не задавалась этим вопросом, но сейчас, вернувшись в прошлое из-за внезапно выплывших из тени имен, Санчо Лефевр, Бренос, спросила себя, как она жила в ту пору. И что же? Бегство попросту было тогда ее образом жизни. Сначала она бежала из мест, где родилась. Потом бежала от Сержа, для всех Санчо Лефевра, успев познакомиться с ним ближе и пожить вместе в Риме. Укрылась в Париже. Потом, когда Серж, для всех Санчо Лефевр, ее нашел, снова бежала с ним в Рим. А после его смерти осталась в этом городе, и это было окончательным бегством. Бегством без конца.
— Да, случайность. Только случайность…
В конце концов, у нее нет никаких причин доверяться ему. Для этого нужно было бы лучше его узнать.
— А вы скоро вернетесь в Париж?
— Не сразу.
— Будьте осторожны. Если слишком надолго задержаться в Риме, рискуешь остаться навсегда.
Разговор вернулся к безобидным темам, и она вздохнула с облегчением. Тени Санчо Лефевра и Бреноса рассеялись. Но очень скоро она вдруг ощутила неловкость. Почему он упомянул двух человек, которые оба были связаны с определенным временем в ее жизни — таким далеким, что она и думать о нем забыла? Фотография в альбоме среди сотен других, имя, произнесенное призраком однажды вечером в гомоне разговора, как эти такие расплывчатые детали могли привлечь его внимание? Наверно, она для него не совсем незнакомка, кто-то определенно говорил с ним о ней. Иначе как объяснить эти совпадения? Она решилась задать ему вопрос.
Она повернулась к нему. Он смотрел на площадь, церкви-близнецы и обелиск. Уже стемнело, кафе закрывалось. Однако им обоим казалось естественным оставаться здесь: но как долго? Они сидели радом, хотя на террасе кафе, казалось ей, сидят скорее лицом к лицу. Она видела его в профиль, и внезапно этот профиль ей кого-то напомнил. Она где-то слышала, что люди часто более узнаваемы в профиль, чем анфас, и на сей раз доверилась своей памяти. Рано или поздно она вспомнит, чей это профиль. И потом, было отчего-то волнительно сидеть рядом, словно они путешествовали в поезде или в автобусе.
— Где вы живете в Париже?
— Я всегда жил в Пятнадцатом округе.
Она спросила себя, не могла ли встречать его в ту пору, в компании высокого брюнета в куртке из вывернутой овчины и того, другого, который работал в компании грузоперевозок. Но она не помнила их имен. Да и было ли это в Пятнадцатом округе?
— Этот округ очень изменился…
— Полная противоположность Риму. Здесь никогда ничего не меняется. Эта площадь все та же испокон веков…
— Вам знаком Пятнадцатый округ?
Он смотрел ей в глаза со странной настойчивостью.
— Не думаю.
— Я мог бы составить вам список всего, что изменилось там за последние годы…
Не только профиль, но и взгляд тоже ей кого-то напоминал.
— Снесли все здания на набережной… и даже дансинг «Марина»…
Он пожал плечами и добавил тише, почти шепотом:
— И почту с окошком «До востребования» на улице Конвансьон…
Он улыбнулся. Можно было подумать, что он процитировал ей конец стихотворения, вроде того рефрена, который повторял Санчо Лефевр в прошлой жизни: «Замок Бреноса в Солони…»
И снова ей показалось, что она едет рядом с ним в купе поезда. Или, скорее, в автобусе.
* * *
Она проводила его до отеля на улице, которая вела от пьяцца дель Пополо к Тибру.
— Мы могли бы завтра поужинать вместе, если хотите.
— С удовольствием.
— Встретимся в галерее в то же время.
— Я оставлю пока у себя альбом Ночного Гаспара.
Она шла домой по виа Фламиния. Ни души. Она понятия не имела, который час. Охотно села бы на ночной трамвай, если они еще ходили.
Обрывки воспоминаний хаотично сменяли друг друга, и все они принадлежали одному времени ее жизни. Домик под деревьями, рядом с замком Бреноса в Солони. В большой комнате на первом этаже, отделанной панелями темного дерева, поставили бильярд. Ее комната была на втором. На вокзале во Вьерзоне ее встретил мужчина, некто Поль, о котором Санчо Лефевр говорил, что у него «счастливые зубы»[4]. Она встретилась с Санчо Лефевром в замке Бреноса. А потом, через некоторое время, они вместе уехали на машине. Солонь. Аннеси. Швейцария. Рим. И снова Аннеси. Лазурный Берег. Рим. Она не знала, пересекли они итальянскую границу в Вентимилье или в Швейцарии. Вернувшись в Рим, она больше не покидала этот город. Тот ноябрь, когда она приехала сюда в первый раз… Шел дождь. Проспект до Порта Пинчиана был пуст и темен, как променад на берегу моря, покинутый курортниками. Но она повторяла про себя фразу, которую где-то слышала: Хороших дней недолго ждать.
Впервые она так напрягла свою память. И вдруг словно разорвалась какая-то завеса, и еще более давние воспоминания медленно всплыли на поверхность, то был заснеженный пейзаж ее детства, задолго до того, как она сменила имя. Она была уже не в машине Санчо Лефевра, который вез ее из Солони в Италию, но в автобусе, одном из тех, что останавливались на Вокзальной площади в Аннеси. Они стояли перед зданием с фасадом из щелястых досок это был пришедший в запустение отель, похожий на старенькое шале, и она недоумевала, кто может в нем жить.
Зимние автобусы и летние автобусы. Зимой приходилось ждать их рано утром, и фары заливали снег желтым светом. Из деревни автобус шел до самого Аннеси. Он останавливался на Вокзальной площади, перед отелем. На первом этаже и в этот час было открыто кафе, какие-то люди еще стояли у барной стойки, последние ночные клиенты.
И автобус в воскресенье вечером. Из Аннеси он ехал до деревни с несколькими остановками, и ей казалось, что эти воскресные вечера всегда были зимой. В эти автобусы садилось гораздо больше народу. Часто не всем хватало сидячих мест.
Летние автобусы. Она садилась в Аннеси на Вокзальной площади, около шести вечера, после работы. Автобус ехал вдоль озера по авеню Альбиньи. За стеклом она угадывала запах каникул и масла для загара. В конце большой аллеи между теннисными кортами виднелся фасад отеля «Империал», скрывавший пляж. Но вскоре автобус сворачивал налево, дорога шла под уклон и уходила далеко от озера, в глубь земель. Каждый раз в этот момент ей хотелось убежать.